он бросится спускаться по веревке, то окажется на улице как раз перед открытой дверью и тогда большой шанс, что попадет в руки солдату, когда тот кинется преследовать оставшихся в живых бандитов. И тогда всё!
Сашка поднял свой арбалет, поймал в прицел спину солдата и выстрелил. Так Сашка убил второго человека в своей жизни. И первого — осознанно. Смог бы он нажать на спусковой крючок, если бы не тот убитый им хаммиец? Сашка не знал ответа. Убийство торговца до сих пор представлялось Сашке каким–то нереальным сном, но ведь оно было, поэтому он сейчас легче воспринял убийство им солдата. Так было надо! Тем более он же солдат, готовый постоянно рисковать своей жизнью. И еще такие вот солдаты продали его в рабство, а другие отвели к храмовникам, а еще другие схватили мальчишек и отправили их на смерть. Почему он, Сашка, должен жалеть? Солдат его точно не пожалел бы. Или ты или тебя. Это правило этого мира.
Оставшиеся пятеро, да еще и державшийся сзади Пиявка, быстро добили раненого солдата. Потом разбежались по дому в поисках ценных вещей.
— Ищите в разных местах. Только дураки прячут ценности в одном месте! — крикнул вдогонку Пиявка.
Сашке было боязно подойти к убитому им человеку, но там был его болт. Надо бы вытащить, ведь у него оставался в запасе всего один, но Сашка так и не решился, не смог.
Бандиты тем временем уже несли награбленное, да их уже не шесть, а больше, когда еще другие подошли? А Жердяй по–прежнему скулит, крови под него натекло. Один из бандитов подошел к раненому и вонзил тому нож в горло. Вот только сейчас Сашка испугался. Нет, не за себя, просто столько жестокостей и смертей одновременно…
— Эй, парень — обратился к Сашке один из бандитов, — чего застыл? Делай ноги!
Шли долго, по каким–то пустынным улочкам. Пришли. Пустырь, развалюхи на нем. Хитрец подозвал Сашку и сказал:
— А ты молодец. Будет толк… если к храмовникам раньше времени не попадешь.
Все негромко засмеялись.
— Держи. Заработал. — И сунул Сашке в ладонь золотой.
— Сколько же они заработали на этом деле? — подумал Сашка.
— Я его провожу, дорогу покажу, — вдруг проявил участие Пиявка.
Пройдя вдвоем до конца пустыря, Пиявка сказал:
— Этим утром жди меня за окончательным расчетом. — И посмотрел на ладонь мальчика, сжимавшую золотую монетку. — Твой дом отсюда недалеко, вон в той стороне.
Сашка долго не мог уснуть, а задремав, постоянно просыпался от каких–то кошмаров, вспомнить которые он не мог. Только под утро пришел нормальный сон. Пришел и ушел со стуком в дверь.
Зарядив арбалет последним болтом, Сашка открыл дверь и отступил в угол комнаты, зайдя за стол.
— Ну, пора делать окончательный с тобой расчет. Как ты думаешь, твоя жизнь стоит золотого?
Сашка презрительно скривился и кинул золотой Пиявке.
— Всё?
— С тобой всё. Теперь с Обрубком.
— Я за него с тобой рассчитался с лихвой.
— Это была плата за его спасение. Конечно, он таких денег не стоит, но ты сам назвал цену.
— А сейчас что ты хочешь?
— Шесть лет я, а потом Ржавый кормили этого бездельника.
— Но он отдавал всё, что заработал.
— Плата два медяка в день, а отдавал он меньше. И его кормили, давали кров, заботились о нем.
— Кров? Холодный пол. Заботились?..
— Кто же такого вонючку пустит на лежаки? И заботились, волосы стригли, чтобы не выглядел как раб.
— Видел я как стригли. Насмехались. И кормили так, что он с голоду умирал.
— Надо было больше зарабатывать. Он мне должен и я с него возьму.
— Две медянки?
Пиявка покачал головой и ответил:
— За месяц он недоносил по двадцать медянок. То есть полсеребрянки. За год уже шесть серебрянок. За шесть лет золотой.
— За шесть получается тридцать шесть серебрянок.
— А проценты?
Сашка замолчал.
— Значит, так, — продолжил Пиявка. — За Обрубком золотой. Отдашь, долгов больше не будет. Отдашь, отработав на деле.
— С меня взял золотой, ладно, золотой за жизнь. Но кроме золотого я еще и на деле был. Значит, вчерашнее дело идет в оплату за Дара.
— Нет. Вчерашним делом ты отработал проживание в этом доме. Дом–то не твой, а удачи. То есть мой. А сегодня вечером пойдешь ещё на дело.
Сашка поник головой. Да, попал в кабалу…
Днем Сашка был уже у друга. Рассказал ему все, что произошло. И про убийство солдата. И про требования Пиявки.
— Переживаешь. Вижу. Но ты правильно поступил, что выстрелил. Если не ты, то тебя. Я бы тоже так сделал, только мне уже не суждено: нечем. А Пиявка всегда был гнидой. И насчет двадцати медянок в месяц он наврал. Я ведь вначале больше нормы приносил. Маленький совсем был, вот и жалели, кидали в миску. А потом все меньше и меньше. А Пиявке всё было мало. Он меня специально избивал, чтобы выглядел более жалостливо. За эти годы он столько должен был накопить… Ловкач в тот первый день, когда с ребятами тебя ограбил, тебе половину вернул. Так?
— Так.
— А Пиявка в первый день у меня отобрал всё. Даже на одежду посматривал, только она уже вся изорвалась. Чтоб его самого ограбили!
— Постой, Дар. Он же должен где–то хранить свои деньги. Там вчера он сказал подельникам: «Только дураки хранят все в одном месте». Может быть, деньги у него в разных местах? В его доме только часть. Вот только где другие места? Проследить бы. Только как? Увидит, что следим и ножом…
— Сашка. Вот какое дело. Когда мне отрубили руки, Пиявка стал меня брать с собой ходить по городу. Но чаще он заходил в один дом, не дом, лачугу какую–то. Я там стоял на стреме. Что он там делал, я не знаю, но он там был один, это я точно знаю. И мне строго наказывал, чтобы я молчал, иначе грозился уши отрезать.
— И ты думаешь…
— А что ему там делать одному? И зачем скрывать от всех?
— А тебя зачем брал?
— Я же маленький был. Стоял на стреме. Никому не болтал. И без рук. Ничего не возьму. Ребята постарше, может быть, и догадались бы. А мне тогда вообще было не до чего. После палача–то.
— Ты найдешь дорогу туда?
— Постараюсь. Через седьмицу заканчивается плата лекарю, и мне отсюда надо будет уходить. Лекарь сказал, что через два–три дня будет снимать повязку. И голова уже не болит. Рана на лбу почти заросла. На месте клейма теперь будет большой шрам. Только ты эту седьмицу, братик, продержись. Хорошо?
— Ладно.
А вечером за Сашкой зашел подельник Пиявки и отвел его на какой–то пустырь. Здесь кроме Пиявки было еще два человека явно бандитского вида. Шило и Таракан, как их назвал Пиявка.
— Будешь стоять на стреме. В случае чего стреляй из арбалета.
А потом Пиявка ушел, оставив Сашку с тремя его бандитами. Сашка думал, что они снова будут грабить чей–нибудь богатый дом, но, к своему удивлению, бандиты так и не вышли за пределы района
