святилища Хатар и все, что нашли, разрушили. И перебили тамошних жриц. Сияющие боятся и ненавидят Хатар!
– Значит, Ник был прав. У вегиан нет радио. Прости. Торп машинально погладил девушку по рукам. Она молниеносно отдернула кисти, и тогда его ладонь опустилась на ее колено. Он ощутил судорожную твердь мускулов – и тут долго подавляемый гнев наконец прорвался. Лейтенант, не отпуская девичьей коленки, выпрямился и зло посмотрел на нее.
– Это же глупо! Ладно, может, мне и не стоило до тебя дотрагиваться, но я это сделал. Да, я к тебе прикоснулся. Что, обжег? А я ведь помню, как считанные часы назад несколько твоих приятельниц развязывали меня и моих друзей, срывали с нас одежду. Ты и тогда боялась? Падала в обморок?
– Это я ощупывала рану на твоем лбу. – Слова с трудом прорывались сквозь стиснутые зубы. – Будь она глубже и находись в середине лба, ты бы мгновенно умер, и я вместе с тобой.
– Не будь дурой! Ты давно убедилась, что я – самый обыкновенный мужчина и меняться не собираюсь. Во мне нет ничего страшного, неужели ты до сих пор это не поняла?
– Ты мужчина! В Геклоне и других городах мужчин сотни. Они живут в больших куполообразных зданиях. Днем надзирают за труженицами, а ночью каждый ведет женщину в свой купол и там пытается посеять в ее чрево семя жизни. Некоторые женщины сопротивляются, и за это их убивают. Многие идут беспрекословно, смиряются с судьбой.
– А потом? – Торп с трудом узнал собственный голос.
– Всем ставят метки, чтобы легче было опознать. Отбирают только молодых и здоровых. Забеременевших отделяют под особый надзор. Когда появляется ребенок, его, если это мальчик, вместе с матерью переселяют в другое место, и там за младенцем ухаживают до трехлетнего возраста, после чего женщину отпускают. Если рождается девочка, мать получает свободу и может делать со своим ребенком, что пожелает. Нельзя рожать только больных или увечных. За это убивают и мать и грудничка.
Торп с дрожью перевел дух, стараясь, чтобы девушка этого не заметила. Его мутило. Какими же надо быть мерзавцами, садистами, нелюдями… Обращаться с людьми как со скотиной, подвергать безжалостной евгенике!
– Прости, – прошептал он. – Я не знал. Пожалуй, не стоит тебя строго судить за легкую неприязнь к нашему полу.
– Ты мне делаешь больно.
Он сдернул руку с ее колена и застонал, увидев красные следы пальцев.
– Прости. Я не хотел… Шенн, ты должна, ты просто должна поверить, что ни я, ни мои друзья не причинят зла тебе и твоему народу. Мы хотим лишь одного: найти слабое место в защите Сияющих и нанести им сокрушительный удар.
– Разве это в ваших силах? Ведь вас только трое, а их – многие сотни!
– Послушать тебя, так впору опустить руки и ждать конца. Но у землян есть поговорка: надежда умирает последней…
Его заставил умолкнуть нежный звон колокола.
– Вот и конец моему бдению, – сказала девушка. – Сейчас придет Варис. А тебе лучше спуститься, не надо, чтобы нас видели вместе.
– Да, понимаю, ни к чему тебе лишние неприятности. Ладно, спасибо за все, что ты рассказала, и прости за невольное вмешательство в медитацию.
– Из-за тебя я теперь о многом должна подумать, – прошептала Шенн.
Торп быстро спустился по лестнице и вернулся в свою комнату.
Когда он переступал порог, Шкода входил через противоположную дверь.
Глава 8
– Ребята, да что с вами? – спросил радист. – Не спится? А я – на последней искре. – Он тяжело уселся на ближайшую койку, глубоко вздохнул и запустил пятерню в жесткую черную шевелюру. – В голове такой кавардак, что я даже не в ту дверь вошел. – Шкода оставил волосы в покое, сощурился и посмотрел на дверь слева, а затем на ту, в которой стоял Торп. – А что там, в той стороне?
– Свежий воздух и ночь. Почему ты спрашиваешь?
– Значит, эта дверь должна вести в комнату, где полно девчонок, и все дрыхнут без задних ног. А дальше небось другие спальни, и тоже с девочками…
– Ну, не с мальчиками же, – пробормотал Торп. – Кажется, вы оба говорили, что с ног валитесь.
– Валюсь, что правда, то правда. Знаешь, приятель, мне отродясь не случалось иметь дела с такой радиотехникой. Просто свихнуться надо было, чтобы ее сконструировать. Кабы не увидел собственными глазами… Начать с того, что дамочки все сделали практически из одних биоматериалов.
– То есть? – Хэдли скатал в рулон свой скафандр, подложил под голову вместо подушки и теперь смотрел на товарищей. – Листочки, стебелечки и все такое прочее?
– Нет! Тут другое. Вместо кислот они применяют соки. Еще есть металлические пластины, серебряная проволока и так далее. Ну, это как раз понятно. Мы тоже шли этой дорожкой, когда начинали экспериментировать с электричеством. Но детекторы… Неудивительно, что они такие чуткие – ловят земные сигналы! А фильтрация! Представляете, дамочки нашли применение нервным волокнам гусениц и жуков! Факт! Я поверить не мог, пока Моллин не предложила самому взглянуть на усилитель. Да эта штуковина позволяет со ста шагов услышать комариный чих.
– Правда? – Торп подошел к своей койке, сел. – Стоит ли удивляться, что у них такие чувствительные приемники. Если они используют органы чувств насекомых…
– Все это, конечно, смешно, хотя по-своему логично… – Шкода со вздохом наслаждения, точь-в-точь как недавно Хэдли, разлегся на матрасе. – Потому что работать на передачу они ухитряются практически без тока. Наверное, у них просто не возникало надобности искать мощные источники энергии. С высоким напряжением здесь даже теоретически не знакомы. Вакуумной техники нет. Все заменяют растительные кислоты и химические батареи. Умно… И ведь работает! Но до чего же потешно все это выглядит, стоит подумать, что вот эта штучка из моего скафандра раз в десять мощнее самого большого здешнего передатчика.
– Ты в этом уверен?
– Еще как. Я ведь с ним только что игрался, или забыл? Он как раз под нами, в Зале Хатар. Удивлюсь, если его мощность хоть в четверть мощности наших малюток. Зато у них потрясающие приемники, а ионосфера тут спокойная, как вода в мельничной запруде. Так что дамочки справляются потихоньку. О черт, да они просто молодцы!
– Озадачили они тебя, да? – хихикнул Хэдли, и Шкода резко сел, веселого выражения на лице как не бывало.
– Ты все шутишь, понимаю. Но подумай вот над чем. Может, я в некоторых делах и невежда, зато с малолетства вожусь с катушками и конденсаторами. Таких, как я, зовут чокнутыми радиолюбителями. Что- что, а радиотехнику знаю «от и до». И эти девочки… они просто умницы. Теория у них хромает, зато практика на высоте. Оброни намек-другой, и любая очень скоро сделается первоклассным радиомехаником.
– Так и быть, поверю тебе на слово, – сказал Хэдли. – Ты нам лучше скажи, Землю слышал?
– Слышал. – В голос Шкоды закралась странная нотка, и Торп сразу навострил ухо. – И вот что понял. Мы ближе к нашей планете, чем прикидывали. От силы в десяти световых годах.
Торп – весь внимание – подался вперед.
– По последним новостям судишь?
– Ага. Точную дату назвать не возьмусь – если на то пошло, я не знаю, какое число нынче и есть ли тут вообще календарь, – но те новости, что довелось услышать – с начала войны. Я ту пору хорошо запомнил. Мы тогда верили, что шапками вегиан закидаем и через недельку-другую будем праздновать победу. И шумиха с дележом Проциона тогда еще не улеглась. Так что сам можешь подсчитать.
– Получится примерно то же, что и у тебя, – кивнул Торп. – Около десяти лет. Впрочем, это почти ничего не меняет. Для наст что один световой год, что сотня.
– Я про другое, – пробормотал Шкода. – Очень уж хорошо я запомнил то времечко. Примерно тогда и пошел на флот. А вскоре – приказ о радиомолчании. Работа в эфире прекратилась, только на длинных волнах передавали самые необходимые шифровки. И новости пошли плохие. И я думаю: что было с
