наследие наших предков.
И в этом отношении «Слово» играет и будет еще играть свою роль, - роль катализатора в развитии наших исторических знаний.
10. ПРИЛОЖЕНИЕ
«Природа в «Слове о полку Игореве». (Критический разбор статей Н. В. Шарлеманя)
О природе в «Слове о полку Игореве» писал до сих пор, в сущности, только проф. Н. В. Шарлемань. Какое важное значение имеют элементы природы для познания «Слова», об этом мы уже достаточно говорили выше и показали на примерах, как многое предстает перед нами в совсем ином свете, если мы опираемся на правильно е понимание их.
Так как данные, сообщаемые Н. В. Шарлеманем, не всегда точны, а подчас трактуются, исходя из ошибочных исторических позиций, необходимо остановиться на них, чтобы дать возможность любителям «Слова» - не натуралистам, видеть элементы природы «Слова» не через очки единственного автора- натуралиста - Н. В. Шарлеманя, а с более объективных позиций.
Сколько нам известно, Н. В. Шарлемань опубликовал на русском языке только две работы, посвященные природе и в особенности животным, упоминаемым в «Слове»: первая в 1948 году напечатана в трудах отдела древнерусской литературы, VI, 111-124, вторая в 1950 г., по-видимому, в VIII томе тех же трудов, стр. 212-217. Первая из них, за исключением 2-3 промахов, отмеченных ниже, очень содержательная и дельная статья, вторая же вызывает самые решительные возражения, ибо Н. В. Шарлемань, пытаясь в своем пересказе еще больше опоэтизиpoвать «Слово», в некоторых местах совершенно исказил его.
Начнем с мелких деталей. Шарлемань (1950, с. 215) называет гепарда «самым быстроногим в мире зверем». Это безусловная ошибка. С гепардом охотятся из засады: стараются елико возможно ближе подкрасться к добыче: джейранам, сайгакам и т. д. И выпускают тут гепарда. На коротком расстоянии, до 400-500 метров, гепард может развивать очень большую скорость, а затем мгновенно выдыxaeтcя.
Главный успех лежит в неожиданности нападения и в том, что на коротком расстоянии антилопа не успевает развить скорость. Вообще же антилопы бегают гораздо быстрее гепардов. Поэтому признание гепарда «самым быстроногим зверем» несомненно сделано сгоряча.
Далее Шарлемань считает, что «пардус» «Слова» и гепард - это одно и то же, и приписывает гепардам «свирепый нрав». Насколько легкомысленно это утверждение, можно судить уже по оценке поведения гепарда. Гепарда везут в клетке в глубь пустыни, где еще есть джейраны, сайгаки и т. д., гепарда выпускают на полную свободу, он бросается на добычу, допустим, ловит ее и терпеливо ждет, пока не приедет хозяин и не возьмет добычу.
Что же тогда говорить о свирепости тигров? Попробуйте выпустить тигра в пустыню из клетки, пусть он поймает антилопу и испробуйте приблизиться к нему и отнять от него его добычу. Ни читателю, ни самому проф. Шарлеманю мы этого не рекомендовали бы.
На самом деле гепард добродушного нрава, легко приручаемое животное, телом и складом характера совершенно напоминающее домашнюю собаку. Держат его на цепи или в клетке на охоте только потому, что он может броситься на добычу раньше времени или не на ту, которую хочет добыть его хозяин.
Из летописи мы знаем, что «пардусы» бывали на Руси, но что это за зверь, и, главное, охотились ли с ним у нас, - нет решительно никаких данных, - обстоятельство, говорящее, что это была редкость, диковинка и только. Гепарда следует изъять из обращения в дискуссиях о «Слове».
Неточен Шарлемань и в другом месте. «облачная погода и буря, гнавшая смерчи с моря, благоприятствовали бегству», - говорит он. Никогда смерчей не бывает в бурю, они характерны только для очень жарких дней лета в послеполуденные часы и при отсутствии ветра. Наконец, буря не могла гнать «смерчи с моря». Морские смерчи, образованные из воды, бывают только на море и при прикосновении с берегом немедленно рушатся на землю. Дело же происходило не на берегу моря.
Странное впечатление производит фраза: «Беглецы направились к заросшей уремой, «лугом», долине Донца». Как это могла долина Донца зарасти лугом или уремой - ведает, очевидно, только Аллах и проф. Шарлемань. К сведению последнего, однако, можно сообщить, что слово «урема» означает не то, что он думает. Это и не порода деревьев вроде «дуб», «сосна», «ива» и т. д., это и не тип растительности вроде «кустарник», «кочкарник», «омшаник» и т. д., - это экологическая стация в долине реки с характерными деревьями, кустарниками, травами и pacпределением сухих и мокрых мест. На юге урему называют «плавней», на востоке «тугаем», в средней России, главным образом за Волгой, предпочитают употреблять слово «урема», а вообще это «пойма».
Оценивая в общем верно значение поведения гоголей, чаек и чернядей, Шарлемань не точен в передаче «Слова»: черняди не «беспечно плавали на реке», а были «на ветрех». В этом месте в «Слове» небольшая неясность, проф. Шарлеманю, как орнитологу, полагалось бы особенно разобрать и осветить это место, но он от этого уклонился.
Однако дело обстоит хуже, когда проф. Шарлемань начинает искажать текст «Слова», тут уж его комментарии теряют всякий смысл, ибо применены не к «Слову», а к его «замышлениям». Бегство Игоря он излагает так: «К счастью, не было в данной местности ворон… Не было и сорок… Молчали в ту пору и галки». «Слово» говорит совершенно противоположное: и вороны, и сороки, и галки - все они были, но молчали. В этом основной смысловой стержень отрывка. Н. В. Шарлемань этого не уловил, все это место исказил и поэтому споткнулся на «бесшумно скользящих в траве» полозах.
Такое небрежное обращение с текстом «Слова» приводит к тому, что отрывок о стугне Шарлемань излагает следующим образом: «В часы отдыха на реке поэт вспомнил далекую речку Стугну под Киевом, в «худой» струе которой утонул юный князь Ростислав. Автор противопоставил маловодной - «худой» стугне «ласковый Донец».
Прежде всего, откуда Шарлемань взял, что воспоминание о Стугне пришло «в часы отдыха на реке»! Такая безудержная фантазия, да еще в устах ученого, совершенно недопустима. К чему эти пустые выдумки, чтобы засорять только и без того засоренную литературу о «Слове»!
«Слово» нам говорит о совершенно другом. Донец начинает беседу с Игорем, Игорь ему отвечает и в этой беседе, а не «в часы отдыха» Игорь вспоминает о Стугне и говорит в благодарность комплимент Донцу. Все это Шарлеманем смазано, картина искажена.
К чему эта игра словами, что, мол, мне известно даже, в каком месте автору «Слова» пришла в голову та или иная мысль!
Наконец, никто еще не доказал и, вероятно, не докажет, что автор «Слова», как утверждает Шарлемань, бежал вместе с Овлуром и Игорем. Правда, Татищев говорит, что Игорь бежал «сам-пят». Но «Слово» и все летописи говорят в один голос, что бежало только двое: Игорь и Овлур. Наконец, где же здравый смысл? Неужели непонятно, что бежать целой оравой не только опасно, но и невозможно. Если Игорь, сказавшись усталым и ушедшим спать, еще мог обмануть бдительность сторожей, то не могли это сделать незамеченными еще трое, несомненно из самых приближенных к Игорю лиц. Наоборот, их роль была остаться на месте и елико возможно дальше продолжать пирушку, содействовать веселью и всячески отвлекать внимание сторожей.
Стремление Шарлеманя найти в «Слове» образы еще более поэтические, чем они есть на самом деле, приводит его к другому срыву.
«Здесь в его памяти, - пишет он, - возникла когда-то виденная картина: берег речки Немиги,
