культурной жизнью, и различие между 'отцами и детьми' было у него… сильнее', чем в других народах. Мы все знаем 'отцов я детей' русской жизни и литературы. Но имел ли кн. Трубецкой подобное указание, например, относительно той же Японии?.. Перечисление отрицательных последствий европеизации, которое дает кн. Н. С. Трубецкой, относится, главным образом, к России. Но если и сами построения кн. Трубецкого сделать объектом некоторых наблюдений со стороны, то не явятся ли эти построения, воспринимаемые как эмпирическое явление российской интеллектуальной жизни, знаком, что внутри российского национального организма назревают процессы, направленные к тому, чтобы превратить 'европеизацию' в преодоленный этап российской национальной жизни?..
Если нельзя ожидать, чтобы в 'Человечестве', воспринимаемом как совокупность, оказались к настоящему моменту достаточные культурные потенции, чтобы устранить 'европеизацию', то нет ли знаков, что такие потенции имеются в одной из частей 'Человечества' (как его понимает кн. Трубецкой) — в России?.. Два факта эмпирической действительности представляются нам особенно существенными в этом отношении. С одной стороны, в самом процессе 'европеизации' произошло 'самоутверждение' России в области изящной литературы и изобразительных искусств. Это самоутверждение стало настолько несомненным фактом, что к концу XIX и в начале XX века духовный 'экспорт' России в этих отраслях был, нужно думать, не менее ее духовного 'импорта'… С другой стороны, в результате Мировой Войны и Революции в России задалось то историческое явление, которое именуется большевизмом. Можно в полной мере понимать, как ужасен террор, проводимый большевиками, как нелепо то разрушение российской экономической жизни, которое проистекает из их хозяйственных экспериментов. Но в то же время нужно, как нам кажется, признать, что большевизм, в своем жизненном обличье, в корне отрицает то умонастроение, которое заставляло русских оценивать 'свой народ и культуру… с точки зрения романо- германца'. Правда, в большевистском действии, несомненно, сыграли большую роль влияния, пришедшие с Запада. Но народный большевизм, большевизм как практика, существенно разошелся с тем, что для него надумали его первоначальные вожди, 'западники'-марксисты. Как осуществление, большевистский социальный эксперимент по своим идеологическим и пространственным масштабам оказался без прототипов в истории Запада и в этом смысле явился своеобразно российским. Для большевиков в их стремлении перекроить Россию романо-германский мир отнюдь не служит непререкаемым образцом. Наоборот, для них характерно стремление всю 'капиталистическую' Европу перекроить по своему, в существе российскому, образцу. Для большевистской идеологии неисторические центры Запада — Париж, Рим или Лондон — являются светочами вселенной, но города, которые никак нельзя признать за таковые с традиционной 'романо-германской' точки зрения:
Василий Князев, перевод стих.
'Петроград' немецкого поэта Макса Бартеля, 1920
Но и для небольшевика представляется несомненным: явление большевизма в том мировом значении, которое оно приобрело, знаменует собой значительный сдвиг в культурно-исторических соотношениях Европы и России. В этом явлении уже не Запад выступает в качестве активного фактора и не Россия — в качестве подражателя, с некоторым запозданием идущего по путям, уже пройденным другими народами. В данном случае она не повторяет, как обычно, того, что произошло в руководящих центрах мира и, прежде всего, в 'романс-германской' Европе, но сама, своей судьбой, определяет самым непосредственным образом судьбы мира… Большевизм рано или поздно сменится, конечно, иным строем. Но какой бы строй его ни сменил, он воспримет, весьма вероятно, то изменение в исторически-культурных соотношениях Европы и России, которое принес большевизм. Ибо сущность этого изменения состоит вовсе не в противопоставлении социалистического строя, в его большевистском толковании, капиталистическому строю Запада. Мыслимая мировая культура России так же мало, как и другие мировые культуры, может быть сведена к определенному единообразному содержанию. Сущность указанного изменения состоит в новом сочетании элементов активности и пассивности, творчества и подражания, как оно определяется в последнее время в соотношениях Европы и России.
Такова реальность, прощупываемая нами в построениях кн. Трубецкого. Данное им противоположение 'Европы и Человечества' мы свели к противопоставлению 'Европы и России'. Но и эта последняя формула имеет неудобства с точки зрения логической и, мы сказали бы, географической. Дело в том, что, согласно общепринятым определениям, Россия, в своей значительной части, составляет часть Европы и в то же время Россия, в другой своей части, выходит за пределы Европы: Томск и Иркутск есть такая же Россия, как Пенза и Харьков. Иначе говоря, Европейская Россия фигурирует в обоих элементах противоположения 'Европы и России', что уничтожает логическую и географическую четкость последнего. Следует отметить, что в чисто географическом смысле Россия в границах 1914 года или, вернее, в своих частях, лежащих на восток от меридиана Пулкова (берем искусственные пределы, так как естественная граница отсутствует), представляет собой своеобразный мир, отличный и от 'Европы' (как совокупности стран, лежащих к западу от Пулковского меридиана, в сторону Атлантического океана), и от 'Азии' (как совокупности низменностей Китая, Индостана и Месопотамии, горных стран, лежащих между ними, и островов, к ним прилегающих), — наиболее континентальный мир из всех географических миров того же пространственного масштаба, которые можно было бы выкроить на материках земного шара. Основным топографическим элементом России как географического целого являются три равнины: основная российская (которую по ее граням можно наименовать 'Беломорско-Кавказской'), Сибирская и Туркестанская равнины, образующие, благодаря незначительности пределов, их отделяющих друг от друга (Урал и Арало-Иртышский водораздел), единое во многих отношениях, равнинное пространство. Россия представляет собой сочетание этих равнин с частью горных стран, окаймляющих ее равнинное пространство с востока и юга… Почти на всем своем протяжении она обладает климатом, единым во многих основных своих чертах и в то же время существенно отличным от господствующих климатов 'Европы' и 'Азии'. Почти все ее пространство получает в год осадков менее 600 мм, но на преобладающей части ее протяжения их выпадает более 300 мм. Между тем для 'Европы' отличительны климатические типы с количеством осадков более 600 мм в год, а для 'Азии' — сочетание областей, получающих более 600 мм, с областями, получающими менее 300… Но еще более характерной чертой 'российских' климатов, и в то же время совершенно необычайной, в качестве общего правила в климатах 'Европы' и 'Азии' является весьма широкая амплитуда колебания температур в течение года, чрезвычайно значительное отклонение средней температуры самого жаркого месяца от температур самого холодного… В России это отклонение в подавляющем большинстве случаев превосходит 25 °C и в Якутской области ставит мировые рекорды, достигая 65 °C. В 'Европе' и 'Азии' только в виде исключения оно достигает предела в 25 °C… Лишь весьма небольшие по своему протяжению районы России отклоняются в своем климатическом характере от единообразного типа и приближаются к климатическим типам, отличительным для 'Европы' и 'Азии'. Перечислить эти районы нетрудно. Климат Южного берега Крыма напоминает собой климаты областей, лежащих вокруг Эгейского и Мраморного морей. Климат предгорий Северного Кавказа (Екатеринодар, Владикавказ) близко подходит к климату придунайских стран (Румыния, Венгрия). Климат Кавказско- Черноморского побережья воспроизводит собой климатический тип Среднего Китая и Южной Японии. Можно еще, пожалуй, назвать климат Мурманского побережья, сходный с климатом стран, окаймляющих Северо-Восточный бассейн Атлантического океана: Северной Норвегии, Исландии, Фарерских островов. Во
