торжественно-аквамариновый.
Скорее жемчужный с непривычным розоватым оттенком, хотя, может, дело было в солнце, которое уже опускалось за горизонт — как правило, рейсы на Крит ночные, двенадцать часов пружинистого сна — и ты у цели.
Их паром назывался «The Crete Island», «Остров Крит», трехпалубный и покрашенный в цвета греческого флага — белый с синими полосами.
Такой же расцветки флаг развевался над кормой.
В широко открытый трюм въезжали по пандусу машины: им тоже надо было на Крит; туда надо было и странной, весьма пожилой даме, стоявшей перед ними в очереди к стеклянной будке пограничного контроля, в которую незадолго до того ввалился потный лысый толстяк в клетчатой рубахе и брюках на помочах и сразу же начал ставить отметки в паспорта.
Пожилая дама крепко сжимала ручку чемодана на колесиках своими высохшими лапками, украшенными большими, мерцающими в лучах заходящего солнца перстнями, а ее высохшую морщинистую шею обвивала тройная нитка крупного натурального жемчуга.
— Скоро я тоже стану такой! — пробормотала Максиму на ухо Ирина, но старушенция оглянулась, посмотрела на них неодобрительно и сказала:
— Frightening ones were different once!
— Переведи! — попросила Ирина.
— Те, кто внушает страх, когда-то были другими, — перевел Максим.
Дама с чемоданом уже поднималась по пассажирскому трапу, толстяк пропустил Ирину, перелистал паспорт, протянутый ему Максимом, тюкнул в него печатью и улыбнулся.
Максим улыбнулся в ответ, подхватил почти такой же, как у старухи, чемодан на колесиках и поспешил вслед за Ириной, вступившей на трап и оставившей позади себя двух бортпроводниц в белых блузках и облегающих синих юбках, которые проверяли билеты и желали пассажирам счастливого пути.
Паром дал первый гудок.
Максим смотрел на Ирину снизу вверх и понимал, что она всерьез готовилась ехать на курорт вместе с ним: коротко подстриглась и выкрасилась в жгучую брюнетку, хотя, возможно, он не прав и она всегда наводит лоск перед отпуском, пусть и таким коротким — всего десять дней.
Самолетом в Афины.
Из Афин паромом на Крит.
Потом тем же транспортом обратно.
Их каюта была на средней палубе, дежурный стюард по виду явно не грек, торжественно передал их с рук на руки дежурной горничной, тоже, скорей всего, не гречанке: что-то славянское в лице, может, смесь польской и хорватской кровей, может — сугубо польская… Следуя за ней, Максим протащил чемодан по коридору и вошел в открытую дверь небольшой каюты по правому борту, ближе к носовой части парома, с уютным закутком душа, застеленной кроватью, откидным столиком, нестандартным, привинченным к полу креслом и широко открытым в просторы моря иллюминатором.
Паром во второй раз загудел ревуном, а вскоре и в третий. Раздался звук заработавших турбин. Максим посмотрел в иллюминатор: причал потихоньку отплывал назад, исчезали из поля зрения и Афины с ясно видневшейся над городом в этот предвечерний час шапкой ярко-фиолетового смога, которая в недалеком будущем окончательно поглотит эту обитель давно исчезнувших, но все-таки не погибших восторженных и суровых богов.
— Пойдем на верхнюю палубу! — сказал Максим Ирине.
— Я в душ, — ответила она. — Может быть, позже.
«Что ж, — подумал он, — хозяйке надо привести себя в порядок. У нее молодой любовник, но сейчас она не в тонусе. Ей бы отдохнуть с дороги, принять душ и поспать, а потом она выйдет с ним на верхнюю палубу, и они будут смотреть на это море, колыбель европейской цивилизации, а потом они пойдут ужинать, ну а потом…»
Он стянул с себя джинсы и майку, достал из кармашка сумки не дочитанный в самолете путеводитель по Криту и завалился на далеко не самую широкую в мире кровать.
Пропустил историческую справку, уже изученную в самолете, хотя глаза опять зацепились за строчки: «Бог Зевс, родившийся в одной из пещер на Крите, увидел с вершины горы Иды вдали на берегах Азии юную Европу. В образе белого быка Зевс похитил Европу, и от их любви родились три сына — Минос, Радаманф и Сарпедон. Самым могучим из братьев был Минос, который способствовал созданию великой цивилизации… С его именем связаны мифы о Дедале, Лабиринте, Минотавре и Тесее…»
Сквозь открытую дверь было хорошо слышно, как шумит душ.
И не менее отчетливо за иллюминатором галдели чайки, летевшие вслед набирающему ход парому.
Максим перевернул страницу. «Крит — самый крупный из греческих островов, в связи с чем его называют также Мегалонес («Большой остров»). По площади (8261 км2) Крит занимает пятое место среди островов Средиземноморья. Находится в южной части Эгейского моря, в центре Восточного Средиземноморья, являясь местом встречи трех частей света — Европы, Азии и Африки… Вблизи критских берегов расположено множество необитаемых островков — Агии Феодори, Агии Пантес, Спиналонга, Псира Гавдос на юге, считающийся островом мифической Калипсо…»
— Я готова! — объявила Ирина, выйдя из душа.
Банан оторвался от путеводителя.
Большое белое полотенце было повязано у нее вокруг бедер, а на груди сверкали капельки воды.
Она действительно была готова, и он с нечаянным удовольствием принялся отрабатывать контракт.
После, когда она тщательно красилась у малюсенького каютного зеркальца, а он сидел на кровати и ждал ее, Ирина абсолютно равнодушным тоном поинтересовалась, на самом ли деле ему с ней так хорошо, как он только что изображал.
Он не нашелся, что ответить, кроме невзрачного, столь же равнодушного «да», и вдруг понял, что говорит правду.
Ему было хорошо, прежде всего потому, что она подарила ему море, которое плескалось сейчас вокруг парома, но даже без моря ему было бы хорошо, хоть он и отчетливо сознавал, что вряд ли любил бы ее просто так.
Если б она не купила его на определенное время.
— Кто ты по гороскопу? — неожиданно спросил Максим.
— Лев, — ответила она. — А что?
— Да так, — сказал он. — Просто интересно.
— Я хочу есть! — игриво сообщила Ирина. — Ты не против?
Он вышел вслед за ней из каюты, запер дверь, сунул ключ в задний карман джинсов, и они отправились искать ресторан. Поиски оказались недолгими: дорогу им проложила музыка, и вскоре стройный глазастый брюнет в белоснежном кителе уже провожал их к столику, который украшала лишь не зажженная пока свеча.
Ужин не входил в стоимость билета, но Банану было все равно, тем более что Ирина намеревалась заказать еду сама и любезно осведомилась, что бы он предпочел — Максим выбрал стейк под перечным соусом, она взяла себе рыбу, а из спиртного попросила рецину, признавшись, что обожает смолистый вкус этого греческого вина и что лучшая рецина делается именно там, куда они плывут, — на Крите.
Стейк удался в самый раз, не пережарен и не сочился кровью, и перца в соусе было тоже в самый раз, но лучше всего повару удались грибы, а вот вино Максиму не очень понравилось — привкус смолы был настолько силен, что забивал весь букет, и он выпил лишь два бокала, бутылку прикончила Ирина, она раскраснелась, начала нести всякую чушь, и Максим понял, что самое время отвести ее в каюту и уложить спать.
Она рассчиталась, он, бережно поддерживая под локоть, довел ее до каюты, помог раздеться, уложил на кровать, накрыл одеялом и, поцеловав в невысокий лоб с отчетливыми морщинами, спросил, не
