хозяйстве не разбираюсь. Она успокаивает:
— Ты, петушок мой, только согласись, всему научу и яйцы подбирать, и телок крыть, и на сене кувыркаться и со мной управляться. Ты как по мужской части, милок? У нас в деревне всего от души, сколько пожелаешь. Жратвы полно, работы еще больше, ну, а ночами отдых до самого рассвета. Тут уж кто во что горазд. Коль мужик и силы есть, те на сеновале кувыркаются до зари. У нас и доярки, и свинарки на любой вкус. Ну и я, баба хоть куда, ни в одну кадушку не помещусь. Коль угодишь, хозяином фермы станешь.
— А где же свой хозяин? — спросил ее.
— Сбежал черт корявый, не справился. От того смылся с глаз. Позора испугался. А мне чудно, даже денег за работу не попросил. Испугался, что натурой с него возьму. Оторву все, что висит и торчит. А ему жалко стало.
— Глянул на бабу и самому жутко сделалось. В ее ладошке не только моя голова, а даже бычья легко поместится. Эта если прихватит, от ней не смоешься. Она иль окалечит, либо уроет тут же. Сыщи там на ферме, куда мужик подевался! Не зря от ней человек ночью сбежал. Видать жить ему хотелось. А тут еще Толик из-под лавки стонет:
— Захарка, не фалуйся. Мы и вдвоем с ней не сладим. Пощади себя и меня малость. Глянь, она, одним пальцем нас обоих раздавит, если не сладим с ней. А кто с такой справится? Ей целой деревни мужиков мало! Я, давай отказываться. Мол, меня своя баба прогнала за мужичью непригодность, так она много старше и слабей. Так эта баба подняла меня с чурбака единым пальцем, вытряхнула из одежи, оглядела всего и сказала:
— Вот тебе неделя времени. Думай, соглашайся ко мне, не прогадаешь. Силой не беру. Только с согласия, по любви! Озорной ты мужик, но робкий. Это не помеха. Я тебя смелым сделаю. Научу, как любить надо по-деревенски, всей душой, без остатку.
— Когда она ушла, вылез Толик. Он и теперь не приходит ко мне. Про фермершу не хочет вспоминать. Он ее в натуре испугался. Оно и немудро.
— А фермерша приезжала?
— Куда бы делась, такой заказ оставила! — хохотнул сапожник гулко:
— Ох, и побазарили с ней. Вся как есть выложилась баба. Рассказала про свое хозяйство. Сколько у ней свиней и коров, телят и быков, кур и петухов. Я, слушал и в портки чуть не налудил со смеху. Оказывается, у бабы не простые быки, а только племенные, чемпионы по сексу. В день по десятку коров кроют. Больше нельзя. Ветврач не дозволяет, чтоб не испортить породу. Так фермерша размечталась такого же мужика найти, чтоб под стать ее быкам был по своим способностям. Ну, где эдакого бугая отыщет? Я враз отрекся от такой должности. Хотя зарплату сулила кучерявую и условия отменные. Предлагала контракт. Но не уломала. Не сговорились.
— В цене не сошлись? — спросила Ирина.
— Годы мои не те, чтоб с быками конкурировать. И опять же, на такую должность соглашаться рисково. А что как не слажу, не справлюсь, баба меня по судам затаскает, испозорит с корнем, век имя не очищу. Кое-как отбоярился. Но заказ она оплатила щедро, хотя всю обувку проверила. Довольная осталась. Обещала наведываться.
— Ну и клиенты у тебя!
— Всякие случаются. Их не закажешь.
— А к нам в дом тоже один повадился захаживать. Целый полковник в отставке. Каждый вечер заходит!
— К тебе что ли мылится?
— Ну, что ты! Я для него старая!
— Сколько ж самому?
— Больше шестидесяти!
— Чего! И ты старая!
— Иль к Валентине пристает шелудивый барбос?
— Нет! Ее бабусей зовет. Сам на шесть лет ее старше! Мать бесит, когда он к ней так обращается. И в ответ говорит ему:
— Проходи, внучек! Я тебе уже грелку на спину приготовила, травку от запора заварила. Входи, в дурака скинемся. О чем еще говорить с тобой!
— К кому ж клеится? — удивился Захар.
— Ну, как, не дошло? К Наташке клины бьет, все пытается заговорить с нею, расположить к себе!
— Да ты что? Куда эта перхоть сыпется? Он же сущая плесень! В натуре мухомор!
— Зато сам себя считает молодцем, первейшим женихом в городе, соколом или орлом, говорит, что он в прекрасной форме. Но если б ты его видел! Отец, он дряхлота. Ноги еле тянет. Наташка любит посмеяться над ним. Сядет рядом, он разомлеет от счастья, а дочка спрашивает:
— Егор Фомич, расскажите, как вы с Суворовым ходили в поход через Альпы? Вы же живой свидетель тех событий. Он и не понимает, что Натка прикалывается. Историю не помнит. И говорит:
— У нас в штабе такого не было. А в каких войсках он служил?
— Мы в хохот, он отмахнется и отвечает, мол, его голова не компьютер, все не запоминает. Но точно помнит, что у него трехкомнатная квартира, машина импортная в гараже, целый «Мерседес». И дача имеется за городом, двухэтажный коттедж.
— А жена, дети, внуки, имеются у него?
— Вот об этом разговора не ведем. Наташка его не переносит. Посидит две минуты за чаем и бегом от него. Уж он ее ждет, зовет, а она сидит за компьютером, в интернет влезла. Нужен ей тот старый пердун! И выгнать неловко, все же сосед! Запрещаем дочке грубить ему. Она аж кулаками рот затыкает, чтобы не сорваться.
— А почему думаешь, что к Натке приходит?
— По нем видно, по козлиным глазам. Так и смотрит за нею в каждый след. К себе в гости приглашал.
— Кого?
— Всех. Ну, мы с мамкой враз отказались. Он к Наташке прицепился. Та, чуть не послала его по- свойски. И ответила, что ей неприлично ходить в гости к соседям одной. Да и времени нет, к занятиям нужно готовиться. Он поерзал, но возразить нечего. А потом повод сыскал на другой день, мол, помоги с компьютером разобраться. Наташка сказала, что сама в них разбирается слабо, тут только отец сумеет помочь. И отправили к нему Женьку. Тот бедный, зубами скрипел уходя. Вернулся не скоро, тихий задумчивый и сказал:
— А круто живет сосед. Кучерявее любого генерала. Все имеет. Дом — полная чаша. Помеха только в его возрасте. Сказал, что живет человек один, как сыр в масле катается. Нам до него далеко тянуться.
— Смотри, Ирка! Не вздумайте спихнуть Наташку тому деду. Не позарьтесь на чужое, свое потеряете. Не губите девчонку! Хочь она и говно, но своя, совсем дитя покуда. Жалко глупую будет. Ничему не порадуется. Слышь меня! Не сдурейте ненароком, паси вас Бог от глупости, — просил Захар.
— Все ж жалко ее стало, хоть малость болеешь за нее и любишь. Не совсем остыл. И на том спасибо!
— Не хочу, чтоб еще раз взвыла. Ведь уже крылья опалило. Оно и душу обожгло. Легко ли это пережить. Вот и прошу тебя!
— Не беспокойся. Этого не случится никогда. Наташка не согласится. А и нам к чему ее выпихивать из дома. Я поначалу думала, что он на мать имеет виды. И подтрунивала, подначивала ее, когда поняла, что к Натке прибивается, возненавидела старого придурка. Совсем чувство реальности потерял.
— Ладно, Ирина, какое вам дело до него! Со своими заботами разобраться бы!
Внезапно в кармане Ирины заорал телефон. Женщина вытащила его. Пожаловавшись на плохую слышимость, вышла во двор, долго говорила с кем-то, а вернувшись, заторопилась в город, тревожно смотрела на часы.
— Что стряслось? — спросил Захар.
— Пока ничего!
— Кто звонил?
