знаешь, это указывает на его желание восстановить отношения. Я хочу вернуться домой, но, конечно, не собираюсь пока ему сообщать об этом. Пусть сначала немного попотеет. Всегда говорю: чему суждено быть, того не миновать, и с этим ничего не поделаешь.
Что это нашло на Дафну? Не будем сейчас о мужьях, но у нее явно начнется нервный срыв, если служащий бассейна вдруг уволится!
– Хочешь, мы приедем? Ужасно о тебе беспокоимся, – предложила я.
– Я в полном порядке. Да и кто бы не был, живя в «люксе» для новобрачных «Бель-Эйр»? – засмеялась она. – Вам совершенно незачем приезжать.
– Кто-то заботится о тебе? Присматривает за тобой? – спросила я.
– Иди ты! Еще бы! Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю! В жизни не думала, что у меня так много друзей! А знаешь, кто оказался самым лучшим, добрым и милым, хотя от него этого не ожидали?
– Энни? – предположила я.
Энни действительно лучшая подруга Дафны в Голливуде, хотя Дафна всегда говорит, что в Голливуде настоящих друзей не бывает.
– Не-е-ет! Нет, Энни – истинный ангел, присматривает за Брэдли, потому что Доминик, муж Энни, – агент в ICM,[68] а Доминик хочет одного – стать агентом в САА,[69] и Энни знает, что Брэдли может уладить все для всех, если сильно захочет.
Я услышала всхлип и шелест бумажной салфетки.
– Так кто у нас святой? – спросила я.
– Представляешь, два дня назад сижу здесь, с этими лебедями, от которых на стенку лезу, и вдруг приходит Чарли и ведет меня в «Кофе Бин» на Сансет, где заказывает обезжиренное соево-ванильное мороженое, мое самое любимое, – тебе стоит попробовать – и говорит, что Брэдли дурак, а я необыкновенная женщина, и Брэдли никогда не добился бы ничего, не будь меня, а потом заявляет: чему быть, того не миновать. Не знаю ни одного человека из кинобизнеса, которому придет в голову утешать жену главы студии. Ведь при этом, встав на сторону жены, он потеряет куда больше, чем глава студии. Чарли такой милый, что сразу вселил в меня позитивные мысли. Я чувствую себя… не могу этого объяснить, по-настоящему счастливой, – объявила Дафна, тихо хихикнув.
Дафна никогда не бывает счастливой. Ей просто промыли мозги. Бедняжке нужно немедленно покинуть город.
– Почему бы тебе не приехать в Нью-Йорк? – спросила я.
– Такая доброта поразительна, не находишь? То есть это было так неожиданно и чудесно.
– Через пару дней Джулия устраивает собрание книжного клуба и ужасно обрадуется тебе.
– Зачем мне книжный клуб! – засмеялась Дафна. – У меня здесь свой клуб. Борьбы. Я остаюсь здесь, чтобы уладить отношения с Брэдли. Обещаю позвонить, если что-то случится. Но разве Чарли не лапочка?
– Наверное, – нехотя выдавила я.
– А ты как?
– Потрясно.
– Слышала, ты летала в Канны с Сакстоном. Он действительно так хорош в постели, как говорят?
– Дафна! Мы даже не целовались! Обыкновенное свидание, вот и все.
– Иди ты! Знаешь, как его называют в ЛА?
– Как?
– Патрик Секстон. Ну, не гениально?
– Не думаю, что это мой тип мужчины.
– Иди ты! Он именно твой тип, в смысле флирта. Только берегись жены. Она совершенная психопатка, особенно если заподозрит, что он серьезно увлечен. Слушай, я буду звонить, пока, – сказала Дафна и отключилась.
Команде «Эссекса» еще предстояло испытать боль пересохших ртов, в которых перестала выделяться слюна. Язык затвердевает, превращаясь в то, что Макджи описывает как бессмысленную тяжесть, болтающуюся на все еще мягком корне и, подобно постороннему предмету, ударяющуюся о зубы. Люди лишаются способности говорить, хотя известно, что некоторые страдальцы стонут и мычат. Далее начинается стадия «кровавого пота», включающая «прогрессирующее мумифицирование еще живого тела». Язык распухает до таких пропорций, что не помещается во рту. Веки трескаются, и из глаз текут кровавые слезы. Горло тоже распухает, дыхание затруднено до такой степени, что человеку кажется, будто он тонет. Наконец, когда солнце безжалостно вытягивает остатки жидкости из тела, наступает «живая смерть».
«В сердце моря», как оказалось, мало походило на историю Кейт Уинслет – Леонардо Ди Каприо. То есть я ожидала чего-то совершенно другого. Я взялась за книгу только поздно ночью, накануне вечера у Джулии. Прочла почти половину, и мне едва удалось заснуть. Чертовски жуткая история о гибели нантакетского китобойного судна и попытках команды выжить, используя совершенно немыслимые средства, вроде высасывания мозга из костей погибших товарищей. Это потрясло меня даже сильнее, чем фильм Этана Хока об аварии самолета, где пассажиры жарят друг друга к завтраку. Гвендолин Бейнс и Синтия Керк наверняка не поймут такого!
В шесть вечера позвонила Джулия.
– О Господи! – истерически завопила она. – Я только что дочитала книгу! Как нам обсуждать историю шестерых людей, умудрившихся разделить на всех кровь единственной морской черепахи, когда сами будем при этом наслаждаться «Си бриз»? И я уже голову сломала, пытаясь всех рассадить! Мне негде поместить Джаз Конесси, потому что она переспала со всеми мужьями и бойфрендами! Мими соглашается говорить только с беременными, а Маделайн Крофт не вынесет соседства с худышками! Синтия Керк и Гвендолин Бейнс в ссоре, потому что вместе устраивают вечер в Американском театре балета и никак не могут решить, чье имя ставить первым на приглашениях. Никто не согласен сидеть ни с кем рядом! А я так мало сплю, что сегодня утром выглядела как Кристина Риччи! Йо-о-о-о!!!
Я никак не могла сосредоточиться на том, что говорит Джулия, ибо думала только о Патрике Сакстоне. Беседа с Дафной все прояснила. Патрик – еще больший подлец, чем Эдуардо и Зак: профессиональный плейбой, безнадежная перспектива для девушки вроде меня. На какой-то момент я представила себя на палубе тонущего корабля, окруженной жадными, похотливыми, ненадежными мужчинами, но тут же встряхнулась и постаралась выбросить все глупости из головы. Сейчас самое главное – успокоить Джулию. Я сказала, что выезжаю и буду у нее через полчаса.
«Сколько бриллиантов нужно, чтобы прочитать книгу?» – спросила я себя, рассматривая гостей Джулии. На двенадцать членов книжного клуба приходилось не менее шестидесяти каратов в одной библиотеке, и это только в клипсах от Картье! А ведь, кроме этого, на Шелли был «океанский лайнер», называемый кольцом, голубой бриллиант, самое меньшее, в десять каратов. Только Джулия не выглядела так, словно собралась на коктейль-пати: она была одета, как для уик-энда в Кейп-Код, – джинсы от Рогана и матросская блуза. Пальцы босых ног были выкрашены в нежный оттенок водорослей.
– Меня крайне беспокоит интеллект собравшихся. Едва ли кто-то дошел до второй страницы, – прошептала она, когда я вошла. – Я ничуть не улучшила их. Поверь, я люблю своих подруг, но их драгоценности… это так скучно. О'кей, давайте садиться.
Прежде Джулия находила скучным в драгоценностях одно – невозможность иметь все и сразу. Надеюсь, это временное просветление в ее обычном состоянии безумия.
Баркли превратил библиотеку в гламурную копию корабельной каюты. Корабельные фонари мерцали и раскачивались, словно по комнате проносился свежий ветер. Стол был завален выцветшими картами и старинными корабельными журналами. Официант разносил коктейли «Блу мартини» и «Мэй тэй», а также салфетки с такими острыми краями, которыми мог бы перерезать себе глотку любой матрос. Девушки расположились овалом, на одном конце которого, в большом кресле, сидел Генри, с трудом удерживавший на коленях стопку книг и блокнотов. Очевидно, он сильно нервничал, потому что то и дело подносил стакан к губам. Мне почему-то показалось, что на электрическом стуле Генри чувствовал бы себя куда удобнее. Мы с Джулией устроились на диване. Наверное, для разнообразия хорошо забыть обо всем и обсудить трагедию
