деле Игорь ожидал брата в нейтральной зоне, верст за 300- 350 от первых основных половецких веж. Его присутствие было замечено уже тогда, когда он в течение целой недели углублялся в половецкие степи. Весть о нем разнесли отдельные кочевники, телеги которых скрипели ночью, когда они убегали «неготовыми дорогами», т. е. через степь напрямик, без дорог.
V. Кудряшов совершенно не замечает неувязки в отношении дней недели, чисел и расстояний. Если 4-го, т. е. в субботу, Игорь выступил на Сальницу, то он должен был ее достичь (т. е. Сальницу Кудряшова) в тот же день или 5-го, в воскресенье утром (на самом же деле расстояние от устья Оскола до Сальницы, по карте Кудряшова, самое большее полдня хода) исходя опять-таки из расчетов самого Кудряшова.
Между тем, из летописи известно, что разведчиков они встретили на пути к Сальнице (или у самой Сальницы, что сказать трудно) в четверг, т. е. 9 мая. Спрашивается - что же делали войска 5,6, 7, 8-го и 9- го, т. е. 5 дней до начала фактического похода!
Ответ может быть только один: они шли в глубь степей к Сальнице у Дона, отстоявшей от Оскола не на растоянии полуторадневного пешего перехода (по Кудряшову), а на расстоянии конного пути 4, 5, 6, 7, 8, 9-го и ночи под 10 мая.
Первые половецкие войска и много веж были усмотрены только около 10-11 часов утра в пятницу 10 мая и первый бой начался почти тотчас же.
Из вышеизложенного ясно, что все дальнейшие рассуждения Кудряшова о местоположении Суюрли, Кайлы и т. д. совершенно неверны, если основные предпосылки неверны. Каяла Кудряшова отстоит не менее чем на 300- 400 верст от Каялы «Слова».
На этом мы оставим Кудряшова, а перейдем к рассмотрению действительной картины похода, каковой она рисуется на основании первоисточников. Начавши поход 4 мая, в субботу, от устья Оскола, русское войско углублялось в степи в течение 6 дней.
Девятого мая, в четверг, разведчики их известили о необходимости ускорить поход - войска шли всю ночь (вернее ехали) и к 10-11 часов утра в пятницу, наконец, столкнулись с половцами. Следовательно, ручей Суюрли, место первой битвы, находилось по крайней мере на расстоянии шести с половиной дней езды от устья Оскола.
По расчетам Афанасьева, девятидневный путь из Новгород -Северска и до Изюма равняется 360 верстам, следовательно, ежедневное передвижение равнялось 40 верстам.
По расчетам Кудряшова (заставляющего людей передвигаться по дуге), путь этот около 500 верст, следовательно, русские делали по 55 верст в день.
Очевидно, 60 верст является средним для конного похода, исходя из возможности передвигаться на лошадях, несомненно тяжело груженных (кроме людей, оружие, пища и т. д.).
Таким образом, от Оскола и до половецких веж было не менее 400 верст (шесть с половиной умножить на 60), иначе говоря расстояние, почти доводящее до Дона. Несомненно, однако, что русские последнего не достигли, а только бились «у Дону великого».
Кудряшова и других сбило одно место в Ипатьевской летописи, которое они толкуют как указание, что хотя бы часть войск Игоря была пешая. Оно гласит:
«И тако угадавше, вси соседоша с коний; хотяхутъ до бьющеся доити рекы Донця, молвять бо: «Оже побегнем, утечем сами, а черные люди оставим, то от бога ны будет грех, сих выдавше, поидем. Но или умрем, или живи будем на едином месте». И така рекше, вси соседоша с коней и поидоша бьючеся».
Объясняют это место так, - князья не считали возможным пробиться с воеводами и конницей, бросив пехоту (черных людей) на произвол судьбы. Отсюда и ведутся расчеты о пешем движении и локализируют Каялу гораздо ближе ее действительного положения.
Подобное толкование ошибочно. Прежде всего, «черные люди» - это не пехота, а рядовые воины. В источниках нет ни малейшего намека на пехоту, всюду только речь о конях. Летопись начинает с состояния коней перед походом и все время до конца твердит о них и ни разу о пехоте.
Это видно из следующих отрывков летописи непосредственно перед только что приведенным:
«И рече Игорь… Се же видехом полкы половецькыи, оже мнози суть… Ныне же поедем через ночь, а кто поедет завтра по нас, то ти вси поедуть, но лучьшими коньници переберуться, а самеми как ны бог даст».
Итак, увидав к концу дня пятницы огромные силы половцев, собирающиеся со всех сторон, и поняв угрожающую опасность, Игорь предложил немедленно ночью же отступать. Причем в первую очередь отправятся на худших конях, а другая часть войск с лучшими лошадьми догонит первую часть завтра.
Речь все время идет исключительно о «поедем», о качестве коней, но ни слова о пехоте, а ведь именно здесь она была бы упомянута, ибо являлась бременем для конницы, и нужно было решать, что с ней делать. Но о пехоте ни слова, ибо ее не было.
На приведенные выше слова князя Игоря его племянник Святослав Олегович возразил: «Далече есмь гонил по половцех, а кони мои не могуть, аже ми будеть ныне поехати, то толико ми будеть по дорозе остати» …
Мы знаем из летописи, что Святослав Олегович руководил одним из 6 полков войска Игоря и что он и Владимир Игоревич гнались за половцами, будучи впереди. Игорь же шел сзади, «не распуская полку», боясь ослабления и распорошенности сил на случай внезапного удара неприятеля.
Святослав возражал Игорю, что его кони настолько устали, что не могут идти, а если и пойдут, то сейчас же по дороге и отстанут. Всеволод поддержал Святослава, и решили ночевать эту ночь все вместе.
Утром, когда они увидали сколько полков половцев, то «изумешася князи рускии, кому и к которому поехати, бысть бо их бещисленное множество».
И здесь опять-таки стоит не «броситься», «напасть» и т. д., а «поехати», т. е. броситься в конный бой.
Из всего этого следует, что все войско Игоря было конное. Очевидно, возможность пробиться с лучшими воинами на лучших лошадях была, но это означало бросить остальных без руководства, т. е. предать врагу, на это князья пойти не могли.
Татищев влагает в уста Игоря по этому поводу: «Я не могу разлучиться, но со всеми обще добро или зло мне приключится; ибо есть ли я уйду с воеводы, то простых войнов предам в руки иноплеменников» и т. д.
Сказано опять совершению ясно: не «брошу пехоту», а «простых воином, т. е. обычных воинов на коне. Без руководства они были обречены гибели.
Ввиду служившихся обстоятельств, русские рано утром в субботу 11 мая стали отступать. Здесь мы сталкиваемся с интересной и важной деталью: отступали не на лошадях, а пешком.
У Татищева сказано: «… И рассудя, что в конех биться не можно, спешась шли»… В Ипатьевской летописи сказано: «и тако рекши, вси сседоша с коней и поидоша бьючеся» …
Опять-таки - все сошли с коней, значит, все были на конях. Имея такой обильный материал и прямой, и косвенный, говорящий все время согласно о конном походе, трудно понять, как исследователи, подобно Кудряшову, могли пойти наперекор всем свидетельствам летописей. Объяснение одно: исследователи создавали гипотезу не из фактов истории, а приняв какую-то гипотезу, подтасовывали или замалчивали их. Результат - очевиден.
Вернемся к походу. Трудно в настоящее время установить почему предпочтительнее было спешиться всем. Очевидно, это играло не только ту роль, что подымало дух в войске подчеркиванием солидарности всех, но вероятно способ пешего боя имел какие-то преимущества.
Мы слишком мало знаем о приемах боя того времени, но знаем из летописей, что пеший способ почему-то некоторыми предпочитался. Прямое указание на это мы находим в летописи в описании Липецкой битвы (1216 г.), т. е. почти в ту же эпоху. В этом бою впереди конного полка Ивора новгородцы с криком «не хочим измерети на коних, но яко отчи наши билися …», сбросив с себя порты и сапоги, бросились на врага.
В результате конный полк Ивора пришел позже пеших воинов, а князья и воеводы еще позже. Воины не хотели умереть на конях, но биться пешим строем, как бились их отцы.
Эта подробность, что русские с утра 11 спешились и затем все время день и ночь шли, а не ехали, причем шли непрестанно отбиваясь, дает нам возможность хотя бы приблизительно определить расстояние, отделявшее место первого столкновения с половцами у Суюрли от места окончательного
