руках клинок, да и вообще поправить свое физическое здоровье. Эх, не любил я ходить по утрам на турник, а зря.
Что касается меня, чтобы не соскучится, я стал вести дневник, куда записывал все, что происходило со мной каждый день, все свои наблюдения, зарисовки и многое другое. Моя работа, после нескольких рейдов с отрядом, заключалась в бесконечных блужданиях вокруг Сэйре-Анх, небольшой деревушки, название которой я затрудняюсь перевести на русский. Дни текли медленно, но не потому, что было скучно, а потому что дни были два с половиной раза длиннее... Свободное время я проводил в самом темном уголке 'Черепа', где внимательно слушал разговоры и записывал самое интересное в случайно оказавшуюся с собой, еще из родного мира пустую блочную тетрадку.
Слухи, байки, легенды, истории...
Все услышанное мною оседало либо в моих записях мелким почерком, либо в голове, формируя общую картину мира, удивительного опасного, чуждого мне, и в тоже время... Красивого.
Девушка, работавшая в 'Черепе' официанткой, плюхнула мне на стол поднос с обедом, чем и вывела меня из состояния задумчивости, в котором я прибывал. Ей семь лет. Умножаем это на два с половиной... Около девятнадцати по-нашему.
Я глубоко вздохнул и, проигнорировав ее обворожительную улыбку, приступил к трапезе. С Торреви и компанией мы практически не пересекались, так как он обычно ходил в многодневные походы к самой кромке болот, в которые не мог взять меня, так как у меня не было лошади...
Да, про лошадей я не сказал. Лошадьми этих животных не мог с полной уверенностью назвать даже я, так как они больше напоминали огромных собак, да и были в отличие от травоядных лошадей всеядными и очень даже любили мясо. Их тут называли словом 'Ворлак'.
- Что-нибудь еще принести, Алькор? - спросила официантка.
- Нет, спасибо, Ралла - откликнулся я.
Имечко Игорь тут совсем не прижилось. Как сначала сказал Торреви, а потом Мара - так тут называться запрещает местная религия. А вот любое слово на букву 'А' легко может быть именем, хоть 'автомобиль'.
- Как будет угодно.
Деревушка небольшая, народ добрый и меня вскоре все стали принимать за своего. К охотникам за ходячей смертью тут всегда особое уважение...
Покончив с обедом, я покинул 'Череп' и отправился за пределы деревни. Леса, поля, иногда болотца... И ни одного знакомого дерева или растения. Я быстро выучил, что из местных ягод можно есть, а что нельзя и, по возможности, жил на подножном, как говорится, корму, копя деньги... на что? Честно скажу - не знаю, так как долг Торреви я очень скоро отдал. Мне повезло наткнуться во второй же день в жару на добрый десяток упырей, которые еле шли. Я их час водил кругами, выбивая по одному, в одном и том же месте.
В непосредственной близи от жилья нежити водится мало и один или два мертвяка за полдня - это обычно уже удача.
Да, о деньгах. Тут в ходу одни монеты из металла очень напоминающего серебро. Может быть и серебро, даже, скорее всего, серебро, но я последнее время стал сомневаться во всем, что встречаю. Мало ли какие законы здесь властвуют, раз нежить разгуливает?
И все же есть в этой, вроде бы мирной жизни, ложка дегтя: мир тут, как порох. Самыми ходовыми темами для обсуждения были известия о том, что мертвяков все больше и больше, что маги Аррасской Академии бездействуют. Кто-то рассказывал даже о том, что на севере, в Нолдоре, собираются целые легионы нежити.
Кстати о нежити. Она, как оказалась тоже бывает разной. Чем дольше бродит - тем сильнее, а ежели кого сожрет, то сразу силенок прибавляется. Иногда даже подобие разума появляется. Говорят, с иными трупами и на клинках доводилось сражаться, хотя это и казалось мне байкой.
Так или иначе, хороших новостей шло мало. И если в этих слухах есть хоть доля правды, то моей главной задачей является убраться из этого мира поскорее в родные края прежде, чем сюда придет целая толпа нежити и скушает меня.
Я вздохнул.
Память упорно не хотела отдавать из своих глубин те моменты моей жизни, в которых скрыт ключ к тому, как я попал в эту передрягу, а, быть может, и ключ к тому, как его покинуть. Я готов поспорить, что среди читателей найдутся те, кто скажет что-нибудь вроде 'Вот идиот! В кой-то веки повезло, а он убегать из чудесного мира хочет...'. Да, я идиот, если угодно, один из тех идиотов, которые предпочитают называть себя реалистами... или пессимистами, если угодно. По большому счету, если Вы живете в России, то Вы должны знать, как просто у нас спутать реалистов и пессимистов.
Нос уловил знакомую до боли вонь, и я обнажил свой простенький клинок. Мертвяк появился из тенистого перелеска, которых они всегда держались в жаркий полдень, и явно хотел закусить мною, а я, собственно, ликвидировать его и получить заслуженный заработок. У матерых упырей драконий коготок отрастает больше, и за них и платят так же больше. Этот на вид потянет на одну шестигранную монету. Здесь этого хватит на хороший обед. Вообще жилье и еда мне обходились три-четыре истребленных упыря в день и свободные деньги стали постепенно появляться.
Кто наш сегодняшний 'клиент'? Что-то на жаре совсем скис, еле шевелится - никакой противник. Парочкой, доведенных уже до уровня рефлексов, взмахов клинком я заставил его рухнуть вниз зловонной шевеляшейся массой и, изъяв 'драконий коготок', облил маслом из фляги и поджог.
Двадцать первый на моем счету.
Работа охотника, как и, должно быть, работа патологоанатома, здорово развивает цинизм, который, на фоне депрессии и тоски по родному дому, прогрессирует неимоверно. Скорее всего цинизм - одна из защитных реакций организма на психологическую нагрузку, хотя... я не уверен ибо в этой области не спец.
Если первых мертвяков я немного боялся, пытался разглядеть, какими они были при жизни, где-то жалел, то сейчас я их истреблял спокойно и равнодушно, словно убирал мусор. В конце концов, должен же его кто-то убирать! Не могу сказать, что эта работа мне нравилась. В моем положении, понятие 'нравится' вообще было неприменимо. Когда то, когда я хотел идти в медицинский, я видел 'анатомический театр', где вскрытие производили прямо перед целой толпой абитуриентов. Тогда я понял, что это не для меня, так как меня едва не стошнило. А что теперь? Что-то подсказывает мне, что я теперь и на тот пресловутый 'театр' смогу взглянуть без содрогания, да и еще и с интересом.
Я изменился.
Возможно, я не понял в какой момент, но изменение произошло во мне, и я это знал. Оно не коснулось ни характера, ни образа мыслей, но восприятия. Иногда мне казалось, что я сплю, что еще чуть- чуть, и сон рассыплется и я проснусь в хорошо известном мне, обыденном до мелочей и за это и горячо любимом мире. Но реальность на то и реальность, что с ней остается только смириться.
И что-то говорило мне, что свой родной мир я уже едва ли увижу. Пора с этим смириться. Какая-то моя часть, подсевшая, словно наркоман на иглу, на блага высокоразвитой цивилизации, противиться этому изо всех сил. С другой стороны совсем иная моя часть, природное любопытство, если угодно, которой было мало освоенных мною в совершенстве законов физики, просто ликовала: для нее это был новый мир с, возможно другими законами, которые тоже будет интересно изучить...
Одно я знал точно. До тех времен, когда на специалистов вроде меня появится хоть какой-то спрос я уж точно не доживу.
Пожалуй, то что заставляло меня чуть ли не пищать от восторга, это еда. С местным мясом может лишь конкурировать шашлык и каппучино на берегу моря. Ну а свежий воздух, ежедневные пробежки, упражнения и здоровое, в кой-то веки питание из кого угодно сделают здоровяка.
В силу того, что большую часть своей жизни в родном мире я предпочитал работать головой, нежели мускулами моя физическая форма оставляла желать лучшего. Но вот пришли перемены и сначала жуткие упражнения на болоте, когда я под действием слизня бежал по пересеченной местности, теперь ежедневные долгие прогулки, перемежающиеся со стычками с нежитью и меня вполне могли не узнать, должно быть, даже мои старые друзья, случись им увидеть меня.
