просьба о «досрочке» была своего рода тактическим шагом к возвращению в ряды «своих». О другом образе жизни они и думать не хотели. Всякий, кто не принадлежал к их узкому кругу, считался чужаком, не заслуживающим доверия. Они презирали труд и к рабочим относились свысока. Преступление было их ремеслом. Сидя в тюрьме, эти женщины строили всяческие планы, как бы потом поскорее разбогатеть, зажить легкой и приятной жизнью, мечтали об автомобилях, мехах и драгоценностях, о роскошных отелях, зимних поездках в теплые края и т. д. Было у нас несколько умных и самоуверенных преступниц «великосветского» пошиба. Их претензии были ничуть не ниже, чем у самых «респектабельных» леди вроде жен банкиров, бизнесменов и прочих сильных мира сего. И вкусы у них были соответствующие.
Некоторые заключенные слыли «акулами» бандитского мира. У них были отличные адвокаты, политические связи. Из тюрьмы их увозили мужья или поклонники. За несколько дней до освобождения они прикатывали на шикарных автомобилях, и, гнушаясь дешевыми гостиницами Олдерсона, останавливались в расположенном поблизости курортном городке Уайт-Салфер-Спрингс, где в ожидании своих дам жили в отеле «Зеленый шиповник». Одна из этих птиц с гордостью говорила, что Аль-Капоне — ее дядя, другая хвасталась, что когда-то за ней ухаживал Лакки Лучиано. Была среди них, конечно, и всякая мелюзга, третьестепенные помощницы крупных гангстеров; они за солидное вознаграждение добровольно принимали на себя всю вину и садились в тюрьму вместо своих шефов. Довольно быстро я обнаружила, что говорить с ними о неправильности их жизни значит попусту терять время. Они выражали взгляды среды, вскормившей их, и знали лишь один, главный девиз: «Всегда выходить сухим из воды». Хоть они и бахвалились «крупными делами», но в тюрьме, как правило, были тише воды, ниже травы. Другие отличались великодушием, щедро делились своим добром. Особенно запомнилась мне одна женщина с Юга, которая под видом коктейль-холлов содержала несколько публичных домов. Помогая бедным заключенным, она никогда не забывала о бизнесе. «Выйдем на волю, девочки, — приезжайте ко мне. Каждой найду по богачу!» — частенько говаривала она.
Олдерсон при Мэри Гаррис
Однажды, перебирая фонды библиотеки, я обнаружила изданную в 1936 году книгу под названием «Я познакомилась с ними в тюрьме». Ее написала д-р Мэри Б. Гаррис, первая начальница Олдерсонской тюрьмы, именовавшейся тогда «Федеральным промышленным заведением для женщин». Очень любопытно читать такую книгу через двадцать лет после ее издания, да еще будучи заключенной. Мэри Гаррис описывает начальный период существования этого заведения — первой в США федеральной тюрьмы для женщин, открытой в 1928 году. В прежние времена осужденных женщин направляли в тюрьмы штатов, в работные дома и другие исправительные заведения. И вдруг появляется тюрьма, не обнесенная стенами, почти без решеток, и всем кажется: какой огромный шаг вперед, какая реформа пенитенциарной системы! Поначалу сюда привозили только «первосрочниц», а рецидивисток и нарушительниц режима досрочного освобождения изолировали в других местах. Считалось, что так можно скорее добиться исправления и перевоспитания «начинающих» преступниц.
Город Олдерсон, основанный еще до Американской революции, подарил тюрьме 200 акров земли. К ним прибавились еще 300, приобретенные правительством. Участок расположен на высоте 1600 футов над уровнем моря. Климат умеренный, если не считать нескольких холодных дней в зимнее время. Воду для нужд тюрьмы забирают в реке, очищают и фильтруют. Дома, построенные в характерном колониальном стиле, располагаются в виде двух прямоугольников, называемых «городками». Есть канализация, центральное отопление, своя электростанция, хорошие дороги и тротуары. Тюрьма была задумана как небольшая самостоятельная община с собственной фермой, молочным хозяйством, теплицами, школой, часовней, библиотекой, зрительным залом, швейной мастерской, прачечной, пекарней и кухнями. Во время сооружения тюрьмы д-р Мэри Гаррис настояла на сохранении множества прекрасных деревьев — американского ореха, берез, дубов, каштанов, кленов, тополей и хвойных пород. Строительство тюрьмы и вспомогательных служб обошлось в два с половиной миллиона долларов.
Первоначально она была рассчитана на 500 заключенных. При мне там находилось свыше 600 человек. 26-й и 27-й коттеджи предназначались для карантина и для душевнобольных, поэтому окна в них были зарешечены. Остальные коттеджи имели обычные окна. Каждому было присвоено имя одной из женщин — инициаторов тюремной реформы. Везде были собственные кухни и столовые. Дортуаров тогда не знали — все арестантки жили в отдельных комнатах. Ночью в коттеджах дежурили надзирательницы. Видимо, в тогдашнем Олдерсоне преобладала более «домашняя» или во всяком случае менее казенная атмосфера.
В своей книге Мэри Гаррис называет двадцать одну организацию, которые в 1923 году собрались в Вашингтоне на совещание, посвященное созданию этого исправительного заведения. Практически там были представлены все существовавшие тогда женские организации США. Это совещание собралось через три года после того, как американские женщины добились права голоса и участия в общественно- политической жизни страны. Многие из этих организаций послали своих представительниц и на официальное открытие тюрьмы. Было бы хорошо, если бы они полюбопытствовали, как непохож стал нынешний Олдерсон на первоначальный проект Мэри Гаррис! Фактически от всех ее методов и замыслов не осталось ничего. С заключенными уже не обращаются, как со взрослыми людьми. Когда-то в каждом коттедже работали женские комитеты, существовал совет представительниц, регулярно встречавшихся с Мэри Гаррис. При введении новых правил она всегда прислушивалась к мнению совета. Незначительные нарушения рассматривались на заседаниях комитетов коттеджей и не влекли за собой наказания карцером. Да и вообще тогда было куда меньше дисциплинарных взысканий, чем теперь, не было мелочных придирок. Правда, некоторые американские судьи резко критиковали за это Олдерсон, говоря, что там-де не занимаются подлинным «исправлением» преступниц. Но в своей книге Мэри Гаррис как раз подчеркивает, что число попыток к бегству в ту пору резко сократилось, женщины ценили человечное отношение к ним, а чтобы попасть в одиночку, нужно было особенно «отличиться» — подраться или отказаться выйти на работу.
Не в пример духу тупой и жестокой казенщины пятидесятых годов при Мэри Гаррис широко поощрялась полезная трудовая и общественная деятельность. На территории резервации были лошади, коровы, свиньи, кошки и собаки. Были клубы друзей птиц и деревьев. В погожие дни, на заре, когда вся округа наполнялась птичьим гомоном, женщин выводили на прогулки; ежегодно устраивались тюремные ярмарки и рождественские базары; работали танцевальные, хоровые и театральные кружки; желающих обучали музыке, уходу за детьми; часто проводились полезные дискуссии. Короче, делалось все, чтобы заполнить жизнь заключенных чем-то значительным и отвлечь их от дурных помыслов. Мэри Гаррис называла все это «предохранительным клапаном». Одна старая заключенная говорила: «Да здесь все прямо ходуном ходило!»
Д-р Гаррис верила, что можно предупреждать душевные кризисы у заключенных, она общалась с каждой из них, старалась помогать им в личных делах, поднимать их настроение. Приговоренные к пожизненному заключению по сей день клянутся ее именем, а старейшие надзирательницы грустят о «добрых старых временах». Благодаря ее методам никого не приходилось пересылать в тюрьмы со строгим режимом, кроме заболевших психически, тогда как во время моего пребывания в этой тюрьме отсюда стали переводить так называемых «неисправимых». Тогда никого не наказывали постоянным одиночным заключением, что делалось при нас. При д-ре Гаррис существовала «клиника исправления характеров», которой руководила мисс Хайронимэс, имевшая юридическое образование, ведавшая в тюрьме делопроизводством и потом сменившая д-ра Гаррис на посту начальницы тюрьмы. Эту клинику характеризовали как разумное начинание в деле перевоспитания заключенных. Эта женщина также пользовалась большой любовью среди «старожилов» тюрьмы, как заключенных, так и служащих. Когда мы сидели в Олдерсоне, она однажды без официального приглашения приехала к нам навестить свою старую знакомую. В ее честь был устроен прием на квартире одной из служащих. Это был тот редкий случай, когда я услышала, как надзирательницы откровенно критиковали мелочность в поведении начальницы тюрьмы.
Что же из всего этого застали мы? Только музыкальные вечера (теперь, как я слышала, и они
