они его нашли.
— Ууу, у него могут быть какие-то скрытые силы, — воодушевилась Гермиона, взяв дневник и рассматривая его.
— Если и есть, то он очень хорошо их скрывает, — сказал Рон. — Наверное, стесняется. Не знаю, почему ты его не выкинул, Гарри.
— Хотел бы я знать, кто на самом деле пытался его выкинуть, — ответил Гарри. — И неплохо было бы также выяснить, за что Риддл получил свою Награду за Особые Заслуги перед Хогвартсом.
— Да за что угодно, — сказал Рон. — Может, он получил тридцать С.О.В. или спас учителя от гигантского спрута. Может, он убил Миртл, оказав всем огромную услугу…
По выражению лица Гермионы Гарри понял, что она подумала о том же, о чём и он.
— Что такое? — спросил Рон, переводя взгляд с одного на другого.
— Ну, Тайную Комнату открывали пятьдесят лет назад, — сказал он. — Так сказал Малфой.
— Да… — медленно произнёс Рон.
— И этому дневнику пятьдесят лет, — сказала Гермиона, радостно постучав по нему.
— И что?
— Да очнись же, Рон, — бросила Гермиона. — Мы знаем, что человека, который открыл Тайную Комнату, исключили из школы пятьдесят лет назад. Мы знаем, что Т.М. Риддл получил награду за особые заслуги перед школой пятьдесят лет назад. А что, если Риддл получил её за то, что поймал наследника Слизерина? Возможно, его дневник всё нам расскажет: где находится Тайная Комната, как её открыть и что за существо в ней обитает. Человеку, который стоит за этими нападениям, явно бы не хотелось, чтобы эта штука где-то валялась.
— Гениальная теория, Гермиона, — сказал Рон, — но в ней есть одна малюсенькая загвоздочка. В дневнике ничего не написано.
Но Гермиона уже доставала из сумки волшебную палочку.
— Должно быть, это невидимые чернила! — прошептала она.
Она постучала по дневнику палочкой три раза и произнесла: «Апарециум!»
Ничего не произошло. Ничуть не разочаровавшись, Гермиона снова запустила руку в сумку и извлекла оттуда что-то похожее на светло-красный ластик.
— Это Проявитель, на Диагон Аллее купила, — сказала она.
Она сильно потёрла «Первое января». Ничего не произошло.
— Да говорю же вам, ничего там нет, — сказал Рон. — Просто Риддлу подарили дневник на Рождество, и он даже не потрудился что-нибудь в нём написать.
Даже самому себе Гарри не мог объяснить, почему он просто не выбросил дневник Риддла. Суть была в том, что хотя он знал, что дневник был пуст, он снова и снова, словно в трансе, брал его и перелистывал страницы, будто это был рассказ, который он хотел дочитать. И хотя Гарри был уверен, что никогда раньше не слышал имени Т.М. Риддла, казалось, оно всё равно что-то для него значит, почти как если бы Риддл был для него другом из далёкого детства, которого он почти забыл. Но это был бред. До Хогвартса у него не было друзей, об этом позаботился Дадли.
Тем не менее, Гарри очень хотел больше узнать о Риддле, поэтому на следующий же день на перемене он пошёл в трофейную, чтобы взглянуть на особую награду Риддла, в сопровождении заинтригованной Гермионы и сомневающегося Рона, объявившего по дороге, что он насмотрелся на трофейную на всю оставшуюся жизнь.
Отполированную золотую награду-щит Риддла перенесли в шкаф в углу комнаты. На ней не было написано, за что он её получил («Ну и ладно, а то она была бы ещё больше, и я бы до сих пор её полировал», — сказал Рон). Однако они нашли имя Риддла на старой медали «За магические заслуги» и в списке предыдущих Старост.
— Смахивает на Перси, — с отвращением морща нос, сказал Рон. — Префект, Староста… наверное, лучше всех в классе учился…
— Ты так говоришь, будто это плохо, — немного обиженным голосом сказала Гермиона.
Солнце вновь начало слабо освещать Хогвартс. В замке появилась надежда. После Джастина и Почти Безголового Ника больше ни на кого не нападали, а мадам Помфри с радостью объявила, что Мандрагоры стали угрюмыми и замкнутыми, а значит вскоре покинут пору детства.
— Как только у них исчезнут прыщи, они будут готовы к очередной пересадке, — слышал, как однажды днём она говорила Филчу, Гарри. — А после этого недолго уже останется ждать, чтобы их собрать и приготовить. Вы сразу же получите Миссис Норрис обратно.
Может быть, наследник Слизерина не выдержал, думал Гарри. Вся школа была начеку, и открывать Тайную Комнату становилось всё рискованней. Может быть, монстр, кем бы он ни был, впал в спячку ещё на пятьдесят лет…
Эрни Макмиллан из Хаффлпаффа эту оптимистическую точку зрения не разделял. Он до сих пор был уверен, что во всём виноват Гарри и что он «выдал себя» в Клубе Дуэлянтов. Пивз не делал жизнь легче: он то и дело выскакивал в коридорах, где было много народу, и пел «На нашего Поттера…», теперь добавив ещё и подходящий танец.
Гилдерой Локхарт, похоже, считал, что это он прекратил нападения. Гарри слышал, как он сказал об этом профессору МакГонагалл, когда гриффиндорцы ждали у кабинета Трансфигурации.
— Я думаю, опасность миновала, Минерва, — сказал он, с видом знатока дотрагиваясь до кончика носа и подмигивая. — Думаю, Комнату на этот раз закрыли навсегда. Должно быть, виновник понял, что поймать его для меня — лишь вопрос времени. Вполне разумно остановиться сейчас, прежде чем я взялся бы за него как следует.
Знаете, что сейчас необходимо школе, так это моральная встряска. Стереть воспоминания о прошлом семестре! Больше я пока ничего не скажу, но, мне кажется, я знаю, что нужно…
Он опять дотронулся до кончика носа и удалился.
То, как Локхарт представлял себе моральную встряску, стало ясно за завтраком четырнадцатого февраля. Гарри не удалось выспаться из-за поздней тренировки по Квиддитчу накануне, и он явился в Большой Зал с небольшим опозданием. На мгновение ему показалось, что он ошибся дверью.
Все стены были покрыты большими аляповато-розовыми цветами. Более того, с бледно- голубого потолка сыпались конфетти в форме сердечек. Гарри подошёл к гриффиндорскому столу, за которым сидели Рон, которого, казалось, вот-вот стошнит, и Гермиона, которая слишком много хихикала.
— Что происходит? — спросил Гарри, усаживаясь на своё место и стряхивая с бекона конфетти.
Рон, который, видимо, от отвращения не мог сказать и слова, показал на учительский стол. Локхарт в аляповато-розовой мантии под стать оформлению помахал рукой, попросив тишины. Учителя по обе стороны от него сидели с каменными лицами. Со своего места Гарри видел, как у профессора МакГонагалл дёргается щека. Снейп выглядел так, будто только что выпил большой стакан «Скеле-Роста».
— С днём Святого Валентина! — прокричал Локхарт. — И я благодарю тех сорок шесть человек, которые уже прислали мне открытки! Да, взял на себя ответственность приготовить вам этот маленький сюрприз… но это ещё не всё!
Локхарт хлопнул в ладоши, и в двери, ведущие в вестибюль, вошла дюжина хмурых гномов. Однако, это были не просто гномы. Локхарт заставил их надеть золотые крылышки, а в руки взять по арфе.
— Мои дружелюбные Купидончики, разносчики открыток! — сиял Локхарт. — Сегодня они будут бродить по школе и разносить ваши валентинки! Но веселье на этом не закончится! Я уверен, мои коллеги тоже захотят поучаствовать в празднике! Почему бы нам не попросить профессора Снейпа показать, как приготовить Любовное Зелье? И если вам интересно, то старый хитрый профессор Флитвик знает об очаровывании больше, чем любой другой волшебник, которого я когда-либо встречал!
Профессор Флитвик закрыл лицо руками. Снейп выглядел так, будто первый, кто попросит у него Любовного Зелья, будет насильно накормлен ядом.
— Гермиона, прошу тебя, скажи, что тебя не было среди этих сорока шести, — сказал Рон, когда они вышли из Большого Зала и отправились на первый урок. Внезапно Гермионе стало гораздо интереснее рыться в сумке в поисках расписания, и она ничего не ответила.
Весь день гномы вваливались в кабинеты, раздражая учителей, а после обеда, когда гриффиндорцы поднимались по лестнице, чтобы пойти на урок Заклинаний, один из них добрался до Гарри.
— Эй, ты! 'Арри Поттер! — закричал особенно мрачный гном, расталкивая всех локтями, чтобы добраться до Гарри.
От одной только мысли, что ему вручат валентинку перед целой толпой первогодок, среди которых была и Джинни Уизли, Гарри стало ужасно жарко и захотелось сбежать. Однако гном распинал толпу и перехватил Гарри, не успел тот сделать и пары шагов.
— У меня музыкальное послание персонально для Гарри Поттера, — объявил он, угрожающе размахивая арфой.
— Не здесь, — прошипел Гарри, пытаясь убежать.
— Стой смирно! — буркнул гном, схватив сумку Гарри и потянув её на себя.
— Отпусти! — вырывая сумку, зарычал Гарри.
Раздался громкий треск рвущейся ткани, и сумка Гарри порвалась. Его книги, палочка, пергамент и перо упали на пол, сверху приземлилась и разбилась чернильница.
Гарри бросился собирать свои вещи, прежде чем карлик начнёт петь, отчего в коридоре образовалась давка.
— Да что происходит? — раздался холодный протяжный голос Драко Малфоя. Гарри начал лихорадочно укладывать вещи в разорванную сумку, желая исчезнуть до того, как Малфой услышит его музыкальную валентинку.
— Что за шум? — произнёс другой знакомый голос, и появился Перси Уизли.
Выйдя из себя, Гарри бросился наутёк, но гном обхватил его за колени, и он рухнул на пол.
— Значит так, — сказал гном, усаживаясь Гарри на лодыжки, — вот твоя валентинка:
«Как кожа у жабы глаза зелены,
А волосы как доска в классе
