— Дочь замуж вышла, привела мужа. Ну, и мама с ними. Куда уж мне в нашей однокомнатной? Мама на кухне спит, а мне хоть в прихожей раскладушку ставь. Не могу же я с молодыми в одной комнате спать, — ответила как давно знакомому.
— Ладно, я тоже буду на кухне жить! — согласился Димка. Леня, переловив его взгляд на Ирину, что- то заподозрил, догадался, и нахмурясь сказал глухо:
— Ты, прохвост, живи в спальне! Тебя из ней выпускать можно только на цепи.
Димка глянул на Ирину. Уж не проговорилась ли соседка? Но та и не слушала, о чем говорят мужчины, смотрела по сторонам:
— Люди, чего вам еще нужно? Живете, как у Бога за пазухой. Жилье — настоящие хоромы, все работаете, получаете кучеряво, не бедствуете. Все что душе угодно у вас есть. Чего не хватает? Почему ваш отец, за вас, уже взрослых людей, не знает покоя? Почему его терзаете и живете на грани разрыва? За что мучаете себя и его? Или не хватает на головы настоящих бед и испытаний? Вы хоть не кличьте их, не дразните судьбу. Ведь не выдержите даже мелочей! — говорила, повернувшись к Димке.
— Я живу через стенку и слушаю ваши концерты годами. Ваши ругачки всем поперек горла. Никому не даете жизни, ни старому, ни малому! Как только терпит Леня. Его все жильцы дома жалеют. И если он выставит вас вон, его никто не осудит.
— Не лезьте в нашу семью! Мы сами разберемся в своих проблемах. И с отцом без посторонних наладим отношения. Вы сами, зачем пришли? Жить здесь с отцом? — глянул в упор на Ирину. Та рассмеялась:
— А ты Димка — отморозок. Коль решилась бы выйти замуж, забрала бы к себе и Леню! Не потеснил и не помешал бы никому. Где четверо живут, там и пятому сыщется место. Не терзайте его душу. Живите семьей, не кусая и не обижая друг друга. Вы не только отца, весь подъезд извели воплями. Недавно орать перестали. Но живете как на бочке с порохом. А у вас сын и отец, хоть с ними посчитайтесь, если в душах человечье осталось! Вышла из зала спешно и, закрывая за собой двери, сказала:
— А ведь я почти любила этого отморозка!
— Пап! Зачем ты устроил это шоу? К чему нам чужие люди? Мы что, сами не в состоянии разобраться в своих проблемах? — сдавил кулаки Дмитрий и впервые двинулся на отца буром, багровея и раздражаясь с каждым шагом. Он начал терять контроль над собой, когда услышал резкий окрик Шурки:
— Остановись, придурок!
— Что ты сказала? — резко повернулся к жене.
— Ты вынудил отца пойти на это! Чего теперь дергаешься?
— Мы что? Кретины все? Почему соседи суют свой нос в нашу жизнь? Кому из них мы помешали? Зачем ты позвал эту соседку? К чему фарс и ложь? Кого хочешь опозорить? Или себя рекламируешь, какой ты несчастный среди нас, ублюдков! Чего хочешь добиться?
— Димка, заткнись! Или ты впрямь дебил? — не выдержала Шурка. Мужик сделал шаг и влепил бабе больную пощечину:
— Хватит меня унижать, лепить дегенерата. Ишь, осмелела уродка! Да кто ты есть, гнилое чмо! Все из-за тебя! Пока мы жили с отцом сами, не было никаких неприятностей. Как только пришла сюда ты, все словно перевернулось! — орал в лицо жене.
— Успокойся! Мы уходим от тебя навсегда! Ты никогда больше не увидишь нас! Ты не человек и не мужик, а половая тряпка, жалкий подонок! — повернулась к сыну и, взяв за плечо, попросила коротко:
— Пошли со мной!
— Я никуда не отпущу вас! — встал у них на пути Леонид.
— Отец, не держи! Я все поняла! Прости, что довели тебя до такого унижения. Я знаю, ты хотел хоть как-то удержать нашу семью от разрыва. Но держать уже нечего, потому что нет семьи!
— Дочка моя! Пощади! — взмолился человек:
— Не уходите! Не бросайте! Я люблю вас всех! — заплакал Леня горько, как ребенок.
— Пап, не надо! Мы очень любим тебя, все до единого! — обняла свекра Шурка, ткнулась мокрой щекой в его лицо, всхлипнула по-детски:
— Папка! Я сделаю все, как ты велишь, только не плачь, а то и я не выдержу, — попросила человека, тот пытался взять себя в руки, но, не выдержав, повернулся к Димке:
— Я всю свою жизнь на тебя положил. Старался, чтоб тебе хорошо было. Помогал, защищал, выгораживал засранца, в самом сердце носил. Про себя насовсем забыл. Думал, твоя душа сама повернется, поймет. Зря ждал. Нету у тебя души! И тепла ни к кому не имеешь, даже к сыну! А ить он единственный. Второго вам не родить, Шурка не захочет тебя порадовать и права будет. Я б на ее месте тоже отказался! Чего не достает козлу? Скажи, что плохо? Жена? Да таких нынче не сыщешь! Отменная хозяйка, прекрасная мать и жена, невестка, каких поискать. А вот ты придурок и отморозок! Никчемный отец и муж, говно, а не сын. Ты базаришь, что я устроил шоу? Козел! Соседи все уши прожужжали, жалуясь на вас. От первого до последнего этажа люди на нас обижаются, что нет им покоя ни днем, ни ночью. Старые и малые, здоровые и хворые горькими слезами заливаются. А все ты, паскудник, из-за тебя шум стоит, сам про то знаешь.
— Я не ору! Никто от меня слова не слышал. Только защищаюсь от наездов. Это она всему виной! Она вопит на весь дом. Вот ей и говори. Хватит на мне отрываться! — вскипел Димка.
— Если б не таскался как шелудивый кобель, никто тебе не сказал бы и слова!
— Я уже не ору. Слова не услышишь, живи, как хочешь. Хоть раком стой на пороге, мне безразлично. Но ко мне не подходи. Остыла к тебе душа, отгорела. Я больше не люблю. Ты, понял? И не держусь за тебя! Мы с сыном проживем сами. Ты не сможешь ужиться ни с кем, потому что не создан для семьи!
— Столько лет прожили и вдруг я негодный отец и муж! Чего ж столько лет терпела? — усмехался Димка.
— Да разве это жизнь? Сплошная мука! Ни одного доброго слова не слышала от тебя. Все мужики своих баб называют женами. А я что слышала! Телка? Дура, психичка, а чего на себя не глянешь? Сущий отморозок и козел! Дура была, когда полюбила тебя! Знай тогда, на пушечный выстрел не подошла бы! — стояла у двери, покраснев до волос.
— Подумаешь, осчастливила! Я и не собирался на тебе жениться! Сама привязалась! Я никогда не любил тебя! — смотрел на Шурку насмешливо, вприщур.
— Спасибо за откровенность! Когда-то это должна была услышать. Что ж, получила поделом! Прощай! — кивнула сыну на дверь.
— Дети! Куда же вы? — услышали из-за двери голос свекра. Шурка с сыном быстро спустились во двор. Они не увидели и не услышали, как упал человек на пол. Димка подскочил к отцу. Тот судорожно глотал воздух, пытался сорвать на груди рубашку, но руки не слушались.
Вскоре «неотложка» увезла Леонида в больницу. Димка поехал следом. Бледный, перепуганный, он дрожал, не знал, что предпринять, чтоб помочь отцу. Он боялся потерять его. О Шурке и сыне не думал, был уверен, вернутся, как только пройдет обида. Не больше трех дней выдержат. И примчатся сами, — усмехнулся, въезжая в больничный двор.
Леонида положили в реанимацию, с диагнозом: обширный инфаркт. Димка всю неделю просидел у его постели. Лишь на работу позвонил, сказал, где он, и что случилось с отцом. Все эти дни врачи- кардиологи не отходили от человека. Вздохнули с облегченьем лишь когда он задышал, потом открыл глаза, увидев сына, слабо улыбнулся. Леонид заметно похудел, побледнел и ослаб. Лишь к концу второй недели спросил сына:
— Где Шура и внук?
— Наверное, дома. Где ж им быть?
— А почему они не приходят ко мне?
— Не знают, где мы с тобой приморились! Давно бы примчались, а я забыл о них! Ты, прости меня!
— Ты не был дома?
— Я все время с тобой!
— Беги к нашим, скажи им все. Пусть не переживают и не волнуются. Привет от меня передай. А еще, что скучаю без них и очень жду!
— Нет, отец! Не могу оставить тебя одного! Отсюда выйдем вместе. Наши обойдутся и подождут. Я не хочу тобою рисковать, — запротестовал сын.
