- Как предполагается мне действовать?
- В Читу сегодня вылетит ротмистр Берия, вы его знаете.
- Прекрасно знаю, еще с Тифлиса.
- Он полетит проверять тюрьму. Не думаю, что ему посчастливится сразу сыскать виновных, но отработать стоит, да и разбираться с фактом побега в любом случае необходимо. Лаврентий Павлович грамотный дознаватель, все что можно - сделает. Вы летите тем же самолетом, с военными я договорился. Да, самолет будет в вашем распоряжении, решите вылететь в другое место или вернуться - распорядитесь пилоту. Берия тоже будет подчиняться вам. В Чите вас встретят, можете использовать любые возможности Корпуса. В других местах - через меня. О том, чтобы не было противодействия, я позабочусь. Что-то еще?
- Дела на Флеша?
- Полицейское можете посмотреть в любое время в Сыскной. Судебное и его офицерский формуляр - у моего секретаря.
- А наблюдательное дело?
- А у нас его нет - пожал плечами генерал, и подумав, добавил: и никогда не было.
'Задача - в очередной раз задумался Гумилев. Никаких выходов в старых делах нет. Впрочем, это изначально ясно было, в Сыскной не дураки сидят - вычислили бы. На Акатуй надеяться нечего, тут Коттен прав. Там раскопать-то многое можно, но не быстро. Приметы Дубинина есть у каждого городового, всероссийский розыск объявлен сразу же, это понятно, это делается. Но если его в прошлый раз пять лет не могли найти - так и еще пять не найдут. Связи неизвестны, на чье имя документы - неизвестно, куда он направился - неизвестно. Весело.
Да и дельце с душком. С таким душком - дальше некуда. Выпало нам времечко, грязь и кровь… Впрочем - оборвал он себя, - чего бога гневить? И Африка, и книги мои, и… да пожалуй, и всегда так было. И в средние века те же - не только ведь Борджиа - и Петрарка тоже, менестрели, художники…'
Прервав размышления, он, достав записную книжку, набросал строфы к так тяжело достающемуся стихотворению:
'А вот дальше, пожалуй, и лягут прошлые строки, своего рода вывод, а затем…'
В поисках рифмы к 'нарисованы' всплыли 'совы' и 'соборы', сложились в строчку, строфа логично завершилась 'рыцарями и монахами':
- Николай Степанович - сбил с ритма сидевший в соседнем кресле ротмистр, - садимся вроде?
- Да - кивнул, выглянув в иллюминатор, полковник, с сожалением убирая в карман кителя записную книжку. Похоже, Екатеринбург. Видимо опять дозаправимся. Я выйду, на аэродроме может быть радиограмма о ходе розыска.
Гумилев быстро читал акт вскрытия трупа, одновременно поглядывая в лежавшую на столе ориентировку:
'Ну, фальшивые имена тут не помогут - усмехнулся он про себя. Где там приметы? Ага…'
'Рост, сложение - сходится. Лицо, волосы - это мимо, не сверишь. Дальше?'
'Ага… Голень, руки - сгорели. Живот? Странно…'
Он вернулся к началу акта, и перечитал:
'Странно - снова подумал полковник. Как-то очень удачно труп горел, а?'
И тут же поинтересовался у Кормильцева, начальника местного жандармского управления:
- А почему решили, что это Флеш?
- Рядом паспорт найден, обгорел, правда.
- Паспорт Дубинина? - изумился полковник.
- Нет, зачем? - пожал плечами Кормильцев. Фальшивый паспорт. Но фотопортрет в нем - его.
- А почему не сгорел?
- Так он в пальто был, во внутреннем кармане. Видимо, пальто Дубинин в автомобиле снял, остался в поддеве. При ударе пальто выбросило. Оно тлело немного, по левой поле, но снег ведь кругом. Потухло. Да и горит сукно не очень, а там подклад толстый.
- Так. И что паспорт?
- Так вот-с, прошу - местный подполковник с готовностью протянул документ. Выдан на имя Суконцева Николая Еремеевича, из Омска. Установили, что в графах с фамилией имеются следы исправлений - подчистка и дописывание, по видимости. И фото переклеено. Но чисто сделано, старательно. Подделку только криминалист выявил. Кабы не Дубинин на фото - так мы б долго не чухнулись.
- С Омском связались?
- А как же? Сразу. Краденый документ, три месяца как.
Гумилев внимательно изучил паспорт.