– Вы назвали меня… там, когда я… хотела… Вы назвали меня мужским именем. Этим… именем… Почему?
Его лицо застыло, взгляд заледенел, и Эллен запоздало поняла, что нельзя было задавать этот вопрос.
– Я подумал, что это поможет, – коротко сказал эльф и, круто развернувшись, зашагал к лошадям, мирно щипавшим траву.
Эллен посмотрела на грязную до неузнаваемости ленту, валявшуюся в траве. Подняла ее, перебирая пальцами прохладный шелк. Ей все казалось, что она вот-вот вспомнит что-то, но что – она никак не могла понять.
В вышине, у самого неба, безмятежно щебетали птицы.
Им пришлось вернуться в пещеру, хотя, едва выйдя наружу, Натан был бы готов поклясться, что не переступит ее порога больше ни за что на свете. Было ясное утро, извивающуюся меж холмов долину заливало солнце, а там, внутри, пахло смертью.
Но вернуться пришлось. Они не знали, есть ли поблизости ручей, а искать не было ни сил, ни времени. В пещере же оставалась вода. Пить ее Натан не стал бы и под угрозой казни, но надо было промыть его рану. Вообще-то если вода была отравлена, таким образом яд попал бы прямо в кровь. Но Рослин сказала, что подсыпала яд только в котел. Натану не оставалось ничего иного, кроме как поверить ей. Хотя что-что, а
Они почти не разговаривали – перекинулись только парой фраз. Рослин не смотрела Натану в глаза, а он думал о том, что она сказала у входа в пещеру. Вернее, о том, как она его назвала.
Странно, но это вызывало у него бурное, почти детское возмущение. Чудовище? Я – чудовище? Кто же тогда вы, миледи, по сравнению со мной?
Он думал об этом, глядя, как Рослин льет воду на его рану. Время от времени она безразличным голосом просила его повернуть руку, и он медленно поворачивал ее – то ладонью вниз, будто предлагая на нее опереться, то ладонью вверх, будто о чем-то прося.
Рослин обрабатывала рану равнодушно и деловито, словно опытная знахарка. Когда она высыпала из своей котомки щепотку какой-то травы, Натан инстинктивно отдернул руку.
Рослин подняла на него глаза, и Натан в который раз подумал, что, если бы видел только их, никогда не подумал бы, что они принадлежат девочке… женщине, человеку.
– Это целебная. Чтобы скорее затянулось, – проговорила она так, будто знала, чего он боится.
Боится… Что, Натан, ты правда боишься ее?
– Почему вы назвали меня чудовищем? – резко спросил он.
Она слабо, но лукаво улыбнулась, опустила глаза.
– Как еще назвать человека, который убивает тех, кто дал ему кров?
Натан задохнулся от возмущения.
– Что?! Вы… это
– Стэйси, – протянула Рослин и аккуратно опустила крохотную горстку травы на открытую рану. Натан ничего не почувствовал – только мельком взглянул на сухие крошки, увязшие в его крови. – Стэйси была такая… искренняя. Такая ужасно честная. Ты знал ее в Калардине, верно? Немудрено, что она уехала. Такие, как она, в Калардине долго не живут. А здесь, видно, все иначе… Мне нравится эта страна. А тебе не нравится, правда?
– О чем вы говорите? – раздраженно бросил Натан.
Рослин наложила на рану полоску чистой ткани, принялась медленно, но крепко обматывать руку Натана. Кисть почти сразу начала неметь.
– Ты ничего не понял, да, Натан? Стэйси любила тебя. И думала, что ты здесь ради нее. Что ты ее искал. А ты вместо этого ее убил. Так и не поняв, чего она на самом деле хотела.
Она говорила так спокойно и так уверенно, что Натан оторопел.
– С чего вы… взяли? – выдавил он, не сводя глаз с ее опущенной головы.
– Увидела. И ты бы увидел, если бы не был чудовищем. Почему ты бросил разбой, Натан? Скажи мне. Почему? Что ты в себе увидел, что тебя так испугало? Не это ли самое?
Натан отнял руку. Конец матерчатой полосы выскользнул из пальцев Рослин. Она подняла голову и посмотрела на Натана с улыбкой.
– Угадала?
– Да бросьте вы! – вскипел Натан. – Не знаю, что вам там почудилось, но только Стэйси хотела убить меня, а вас продать тальвардам. К слову сказать, всех этих ребят тоже убили вы.
– Клевета, – засмеялась Рослин. – Ты их убил. От моей руки умерли только двое. Сердце, должно быть, не выдержало.
– Ты отравила их!
– Это был не смертельный яд. Очень болезненный, но не смертельный. Они бы промучились с коликами и рвотой до ночи, а потом выздоровели бы. Не все, но многие. Даже без противоядия. Но ты не дал им такой возможности.
Натан не мог смотреть ей в лицо.
Он сказал Стэйси, что стал цивилом, то есть гражданским лицом, простым человеком, озабоченным только целостностью своей шкуры и имущества… Но разве смог бы цивил невозмутимо и без колебаний добить двадцать человек? Что могло бы заставить цивила пойти на такое? Животный страх? Вряд ли. Цивилы, одолеваемые страхом, бегут без оглядки. А бандиты с большой дороги – зачищают тылы, чтобы спокойно спать ночами.
Настолько спокойно, насколько это вообще возможно.
«Чтоб тебя демоны разорвали, Стэйси, – мрачно подумал Натан. – Что ж ты еще хотела. С волками жить – по-волчьи выть. С цивилами я так больше не поступаю, и именно за это ты хотела меня убить».
Хотела, Натан… Хотела. Но не убила. Здесь один убийца, и это ты. Даже не эта маленькая девочка с глазами смерти. Ты. Только ты.
– Почему вы не сказали мне? – хрипло спросил он, глядя на солнце.
– Ты не спрашивал. Ты просто решил, что я такая же, как ты. И про Стэйси ты до сих пор думаешь то же самое. Ты уже забыл, что я тебе только что сказала.
– Вы глупость сказали, – резко ответил он. – Стэйси вообще любить не умела. И уж ко мне-то нежных чувств не питала точно. Вы еще слишком молоды, миледи. Взрослые… мужчины такие вещи чувствуют, уж мне поверьте.
Рослин молча пожала плечами. Как будто хотела сказать – что ж, оправдывайся, если тебе так легче.
Но ему не становилось легче.
– Проклятие, да поймите же вы! Если бы хоть один из этих людей остался жив, нас догнали бы и убили!
На этот раз она даже не пожала плечами, просто стала собирать свои травы.
Да что ж такое – Глориндель пытался его заставить убивать по прихоти, а эта маленькая дрянь не дает убивать по необходимости!
Только вот в самом ли деле эта необходимость была?..
Натан снова посмотрел на Рослин. Она была такая маленькая и грязная, нечесаная, бледная – ни за что не догадаешься, что калардинская княгиня… Натан попытался представить ее во всем великолепии ее ранга, восседающую на троне в парадном зале княжеского дворца, в подбитой соболями мантии, в тяжелой, слишком большой для нее короне на тщательно уложенных волосах… И не смог. Этого не будет, вдруг с непонятной уверенностью подумал он. Никогда не будет. Она так и останется маленькой и чумазой беглянкой… Потому что он не мог представить ее не только чистой и хорошо одетой, но и взрослой. Как будто она взрослой уже никогда не станет… или, может быть, ею и родилась.
– Что вам нужно в Тарнасе, миледи? – спросил Натан, глядя на нее сверху вниз. – Зачем вам туда? Что вы ищете? Почему вам… дома не сиделось?
Она тихонько засмеялась, не поднимая головы, и снова это был такой знакомый смех…
– Ты же знаешь почему, зачем спрашиваешь?
