закрывает, по часовой — открывает.
Банан взялся за большой черный вентиль и попытался повернуть его в нужном направлении.
Безуспешно!
Тогда он начал поворачивать вентиль в другую сторону, и тот с трудом, но послушался.
Его явно давно не трогали. Несколько месяцев.
Или даже — пару лет.
Впрочем, навряд ли: надо ведь периодически проверять, что происходит там, внутри.
Сейчас и Банан увидит, что там происходит. Отвернет вентиль до конца и откинет крышку.
Крышка негромко лязгнула, когда он потянул ее на себя; изнутри пахнуло холодом.
Как большой термос, только без пробки: двойные стенки, между которыми — бесцветная жидкость, курящаяся студеным дымком.
А посередине — нечто вроде револьверного барабана на стойке, вместо патронов в гнезда вставлены ампулы.
И возле каждого гнезда — маркировка.
XYZ. 132.
XXY. 221.
YZX. 314.
В барабане двенадцать ампул, и которая из них нужна Максиму — не понять.
Придется искать базу данных, нынче в любой шарашке имеются базы данных, без них как без рук.
Банан прикрыл бак и выскользнул из класса.
В торце коридора виднелось помещение за стеклянной перегородкой.
Скорее всего, это там.
Открыть дверь не составило труда — Банан спустился обратно в подвал и подобрал там кусок жесткой проволоки.
Он не суетился, он уже понял, что если сторож и появится, то нескоро.
За дверью обнаружились столы, на столах — компьютеры.
Он включил тот, что помощнее, процессор зашуршал, через полминуты засветился экран монитора.
Естественно, машина затребовала пароль.
Банан ухмыльнулся.
Не то чтобы он был компьютерным асом, но друзья-специалисты рассказывали ему много интересного.
Например, о том, что нельзя закладывать в пароль дату собственного рождения: зная пользователя, ее очень просто вычислить.
Если бы на этом компе паролем служила дата рождения, Банан бы попал.
Он не был знаком с пользователями, но догадывался, что их несколько, и пароль, скорее всего, максимально банален.
Незачем грузить коллег избыточной информацией.
Банан набрал «sperm», нажал на ввод.
И вновь ухмыльнулся — он вошел в систему, эти кретины выбрали самый простой вариант.
Максим нашел нужную папку и вызвал окошко поиска.
Набрал имя и фамилию Палтуса, а также год, обозначенный на самой дальней емкости с азотом.
Пошуршав, машина выдала следующее сочетание: ZZX 222.
Ампула с такой маркировкой там была, он помнил…
Банан выключил компьютер, захлопнул за собой дверь, направился в классную комнату.
И вдруг увидел в коридоре географичку.
Она шла ему навстречу, неся большой сверток карт и указку.
— Максим! — укоризненно сказала она. — Ты опять прогуливаешь, а у нас сегодня тема — «Летучий голландец»…
— Ну и что! — с раздражением ответил Банан.
— Ты знаешь, как звали призрака, который проклял капитана Вандердекера?
— Нет, — огрызнулся Максим, соображая, как бы поскорее смотаться из школы и пойти на море.
— А-да-мас-тор! — продекламировала географичка и замахнулась указкой.
Банан поднырнул под ее поднятую руку и побежал по коридору.
Влетел в открытую дверь класса, подошел к цилиндру.
Банан потянул на себя стержень барабана и осторожно выдавил на ладонь ампулу под номером ZZX 222.
Положил ее в нагрудный карман рубашки, тщательно закрыл цилиндр: опустил крышку и плотно закрутил вентиль.
Поднял с пола ботинки, вышел из класса.
И вдруг понял, что должен еще раз заглянуть в компьютерную. Непонятно зачем, но должен.
Что-то там маячило, на сейфе у стены, рядом с цветочным горшком.
Хорошо, что он не выбросил проволоку.
Максим опять открыл дверь; на верху сейфа стоял маленький никелированный термос, снабженный ремешком. Уменьшенная копия цилиндров, в одном из которых содержалась ампула ZZX 222.
Теперь он знает, где хранить сперму Палтуса.
Банан открыл термос, тот был холодный, внутри виднелась небольшая выемка. Положил в нее ампулу и удивился, как она уютно устроилась — как яйцо в птичьем гнезде.
Закрыл термос, повесил на плечо и приготовился делать ноги.
Знакомым путем спустился на склад, обулся, вышел из здания, вновь перемахнул штакетник и очутился на улице.
Улица была пуста — суббота, на удивление солнечный день, надо бы зайти за Мартышкой и все же прогуляться к морю.
Когда еще он увидит его вновь?
Скорее всего — никогда.
Остров Крит
Они ели калицунья — небольшие слоеные пирожки с начинкой из мягкого белого сыра анфотиро, жаренные на оливковом масле, ели в маленькой таверне на берегу залива Мерабелло, куда приехали с час назад на арендованной Ириной машине, допотопном «фольксвагене-жуке» исчезающей разновидности, а этот был еще и окрашен в редкостную собачью масть: круглые черные пятна, небрежно разбросанные на белом фоне.
Ветер дул с Эгейского моря, легкий полуденный бриз, но волн не было, и Максим отчетливо видел дно, хотя от веранды, на которой они уютно устроились, прячась от зноя, до моря было метров двадцать.
Он не мог предположить, что это море настолько захватит его, поглотит, приворожит с первого мига встречи, еще в Афинах, когда, взяв в аэропорту такси, они приехали в Пирей и начали искать причал с паромом на Крит, но оказалось, что таких причалов несколько, и расположены они в самом дальнем, восточном секторе, куда ходят специальные автобусы, раздолбанные и битком набитые желающими как можно скорее покинуть столицу людьми — и туристами вроде них, и местными, среди которых большинство составляли греческие бабульки в черных платьях и черных же платках, с какими-то немыслимыми баулами и непременным мобильником, болтающимся на груди.
Он увидел море и понял, что влип.
Даже здесь, у паромного причала, где полные портового мусора волны бились о грязный ноздреватый бетон, у моря был какой-то непредставимый цвет — не синий и не голубой, не зеленый и не
