не упадут на борозду замертво. А ведь молодым жить охота. Услышал, как стукнула калитка, во двор вошли деревенские бабы.
Заговорившись, мужчины и не приметили, как наступили сумерки.
Варя не пришла. Забыла или не нашлось у нее времени, Иван иногда поглядывал в окно. Но никого на дороге не увидел и подумал, что баба еще не отошла от пережитого.
— Эй, Ванек! Выходи дружочек!
— Ванюшка! Мы ждем!
— Давай поспеши наш ненаглядный! — услышали голоса со двора.
Дед Василий первым выскочил из избы. И тут же попал в руки женщин. Они обняли, гладили голову, плечи деда, называли Василечком. Старик расцвел в улыбке. Еще бы, всю лысину обцеловали бабы. Увидев Ивана, прямо с крыльца сняли за руки, втянули в круг и закружили в хороводе, заставили плясать, подпевать озорные частушки. Всего мужика общупали нетерпеливыми руками. Такое испытание выдержать было мудрено. Человек сконфужено присел на порог рядом с Василием, а женщины только вошли в раж. Старик вынес из дома старую балалайку, заиграл «барыню». Что тут началось! Баб будто вихрем закружило. Одна, что потолще других, пошла вприсядку вокруг всех. С гиком, визгами, крутилась на одной ноге костистая, русокосая баба, забрасывая ноги на самую макушку, заголялась до пояса, хлопала себя по ляжкам в такт музыке, третья, виляя задницей так, что в глазах рябило, подпрыгивала и, выбивая дроби, носилась вокруг баб. Вот из-за калитки показались еще двое. Они без приглашения и зова вошли во двор, влились в общее веселье, кружились, выбивали дроби, плясали весело, и снова втащили в круг Ивана:
— Давай, миленок, помогай нам!
— Поддержи, родимый! — погладила по плечу одна из баб. Другая, спев вольную частушку, ухватила мужика меж ног. Иван покраснел, отскочил в сторону, его снова втащили, поглаживая спину, плечи, грудь и задницу, раззадоривали человека, не выпускали из своего круга. Кому-то он наступал на ноги, кто-то ему отдавил пальцы. Хохот и песни, мельканье улыбок и озорных глаз, все слилось в одно веселье. Бабы кружатся, прыгают, показывая голые ноги. Вот одна пошла вприсядку и не удержалась, упала, юбка до плеч задралась. А под нею ничего исподнего. Иван, покраснев, отвернулся. А бабы хохочут:
— Поспешила на гульбу Дуняшка! Оделась наспех! Иль думаешь, тебя Ванюшка первую на сеновал затянет! Так ты заранее вздумала все устроить без мороки?
— Вставай подруга! Не торопись! — помогли бабе встать и снова зажглись глаза, засветились улыбки, вот и деда в круг втащили на руках. Тот топтался петушком, что-то хрипло подпевал, его похваливали. Иван устал. Он сел на порог, закурил, глянул на калитку и в сгущающихся сумерках увидел лицо Варвары. Женщина не решалась войти во двор, помешать веселью.
— Варя! Проходи! — позвал Иван. Та, робко открыла калитку, вошла во двор. Она несла в руке тяжелую сумку и хотела незаметно пройти на крыльцо, но ее увидели. Потянули в круг, Варя вскоре выскочила и вошла в дом.
Ивану хоть и понравилась веселуха, но он устал. Погладив баб по плечам и рукам, расцеловав их в щеки, он сказался уставшим и попросил дать ему время на отдых, извинить и не обижаться за то, что он еще не в форме, а сегодня ему надо выспаться и отдохнуть.
— Эх, Ванек! Слабак ты! Мы нынче с ранья косили траву. До вечера, едва дух перевели, косу из рук не выпускали. Запеклись на жаре от пота, а чуть в реке сполоснулись и опять задышали. Иль плохо повеселились? Чего ж ты так сквасился? Нешто ни одна с нас не пришлась тебе по душе, что морду отворотил от всех?
— Аль мы поганей городских?
— Пошли к нам в гости! Напоим, накормим досыта!
— Приголубим всего до самых пяток! Твои городские так не сумеют. У нас кровь горячая!
— Минутки не заснешь, Ванюшка! Всю жизнь нас помнить станешь, — обещали бабы.
— Милые вы мои! Красавицы! Не хочу позориться, не готов я нынче, надо отдохнуть. Вот когда силенок наберусь, встретимся.
— Как узнаем про то? — спросила самая озорная, худощавая, рыженькая бабенка, та, что чаще всех щупала и пощипывала Ивана.
— Я сам вас сыщу! Даю слово! — пообещал человек и поспешил уйти в дом.
Конечно, не появись Варя, Иван обязательно выбрал бы какую-нибудь из баб. Уж как они задушевно пели, как плясали! Аж дух захватывало! Одна лучше другой. Какую бы из них выбрал, сказать трудно. Чудо бабы! Каждая, как звездочка, каждая — красавица! Таких в городе и вправду нет! Не зря же средь них дед Василий до девяноста лет дожил. Средь городских баб и половины не протянул бы, — вспомнил жен своих друзей и поморщился.
— Вань! Ты где там застрял? Ходи сюда, к нам, для разговора! — позвал старик гостя в комнату и кивнув на Варвару продолжил:
— Просказал внучке про твое предложенье. Она от радости зашлась. Понятно, что в город ей охота. Единое сдерживает ее, — глянул на бабу, та покраснела, опустила голову и призналась:
— Все бы ладно, одно не получается. Плата за жилье. Не платить не смогу. Так нельзя. Себя обязанной чувствовать стану…
— Не неси чепуху! — грубо оборвал Иван и продолжил:
— Ты так иль иначе будешь в квартире прибирать, глядишь, постираешь и мое. Поесть приготовишь и на меня. Я не привередливый, не капризный, ем все. Ну, а я за такое плачу домработнице. Тут же ты справишься. Ничего мудрого нет. И платить не будешь. Я ухожу на работу рано, возвращаюсь поздно, так что маячить на глазах друг у друга не будем. Только по воскресеньям, если никуда к друзьям не пойду. Да и чего мне тебя уговаривать? Устроишься в городе, хоть какой-то заработок получишь. Здесь в деревне никакой перспективы! Так что сама решай. Хочешь, переезжай, не подходит мое предложенье — оставайся, — следил за выражением лица Вари.
— Как ты, дед, советуешь? — спросила Василия.
— Оно вишь, ежли б по осени поехать, тут бы легшее получилось бы. С картохой надо успеть справиться вовремя. Все ж участок нималый, цельный гектар. Кто его одолеет в неделю? Твои вчетвером останутся. А и то меньшие уже в учебу пойдут, в школу. С меня нынче помощник никудышный. Опять же за картохой следом капусту солить надо. А как без тебя?
— Дед! Как без Вари три года обходились? И ничего, не пропали. Жили и выжили! — заметил, как расправились плечи женщины, разгладились морщинки на лбу. Она неприметно улыбнулась одними глазами, поблагодарив человека за поддержку
— Опять же Варя станет помогать деньгами, семья из нужды выберется.
— Ванек, оно все понятно. Но ить и тут без внучонки хоть задавись!
— Дед, я помогу, в чем смогу. Остальное сами решайте, — встал из-за стола. Он устал от разговора, какой затянулся и казался бесконечным.
— Иван, ну, а если вы приведете женщину, а тут я толкусь? — спросила Варя.
— Я домой не вожу! — оборвал резко.
— Не обижайтесь. Мне очень хочется уехать в город. Это моя мечта. Но должна поговорить со своими родителями. Что они скажут? Отпустят ли меня? Я недавно ошиблась и решила по-своему. За это поплатилась так, что чуть жива осталась. Больше не хочу рисковать. Как скажут мои, так будет. Я завтра отвечу вам, что решат родители.
— Как хочешь Варя! — ответил Иван, отвернувшись от женщины, та вскоре заторопилась домой. И ушла, тихо сказав на пороге:
— Спокойной ночи вам…
— Ванек! Ты не серчай на нас корявых. Ить девка, как с могилы встала. Наглядеться не успели, сызнова упорхнуть хочет. Оно понятно, могет в другую деревню взамуж пойти и тоже редко станут видеться. Такая она жисть и доля бабья не угаданная. Но сердце родителев куда денешь? Его не спрячешь от себя в припечке иль подвале. Оно и там, даже по горбатому дитенку исплачется, потому как оно свое, кровное и родное. У тебя свово ребенка нету, вот и не понимаешь детных. Каково старикам переносить слезы и горести своих детей? Легше в могилу сойти живым, чем пережить ваши беды. Кто из стариков ни пожелает счастья своим детям? Таких в свете нет. Только где оно? Почему на долю наших, так мало тепла и света выпадает. Почему единые слезы видим в их глазах? Иль это расплата и за наши грехи? Пусть бы тогда
