дорогая на земле. Каждый человек свой. У нас там кого только нет. Свой кузнец, и конюх, ветврач имеется. Без него никак нельзя.
— Ветврач в деревне? — удивился Степан.
— Он доморощенный. Ничего не закончил. Зато весь скот лечит. От собак и кошек, кур и коров, лошадей тоже, поросят и бычков кастрирует. И даже котов, — глянула на Димку, тот почему-то покраснел.
— Был у нашей бабки Веры кабанчик. Шустрый, нахальный, но очень понятливый. Случалось, выскочит со двора и за какой-нибудь бабой обязательно увяжется. К кому только ни приставал. И всех провожал, всю дорогу бежал следом что-то рассказывал, напевал. Далеко от дома уходил, на другой конец деревни. Все его знали, угощали, привыкли к озорнику. Но, пришли в деревню цыгане и поймали кабанчика. Сунули в мешок, а он понял, что его ждет. Так раскричался, вся деревня сбежалась. Отняли животину у цыган, самих из деревни выгнали. А Васька с тех пор не ходит за женщинами, не провожает никого. В своем катухе живет, и даже во двор не показывается. Откинуло от баб. Никому теперь не верит. Серьезным стал. А говорили, что у свиней ума нет. Он у каждого проявляется в свое время.
— Я не понял, к чему ты этого поросенка вспомнила? — спросил Иван.
— Когда на стол накрывала, слышала, как уговаривали тебя в деревню меня вернуть. Что в городе женщины лучше и умнее, образованы и воспитаны, а деревенские, вроде как из пещеры выскочили, никакого понятия о жизни и культуре нет. Вот и рассказала, что в деревнях не только люди, даже свиньи умеют делать выводы и не повторяют ошибок— усмехнулась Варя уголками губ.
— Извини, если обидел, — глянул Димка на бабу.
— Мне часто смешно становится. Многие люди смеются над деревенскими, стыдятся родства. А чуть копни их, сами из деревни, из тех же самых лопухов, иль под копной, или под стогом на свет вылезли. Зачем же пытаться унизить, даже не зная человека, — упрекнула мужчин. Те переглянулись, почувствовали себя неловко.
— Варя, подслушивать наши разговоры неприлично, — заметил Иван.
— Двери были открыты…
Иван недовольно глянул на Варвару. Та тут же принялась уговаривать гостей поесть.
— Варя, а у вас в деревне все вот так классно готовят? — спросил Николай.
— У нас нельзя плохо готовить. У всех семьи. Если женщина на кухне не хозяйка, кому будет нужна? У нее не только муж, собака не приживется. Вот в соседнем селе учительница работает. Приехали к ней сваты из нашей деревни. Захотели культурную, грамотную девку взять. А как глянули, какая собака у нее возле крыльца на цепи сидит, так и остановились. Псина худая и голодная. Даже брехать не было сил. Так- то и попятились назад. А что, как и мужика вот до этого доведет? Плюнули на диплом с культурой, сосватали кузнецу девку из своей деревни. Она уже третьего хлопца родила. Все мордастенькие, шустрые, озорные. А та училка и по нынешний день одна. Никому не нужна. Ни свои, ни заезжие не берут.
— Это уж верно. Бабу не диплом красит. Ни в том ее ценность, — вздохнул Николай, вспомнив свое.
— Ешьте, ребята! — подвигала поближе котлеты и фаршированный перец, жареную рыбу и сырники, салаты. Мужчины, наевшись, вышли покурить на балкон:
— Иван, где ты такую откопал? Готовит царски, в доме все до блеска успела убрать. И тебя отстирать успела! — смеялся Коля.
— В деревне нашел.
— А как она в постели? — прищурился Димка.
— Пока не знаю. Мы не спешим.
— Круто! Самое главное не проверил. Ты что? Лох? — вылупился неприлично.
— Димка! Не навязывай своих убеждений. Ты сам на них много раз горел, — напомнил Иван недавнее.
— Оно, конечно, постель не главное. Важно, чтоб сама баба человеком была. В нашем возрасте лучше не ошибаться, — вставил свое слово Степан.
— В любом возрасте хреново проколоться на бабе. Я после своей уж никакой не верю. Недавно меня на день рожденья пригласила одна из наших, своя, заводчанка, а я отказался. Поверите, какой-то комплекс возник против бабья. Все они со своею целью, каждая в мужике выгоду хочет поиметь, — сказал Николай.
— У нас тоже прикол получился. На работе одна бабенка на всех мужиков прыгала. На каждого зависала и отбой получала. Почему-то никто не западал на нее. И не знаю, в чем причина, — начал Иван.
— И ты отказал женщине? Не пожалел? Ай-яй-яй! — рассмеялся Димка.
— Она не в моем вкусе и много старше. Я же не сошел с ума, чтобы со старухой шашни крутить. Повода ей тоже не давал. Но дело не во мне! Она себе отыскала хахаля, в конце концов. Конечно, далеко не тот, кого искала, но для нашей мартышки и этот мужик подарок. Это не беда что маленький и лысый, пузо на коленях висит, а морда — в сетку. Главное, он мужик и при этом натуральный. В постель голиком заскакивает, хоть самому уже за шестьдесят. У него жена и двое взрослых сыновей, даже внуки имеются. Но это пустяки. Мужик-то действующий, во всех отношениях. Всюду справляется и успевает. Такому позавидовать. И вот он стал тусоваться с нашей макакой. Мы рады, что она хоть от наших мужиков отвязалась, не виснет на плечах, не прыгает в обед на колени, не просит подвезти домой с работы. У ее хахаля свое авто, целый «Фольксваген». Она от гордости, когда в нем ехала, чуть не уссывалась. А тот хахаль, вот козел, даже с женой развестись вздумал из-за нашей чмо. Жалко его было. Ведь знали, наколет его стерва! А потом еще на весь свет обсерит. Такое у нее не раз случалось. Тут же, вроде, все всерьез. И на тебе, приходим на работу, а наша звезданутая мандолина сидит вся в слезах и соплях. Бабы спросили, что стряслось, она и поделилась, мы, мужики, как услышали, долго хохотали, за что обиделась она на хахаля. Он ей вместо отборных конфет и элитного кофе, семечки стал приносить на угощенье. И все, больше ничего! За все три месяца что ходил и ночевал, ни разу не оплатил коммунальные услуги, за телефон, короче, не проявил себя спонсором. И на четвертом месяце побрехались как собаки. Она ему про оплату квартиры закинула. Он ей про секс-услуги и авто. Напомнил о цене бензина и амортизации «Фольксвагена», короче, устроили настоящий цирк. Этот мужик в тот же день к своей семье вернулся. И как деревенский поросенок, уже не бегает за чужими бабами. Живет в своей семье, где с него ни за что не требуют оплату. А заработок он всегда отдавал семье. Так вот я к чему о том говорил, что нет у наших городских даже понятия о человеческих, бескорыстных отношениях. Обязательно все завязано на расчете, какой-то выгоде. А сколько раз мы все столкнулись с этим. Нас не любили, откровенно пользовали. Мы утешали себя, что все так живут, потому как женщины — слабый пол. Но потом сдавало терпенье.
— И мы снова возвращались к своим женам, как тот незадачливый хахаль, — подытожил Димка, громко рассмеявшись.
Друзья ушли поздно. Варя убирала со стола. Иван помогал, носил тарелки на кухню. Когда все было прибрано, человек позвал Варю на балкон:
— Пошли, подышим свежим воздухом! — предложил запросто.
Варя вышла на балкон следом. Облокотилась на перила. Смотрела вокруг, вниз на людей, машины.
— Тебе здесь нравится? — спросил тихо.
— Пока непривычно. Очень шумно. Нужно свыкаться. Думаю, это недолго затянется.
Иван стоял совсем близко. Их плечи соприкасались. Но Варя не отодвинулась.
— Ты не боишься темноты? — спросил Иван.
— Я даже люблю, когда темно. У нас в деревне долго не было света. Жили при керосиновой лампе и свечах. При них я делала уроки. Отец выстругивал черенки к лопатам и граблям. Даже ложки, гребешки умел выстругать. Мама вязала и заодно укачивала сестренку. Она была совсем маленькой. Мы тихонько пели и малышка засыпала. Уж и не помню, сколько прошло, но Дашутка уже бегала, лопотала. Мы уложили ее спать, не укачивали, большою стала, а она сама запела песню, какую от нас слышала. Мы так удивились, как запомнила, ведь совсем крохотной была, грудной. Оказывается, она очень любила ту песню. И всегда ее ждала. Так вот и росли. Да, в потемках, зато на душе было светло и тепло. Потому что мы всегда любили друг друга.
