– Эй! – звонко окликнул эльф пробредавшего мимо мужика. – Что празднуете?
Тот вскинул на него заплывшие глаза – цепкие и недобрые. Потом ответил. Они говорили на тальвардском, но Эллен к этому времени уже вполне понимала здешний язык – достаточно, чтобы разобрать: здешний корчмарь отдает дочку замуж и всю деревню поит задарма.
– Отлично, – сказал эльф и вдруг подмигнул Эллен. – Может, и нам что перепадет.
Она посмотрела на него с изумлением, все еще не привыкнув к тому, как резко у него менялось настроение, – только что он ехал впереди нее, сгорбившись в седле и излучая ненависть ко всему живому, а сейчас едва ли не насвистывал.
«Не к добру это», – подумала Эллен и поежилась.
Внутри царил полный хаос. Праздник, видимо, начался давно: кто-то уже валялся под сдвинутыми лавками, кто-то под нестройное гиканье зрителей танцевал на столе, а в углу шла шумная потасовка. Невесту Эллен узнала сразу: раскрасневшаяся, но счастливая с виду молодая девушка с широкой белой лентой в темных волосах сидела во главе стола рядом с крепким плечистым парнем, оглушительно хохотавшим и лупившим кулаком по колену. Самого корчмаря тоже легко было узнать – он сидел по левую руку от невесты и казался самым трезвым из собравшихся. Его хитрые маленькие глаза то и дело обводили зал, проверяя, не перешло ли веселое буйство гостей пределы, за которыми свадьба превратится в убыточное предприятие. Во время очередного такого осмотра он и наткнулся взглядом на добрых господ, почтивших своими визитом его скромное заведение в столь неподходящее время.
Эллен отдала корчмарю должное: он сразу сообразил, что свадьба дочки – не повод упустить наживу, тем более что в его захудалое заведение добрые господа забредали, очевидно, не каждый день. Он мигом вылез из-за стола и, почтительно согнувшись, трусцой подбежал к Глоринделю. Старик оказался из расторопных и смекнул, что, если гости по уши заляпаны грязью и с плащей у них течет вода, это еще не значит, что их карманы пусты.
– Полно тебе, любезный, – мило улыбаясь, перебил эльф, когда корчмарь начал рассыпаться в извинениях по причине неподобающего вида таверны. – В такую погоду хоть соломенный навес – а уже крыша над головой. Если у тебя угол найдется – заплачу щедро. А нет – так хоть пригласи к столу выпить за здоровье невесты.
Она должна была догадаться в этот миг. Я должна была понять именно тогда, думала Эллен позже, должна была, ведь я же знала, что он любит обесчещивать. Что это его самая излюбленная забава, и только ее предвкушение способно так поднять ему настроение.
Я это знала, думала Эллен несколько часов спустя. Не могла знать, но ведь знала же. И все равно не попыталась его остановить.
Разумеется, щедрый господин получил и угол, и преисполненное расшаркиваний и лебезения препровождение к столу. Эллен посадили рядом с ним. Взгляды, которые бросали на незваных гостей притихшие крестьяне, отличались от того взгляда, который бросил на нее мужик во дворе, – в них читалось лишь раболепие и искреннее восхищение. Будут теперь годами вспоминать свадьбу дочки корчмаря, которую почтили своим присутствием добрые господа дворяне…
Да уж. Будут вспоминать. Годами.
Пили здесь сидр и местный самогон – все отвратительного качества, и Эллен едва не стошнило сразу после того, как она опрокинула чарку в горло, надеясь хоть немного унять дрожь. Эльф тоже изволил испить поднесенную отраву, прикрыл рот тыльной стороной ладони, шумно вдохнул и разразился комплиментами. Корчмарь зарделся от удовольствия, а крестьяне слушали разинув рты. Уже сильно пьяный жених вторил им, млея от нежданно свалившегося свадебного подарка судьбы, а его невеста сидела, подперев круглое личико обеими ладонями, и не сводила с эльфа огромных, влажно поблескивающих глаз.
Сперва Глориндель, казалось, даже не обращал на нее внимания. Пил, ел, нахваливая хозяина, насвистывал в такт хрипящей свирели и очень много смеялся. Эллен никогда не видела его таким. От него невозможно было отвести взгляд – эльф словно излучал что-то, неумолимо к нему притягивавшее, и не только когда дело касалось грубых мужиков, привыкших при разговоре с господами глядеть в землю. Еще вчера Эллен готова была поклясться, что Глориндель убил бы любого холопа, который во время беседы с ним посмел бы оторвать взгляд от своих сапог, а сейчас он хохотал с ними и хлопал их по плечам, и уже через час они все, все поголовно были в него влюблены. Эллен, к тому времени почти оглохшая от всеобщего ора, с помутневшей от выпитого головой, отстраненно подумала, что господин Глориндель сейчас может взять молодую невесту на руки и унести наверх, а они будут хлопать ему, как хлопали бы ее законному мужу.
Она вдруг увидела это – в самом деле почти увидела, как он поднимается по лестнице, увлекая ее за собой… только волосы у нее почему-то рыжие, огненно-рыжие…
Что-то будто лопнуло у Эллен в голове – отчетливо, вязко и гадко. Она вскрикнула и сжала виски руками, но никто не обратил на нее внимания.
– Ну, друзья мои, потешили доброго господина, и довольно! – поднимаясь, наконец сквозь смех проговорил Глориндель. – Вы-то завтра на сенокос не встанете, а нам – в дорогу. Хозяюшка, проводи гостей до покоев!
Последняя фраза была обращена к невесте, и это, насколько помнила Эллен, был первый раз, когда эльф заговорил с ней. Та заулыбалась, стала вылезать из-за стола, подталкиваемая одобрительно шикающим мужем. На девушке было узкое красное платье с высокой талией и низким вырезом, расшитым белыми цветами.
Невеста вышла из-за стола. Глориндель, паясничая, предложил ей руку – таким непринужденным, небрежно изящным жестом, что отказаться не смогла бы и самая верная жена. Девушка, вспыхнув, заулыбалась шире и вложила маленькую ладошку в твердую руку эльфа. Тот принялся нарочито торжественно вышагивать к двери в спальную часть дома, гримасничая и подмигивая собравшимся через плечо, а они свистели и хохотали, и муж девушки – пуще всех. Эллен смотрела то на эльфа, то на пьяную толпу и думала – что же это, разве они… не понимают?.. и разве он… осмелится?
Она поняла, что произошло, только когда эльф с девушкой скрылись за тряпичной занавеской, отгораживающей зал от жилой части дома. С минуту Эллен сидела на месте, одурманенная стоявшим в воздухе ором, винным паром, запахом лука и немытого тела, потом стала подниматься – но ее тут же перехватил за локоть жених, пьяно залепетавший что-то вперемежку с икотой. Вид его перекошенного, раздутого от хмеля лица мгновенно протрезвил Эллен; она вырвалась, протолкалась меж рядов лавок, отбрасывая от себя чьи-то руки, и бросилась прочь из этого душного липкого хаоса в прохладную тьму, туда, куда эльф увел чужую невесту.
Она не верила, пока не услышала, – и тогда даже не хотела верить. Сначала ей показалось, что это просто усилился дождь, но потом она поняла, что слышит шум борьбы. Доносился он из-за двери на втором этаже, в самом конце коридора, – заботливый корчмарь выделил дорогим гостям место подальше от всеобщего гама… Эллен слышала глухие, полные ужаса стоны и тихий, ласковый голос Глоринделя, от которого у нее мурашки поползли по коже.
– …красивая, как эльфийка… – отчетливо услышала Эллен и вдруг поняла, что не может этого вынести.
Уже зная, что увидит, она протянула руку, коснулась кончиками пальцев двери, толкнула… Дверь отворилась без скрипа, и она увидела эльфа, стоявшего возле кровати на коленях с приспущенными штанами. Жертву он скрутил одной рукой, прижимая ее к постели своим телом, а другой задирал ее алую юбку. Девушка мотала головой, разбрызгивая слезы, льющиеся из остекленевших глаз. В первый миг Эллен не поняла, почему она не кричит, а потом увидела, что эльф заткнул ей рот белой лентой невесты, сорванной с ее головы.
Мгновение она стояла, не в силах пошевелиться, и этого мгновения ему хватило, чтобы почуять неладное и обернуться. Эллен не успела даже отступить – только завороженно смотрела, как он поднимается, отпускает свою жертву, шагает вперед… Эллен перевела взгляд ниже и увидела его напряженное мужское естество, выставленное наружу из штанов, – и в этот миг он ударил ее так, как никто никогда ее не бил. От удара из глаз Эллен брызнули слезы, зубы хрустнули, рот немедленно наполнился кровью. Эллен рухнула на пол, чувствуя, как темнеет в глазах, и моля небеса только о том, чтобы не потерять сознание. Жесткая рука вцепилась ей в волосы, подняла, швырнула в дверной проем, на шаткие
