Это верно, но и. а. Новиков забывает главное - содержание. Совершенно ясно, что если бы «Слово» писалось через, скажем, 200 лет после смерти Владимира Глебовича, то автор произведения взял бы этот факт, как более значащий, чем только ранение. Далее, если бы «Слово» Не было злободневным произведением, то автору его нечего было бы посвящать политическим текущим событиям одну треть всего произведения: если автор верно передает события за 200 лет, то это не значит, что он должен передавать частности, имеющее значение только тогда, - ведь он пишет для современного читателя.
В последнее время один из исследователей «Слова» пытался решить вопрос не только о времени написания, но и о времени его оглашения перед народом.
По одной его версии (1948) «Слово» было оглашено 25 сентября 1187 г. В день св. Евфросинии в Новгород-Северске по случаю венчания Владимира Игоревича с половецкой княжной и крещения их ребенка, по другой (1949) это случилось 5 октября 1187 г.
Довольно интересные его соображения, однако, не имеют силу убедительности. Это только предположения, которые доказать нельзя, зато есть факты и соображения, говорящие против.
Прежде всего, «Слово» говорит об «опутывании» Владимира Игоревича «красною девицею» не как о совершившемся факте, а как о предполагаемой возможности.
Когда Игорь бежал, Гза в отместку предложил расстрелять Владимира Игоревича; Кончак, зная об увлечении Владимира его дочерью, возразил на это, что лучшe будет связать его женитьбой. Следовательно, Кончак был сторонником этого брака, что и совершилось впоследствии.
Если бы, однако, фактический брак уже состоялся, то не мог Гза предлагать расстрелять зятя Кончака.
Весть о Романе Владимира с Кончаковной принес на Русь, возможно, сам Игорь (или Овлур), но в момент окончания «Слова» брак еще не состоялся не только по христианскому, но и по половецкому обряду.
Во-вторых, если бы «Слово» впервые было оглашено по поводу венчания и крещения, внука Игоря, то естественно было ожидать услышать хоть одно слово об этом внуке, в «Слове» же нет о нем абсолютно ничего. Можно было ожидать также что-то о Кончаковне - тоже ни слова, наконец, ни о самой свадьбе, ни о Владимире Игоревиче особо - также ни слова. А ведь естественно было бы пожелать новобрачным долгой жизни и счастья.
Наконец, и может быть самое главное, как видно из сказанного, «Слово» имело особое задание, особую цель и приурочивание его к свадьбе было нелогичным, а главное, запоздалым: его действенность приурочивалась к лету, когда еще можно идти в поход, но не к октябрю с его дождяmи и ненастьем.
Наконец, есть и чисто фактическая неувязка. В летописи сказано точно о браке второго сына Игоря, о Владимире же сказано глухо: «тогда же вернулся Владимир из плена» и т. д. Это не значит, что Владимир вернулся из плена в день свадьбы своего брата, а приблизительно в то же время, это могло быть и до свадьбы Святослава и после нее. Как известно, летописи записывали события не очень точно, как правило, события, случившиеся в этом году, излагались не в строго хронологическом порядке; часто событие, растянувшееся на значительный срок, записывалось под годом его начала или под годом его конца, а иногда просто упоминалось попутно.
Гораздо важнее вопрос: где было написано «Слово». Некоторые исследователи колеблются между Киевом и Черниговом, как местами, где оно было написано. Нам кажется, что «Слово» дает совершенно определенный ответ, что оно было написано в Черниговской области, например, Новгород-Северске, резиденции Игоря, или, еще вероятнее в Курске, резиденции Всеволода, брата Игоря.
Это видно из прославления Игоря в конце: «зло ти телу кроме головы, - Русъкый земли без Игоря». Игорь сравнивается здесь с головой Руси. Нет ни малейшего сомнения, что Игорь не играл подобной роли на Руси, он был «малым» князем и все. Если бы не «Слово», то имя его было бы в настоящее время безвестным.
Если бы «Слово» писал ось в Киеве, то это место было бы в кричащем противоречии с тем импозантным положением, которое предоставлено «Словом» Святославу Киевскому, именно его, великого князя, старейшего князя по положению и по летам, отчасти и по влиянию, можно было назвать головой Руси.
Столь преувеличенный комплимент по адресу Игоря в Киеве был бы неприличным. Совсем другое дело, если певец употребляет этот комплимент, воспевая своего князя. Каждому понятно, что, выставляя своего князя не в совсем выгодном свете, ибо поражение всегда остается поражением, певец к концу старался сгладить неприятное впечатление.
То же самое мог сделать из уважения к своему покровителю и певец, если он был вассалом князя Всеволода, - комплиментом он делал приятное князю Всеволоду. Чем больше мы приглядываемся к «Слову», тем все более находится доказательств того, что автором был курянин.
Бросается, прежде всего, в глаза длинная хвалебная тирада по адресу курян: «а мои ти куряне» и т. д., ни в походе, ни вообще куряне не занимали такого места, которое отведено им певцом. Это можно объяснить только тем, что автор хотел понравиться своей аудитории, расточая слушателям похвалу.
О собственно войске Игоря ни слова, а о курянах целый отрывок, - неспроста.
Далее Всеволод изображен самыми положительными чертами. Ведь Игорь тоже бился, был ранен, но о поведении его во время битвы ни слова. Центральной фигурой битвы сделан не Игорь, как старший и военачальник, а Всеволод.
Правда, Всеволод в битве отличился, но несомненно, что главные распоряжения отдавал Игорь. Комплименты без конца - «буй тур» - тоже неспроста.
Наконец, отрывок о том же Всеволоде, где говорится о его пренебрежении ранами, своим добром, покоем и т. д., также почему-то подчеркивает все только по отношению к Всеволоду. Если Всеволод, действительно, отличился в бою - ладно, но ведь и Игорь бросил дом, добро, покой, молодую жену и т. д., но об этом ни слова! Что-то неспроста.
Наконец, правда ли, или неправда ли, отчего не похвалить свою княгиню - Глебовну, назвав ее красавицей?
Но самым доказательным будет, конечно, язык «Слова». Действительно, есть данные, что в «Слове» имеются курские провинциализмы. Отметим, что автор «Слова» был из области севера[2] или курянином, т. е.·с севера современной Украины.
В последнее время некоторые исследователи: акад. Орлов, Югов и др. высказались за то, что автор «Слова» был галичанином. Югов видит доказательства этому в чрезмерных похвалах Ярославу Галицкому. Это неверно, достаточно сравнить обращение к нему с обращениями к другим князьям. Во-первых, певец упоминает Ярослава не на первом и не на втором, а на третьем месте, вовторых, гиперболы по отношению к Всеволоду Большое Гнездо («ты, бо, можеши Волгу роскропити») значительнее, чем по отношению к Ярославу, в-третьих, Ярослав, действительно, был могущественным князем (достаточно прочесть отзыв летописи по поводу его смерти), наконец, если подобно Югову каждую галку, упомянутую в «Слове», трактовать как галичанина, то… конечно, согласиться с Юговым придется.
Неубедительны также доводы Югова, что автор «Слова» был галичанином потому, что Ярославна была из Галиции. Во-первых, мать ее Ольга была из Суздаля, из «Большого Гнезда», следовательно, не галичанка, во-вторых, у нас нет решительно никаких данных за то, что автор «Слова» был выходцем из Галиции, пришедший на Черниговщину с Ярославной или братом ее, - это голое предположение Югова и только.
Главным доказательством того, что автор «Слова» был галичанин, упомянутые авторы видят в языке «Слова».
Это, действительно, верно - язык «Слова» близок к украинскому языку. Однако, утверждение сторонников «галицкой» гипотезы является бьющим мимо цели и основанным на том, что они не знают украинского языка.
В действительности язык «Слова» ближе не к Галицкому диалекту украинского языка, а к чернигово-новгородсеверскому, т. е. современному северно-украинскому говору. Нет ничего удивительного, что в руках поэта-черниговца (в широком понимания) были все нити похода Игоря, возможно, он сам принимал участие в походе, воспевал он своих князей и, конечно, на местном говоре.
Зачем искать «варягов» в галичанах, когда черниговцы и по сей день говорят говором более близким к «Слову», чем современные галичане. Надо это только знать. Счастливое совпадение дало нам
