Внизу улыбалась мама. Дима махнул ей рукой, хотел что-то крикнуть, но получился черный мазок: «Прости, мама!».
За что прости? Почему он пытался шепнуть «прости»? Он не смог понять. Мысль оказалось неприятной, и от этого радуга под ногами стала зыбкой, призрачной. Дима рассердился на мысль. Отогнал ее прочь, словно назойливую муху.
Он вновь бежал по упругой цветной дорожке, вскинув руки к небу…
— Слава, — тихо шепнул Константин Лишнев.
— А? — приподнял голову Фокин. — Ты меня, Костя?
— Да, — спецназовец повернулся на бок. — Не спишь?
— Нет.
— Слава, можно спросить тебя об одной вещи? — Лишнев в темноте покосился на Марата Доценко, но тот продолжал тихонько посапывать, лежа спиной к говорившим.
— Конечно!
Лишнев привстал, тихонько передвинулся ближе к Фокину.
— Тошно мне, Слава! — признался он. — Из-за Любани. Никак не могу забыть. Вот закрою глаза — и Любаня передо мной. Она ведь тогда, в лагере, ко мне бежала. За помощью. А я ничего не сделал. Не спас ее.
— Ты ничего не мог сделать, Костя, — тут же отозвался Святослав. — Не за что себя винить.
— Там были провода под током! — лихорадочно прошептал спецназовец и ухватил священника за руку. — Если б я прыгнул на них, меня б убило! Но это не спасло бы Любаню!
— Верно, Костя! — встряхнул горячую ладонь Лишнева, подтвердил Фокин. — Там были провода под током. Ты не мог спасти ее. Между вами находилась непреодолимая преграда. Твоя смерть ничего не изменила бы.
— Так-то оно так… — резко убирая руку, горько произнес Константин. И вдруг сменил тон: — Что мне делать, Слава? Любаня приходит ко мне, просит: «Отомсти!». А я? Я здесь, в сопках. Бегаю от солдат, как трусливый шакал.
— Расскажу тебе одну восточную историю, — подумав, сказал бывший священник. — На свой лад. Многое пропущу. А ты послушай и попробуй найти в ней зерно истины. Для себя…
Как-то раз по дороге шли учитель и юный ученик. Учитель имел высокую степень посвящения, но, впрочем, это трудно объяснить. В общем, был почти святым. А святым не только многое разрешено, но и многое запрещено. В частности, он не мог предаваться чревоугодию. Думаю, это тебе понятно: человеку разрешалось есть только хлеб, рис. Пить воду. Что еще нужно тому, кто мало внимания уделяет физической пище, предпочитая духовную? Ну и вот, среди прочих запретов был такой: учитель не имел права дотрагиваться до женщины. До любой. То было одно из самых великих табу.
Шли учитель и ученик пустой дорогой, и спустя какое-то время достигли реки, которую надо было переходить вброд. А на берегу, возле стремительного потока, стояла женщина с корзиной. Старая женщина. Она плакала. Никак не могла преодолеть реку. Старухе не хватало сил, чтобы справиться с течением.
«Помогите мне, пожалуйста, люди, — попросила она. — Помогите перебраться на другую сторону. Я стою здесь уже несколько часов, но вы первые, кто появился на дороге…».
Ни слова не говоря в ответ, учитель поднял женщину на руки, ступил в быструю воду реки. Он перенес старуху на противоположный берег. Поставил на землю и пошел дальше. Вскоре его догнал ученик, невероятно пораженным тем, что увидел.
Юноша долго шел молча, все никак не мог прийти в себя. А учитель не считал нужным что-либо говорить. Только спустя час или два ученик нашел в себе силы, чтобы спросить: «Учитель! Вы прикоснулись к женщине! Как такое возможно?!».
А тот, продолжая брести по дороге, посмотрел на юного спутника. Ответил: «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь…».
— И что это значит? — спросил Лишнев.
Фокин усмехнулся.
— Ты не так глуп, Костя, как иногда хочешь казаться.
— Так что, Слава, ты предлагаешь просто забыть? И все?
— Иногда это лучший выход.
— Хорошая история, — подал голос Доценко.
Беседовавшие лишь теперь заметили, что Марат не спит. Оказывается, он внимательно слушал все, что говорил священник.
— Хорошая история, — повторил Доценко. — «Я перенес и поставил. А ты до сих пор несешь». Надо будет запомнить.
— Запомни, — коротко отозвался Святослав.
— А где наш юный друг-романтик? — вдруг забеспокоился Марат. — Он-то куда исчез?
— Наверное, веревку проглотил, — отмахнулся Лишнев.
— Чего? — не понял Доценко.
— Ну, когда он встал и за сопку отошел, я подумал: парень отлить собрался, — объяснил Константин. — А его все нет и нет. Видать, не по мелочи, по крупному делу пошел. Вот только не пойму: что там из него вылезти может? Мы столько времени ничего не жрали.
— Нет! Тут что-то не так! — забеспокоился Марат.
Он поднялся с места, принялся тревожно озираться по сторонам. Потом, выбрав направление, двинулся вперед:
— Димон! — громким шепотом позвал он. — Димоооон!
И — никакого отклика в ответ. Только свист ветра.
— Диии-моооон! Дииии-мооон!
Черное небо, черные тучи, черные скалы вокруг.
— Так, вскочили! — приказал Лишнев. — Двинули в три стороны: я — вправо, Доценко — влево, Фокин — вперед. Искать, но далеко не отходить. Прощупываем сопки вокруг, метров на сто-двести. Аккуратно, ноги не сломайте!
Люди двинулись в разные стороны, вытянув перед собой руки, не видя дороги.
— Ди-мооон! Дииии-моооон!
Все оказалось напрасным. На зов никто не откликнулся. Клоков исчез. Беглецы, затратив полчаса или час на поиски, встретились на прежнем месте.
— Ничего! — подвел итоги Лишнев.
— Если б то были люди Смердина, они б и нас скрутили, — добавил Марат.
— Выходит, сам ушел, — Фокин посмотрел на спутников. — Думаю, обиделся.
— Пропадет малец, — вздохнул Доценко.
— Сам виноват! — ожесточенно сказал Лишнев. — Тащишь его, тащишь, а он такие фортеля выкидывает! Еще в руки Смердина попадется — всех подставит.
— Может, попробуем догнать? — предложил Марат.
— Ага. Еще б мы знали, куда он ушел! — со злостью выпалил Константин. — Он же умный. С высшим образованием. Попробуй догадайся, куда он полез…
Доценко повертелся на месте. Показалось, обнюхивает место, будто собака.
— Туда! — уверенно сказал Марат.
— Откуда знаешь? — недоверчиво спросил Лишнев.
— Туда! — повторил Доценко и первым начал спуск по склону в распадок.
— Ну ладно, — глянув на Фокина и пожав плечами, отозвался Константин. — Идем туда!
Клоков почти не дышал, когда Доценко нашел его на пологой вершине сопки. Что заставило Марата заколебаться, остановиться у подножия именно этого холма? Он никогда бы не смог объяснить… Группа из трех человек двигалась по ложбине между скалами, до рези в глазах вглядываясь в черноту ночи, вслушиваясь в звуки. А потом Доценко вдруг остановился. Взмахнул рукой, призывая всех замереть.
Его спутники ничего не услышали и не смогли понять, что именно привлекло внимание Марата. Но
