Ламья сходила на кухню и завернула кран.
Время исчезло.
Вернее, спряталось.
— Ты не спишь? — спросила она.
— Нет.
— Можно лечь с тобой?
— Ложись.
Она принесла подушку, легла и прижалась ко мне.
— Спокойной ночи, — прошептала она.
Но я этого уже не слышал.
Решили искать Наташу порознь. Я остался дома. Нужно было обзвонить друзей и знакомых. Вполне вероятно, Наташа находилась у кого-то из них. А Ламья отправилась на Буюкодар. Шла неделя Байрана,[30] и компания Дениза могла задержаться на острове.
Позвонил Жале.
— Наташи не было уже три дня, — холодно сказала она. — А еще я хочу тебе сказать, Никита, — мне стыдно, что я приютила такого человека, как ты.
— Мне тоже есть что сказать, Жале, — сказал я. — Прекрасно понимаю, чем вызвано такое отношение ко мне. Это, конечно, касается маленького инцидента в баре.
— Ты называешь это маленьким инцидентом?
— Не совсем правильно выразился. Безусловно, это был позорнейший факт в моей биографии, пятно на всю оставшуюся жизнь! И прошу прощения.
— Хорошо хоть, что ты осознаешь, — сказала Жале таким тоном, что я подумал, уж не примеряет ли она там епитрахиль.
— Да, Жале. Но я буду тренироваться. И тебе не будет больше стыдно за меня. В следующий раз я так уделаю этого турецкого Бормана, что он забудет, в каком месте у него находятся мозги, если, конечно, он и так это знает. Привет Эсре!
У Жана дома работал автоответчик. Я наговорил на него все, что хотел спросить у Жана.
Дениз не отвечал.
Куда еще позвонить?
Около трех телефон зазвонил сам. Схватил трубку и услышал пьяный голос Дениза.
— Ты разыскиваешь меня, милый? — слащаво спросил он. — Очень рад. Как наши боевые шрамы?
— Где Наташа?
— А почему тебя это беспокоит? Вы же расстались. У тебя теперь другая женщина, вернее, возлюбленная, ха-ха!
— Где Наташа?
— Видишь ли, милый, она очень хорошая девушка, — ворковал Дениз, растягивая слова. — И характер у нее покладистый. Не то, что у некоторых. Что ты там делаешь? Занят, наверное. Стаканчики протираешь? А то присоединяйся к нашей славной небольшой компании. Пока не поздно.
— Она у тебя?
— Кто? Ах, да. А что?
— Да или нет?
На другом конце провода я услышал возню и голос Ламьи.
— Ее здесь нет, Никита, — взволнованно сказала она. — Полно мужиков и ни одной девушки. Приеду, и мы что-нибудь придумаем.
Прошло время.
Ламьи не было.
Начал волноваться. По моим расчетам ей давно следовало вернуться. Подождав еще час, решил отправиться за ней.
У пристани в Бещикташе пыхтел одинокий кораблик. Он лениво болтал под водой ластами, планируя вот-вот отплыть. Это был последний рейс. Я успел как раз вовремя.
Причалили к Буюкодару.
— Мы отправимся в обратный путь через полчаса, — сказал матрос у трапа. Он зажег сигарету, жадно затянулся и, не рассчитав, обиженно закашлялся. — Если хотите вернуться назад, пожалуйста, не опаздывайте.
Он говорил, глотая окончания слов и пряча прокопченное лицо в клубах табачного дыма.
Вернуться назад невозможно, подумал я. Но надо.
На портовой площади легко нашел свободный экипаж. Когда брал, казалось, получится быстрее. Ошибся.
Еле плелись. Надо было то и дело просить кучера, чтобы всыпал засыпающей лошади. Он что-то бормотал, изображал рвение, прикладывал бедолагу. Но через минуту засыпал сам. Тогда приходилось просить лошадь приложить кучера…
Времени оставалось в обрез.
Спрыгнул и побежал.
В голове звенело.
Каждый шаг больно отзывался в затылке. Как будто там бежал еще один Никита, размером с воробья. И на ногах у него были свинцовые ботинки.
Примерно помнил виллу, где праздновали Новый год. Но где ожидал ее найти, стоял дом, похожий на дом с привидениями. Только вместо привидений притулилась почта.
Нужный дом, оказался в другом месте, значительно дальше от пристани. Как будто его переставили. Или он сам переполз, как улитка.
Ворота были заперты.
Перелез через забор, прошелся по двору, заглянул в бассейн, спустился к причалу.
Угли в мангале еще теплые.
По газону разбросаны пустые бутылки.
На шезлонге ритуальные женские трусики.
Я приехал слишком поздно.
До отхода корабля пять минут.
Перемахнул через забор и побежал назад.
Кораблик был уже метрах в ста. На прощание дал два дразнящих длинных гудка.
Я отдышался, присев на чугунную цепь и наблюдая, как он нелепо удаляются.
Вдали пьяно долбили по роялю и капризно распевали по-турецки битлов.
Побрел по главной улице, не имея определенной цели.
Светились окна.
Вкусные запахи пищи пересекали улицу и плавно впадали в запах весны.
Весна чувствовалась повсюду.
За оградами домов цвели большие белые цветы. Они как будто вслушивались в ночь, расточительно расходуя аромат, крепкий, как ожог.
В зарослях происходило тайное движение, шевеление, брожение. Словно земные духи, устав от зимнего томления в холодной темноте невидимого мира, выбрались и выцыганивали у птиц ветки для
