Овцы в волчьих шкурах: в защиту порицаемых

концерта, но отказывается петь, а вместо этого читает лекции по экономике. В обоих случаях речь идет не о праве на свободу слова, а об обязательстве соблюдать контракт. Зачем смотреть на запреты с такой точки зрения? Для этого есть несколько веских причин.

Во-первых, рынок будет гораздо более эффективно справляться с устранением конкретных угроз общественному здоровью и безопасности (таких, как крик «пожар!»), чем со всеохватным государственным запретом. Система рыночных контрактов будет работать более эффективно, потому что театральные предприниматели будут конкурировать друг с другом по эффективности предотвращения подобных инцидентов. У них будет мощный стимул к сокращению их количества и интенсивности.

С другой стороны, государство подобных стимулов не создает. Никто не будет автоматически терять деньги, если государство не сумеет обеспечить порядок в театре.

Вторая причина, по которой мы можем рассчитывать на больший успех рынка по сравнению с государством, состоит в том, что рынок более гибок по самой своей природе. Государство может ввести одно общее правило, в лучшем случае с одним или двумя исключениями. У рынка таких ограничений нет. Гибкость и сложность рынка ограничены только изобретательностью его участников.

В-третьих, государственная система защиты от криков «пожар!» (т.е. прямой запрет) нарушает права одного из меньшинств, возможно, наиболее подавляемых: садистов и мазохистов. Что будет с правами садистов, которые с восторгом кричат «Пожар!» в полном людей театре, а затем смотрят, как толпа разрывается на части, стремясь к выходам? Что с мазохистами, которые смакуют мысль о том, что им крикнут «Пожар!» в полном людей театре и в столь же безумном, но «веселящем» стремлении к дверям?

При государственной системе прямых запретов этих людей лишают их, может быть, самого жгучего желания — использовать шанс покрыть себя блеском славы.

При гибкой рыночной системе все иначе: если есть спрос на услугу, то скоро появится и предложение. Если есть неудовлетворенный спрос на садомазохистов, кричащих «пожар!», а затем глядящих на яростные метания, то предприниматели воспользуются этим и предложат необходимую услугу.

Такие надежды, несомненно, покажутся людям, придерживающимся в этом отношении традиционных взглядов, просто пустыми разговорами. И это, конечно, вполне предсказуемо. Ни один правящий класс никогда не рассматривал положение униженных слоев иначе, чем с презрением и насмешкой.Не прибегающие к инициированию насилия взрослые садомазохисты имеют такое же право на свои занятия по добровольному взаимному согласию, какое имеют все остальные. Отвергать права садомазохистов как не стоящие рассмотрения — значит подтверждать склонность большинства «нормальных» людей к фашистским мыслям. Садомазохисты должны иметь право заниматься тем, что им нравится, при отсутствии агрессивного принуждения.

В конце концов, публике необязательно посещать каждый театр, в котором открыто разрешено возникновение «незапланированных инцидентов». С другой стороны, садомазохисты должны будут сдерживать свой энтузиазм, посещая обычные театры.

Наконец, если запрет кричать «пожар!» в полном людей театре не будет предусмотрен частным контрактом, то право на свободу слова будет вступать в конфликт с тем, что ценится очень высоко, — с правом людей смотреть шоу без перерывов и толчеи у выходов.

Свобода слова весьма уязвима. Всегда существует опасность ее подавления. Иногда мы очень слабо отстаиваем ее. Едва ли существует тактика, лучше подходящая для уничтожения свободы слова, чем создание ложного конфликта между правом свободно говорить и другими правами, которые ценятся гораздо выше. Именно этого достигает обычная интерпретация крика «пожар!».

Если допускать исключения на право свободы слова, то это значит, что мы держимся за него все слабее и слабее. Не существует правомерных ограничений на свободу слова. Не существует случаев, когда право на свободу слова противоречит любому другому дорогому для нас праву.

Поэтому человека, который кричит «пожар!» в полном людей театре, можно считать героем. Он вынуждает задуматься о том, с чем связана защита драгоценного права, оказавшегося под угрозой, и что нужно сделать для этого.

Глава 4. Вне закона

11. Таксист без лицензии

Бизнес такси в США обычно работает во вред бедным и меньшинствам, причем по отношению сразу к двум сторонам — и потребителям услуг, и их производителям. Известны и этнические шутки о таксистах, и унижения, которым подвергаются чернокожие, пытаясь взять такси. Зачастую они просто не могут сделать этого.

Причины понять нетрудно. Тарифы такси устанавливаются законом и не изменяются в зависимости от маршрута поездки. Однако некоторые пункты назначения опаснее других, и таксисты не хотят обслуживать районы, в которых обычно живут бедняки и меньшинства. Поэтому таксисты будут выбирать клиентов на основе их экономического статуса или цвета кожи.

Такая ситуация порождается исключительно государственным контролем над тарифами такси. В отсутствие такого контроля тарифы для небезопасных мест могли бы быть установлены на таком уровне, чтобы компенсировать водителям более высокий риск (с учетом того, что в разных районах разный уровень преступности).

Если сделать это, то чернокожим пришлось бы платить за такси больше, чем белым. Возможно, они бы проигрывали — если не в форме более высокого тарифа по счетчику, то в форме предоставления им более старого и низкокачественного автомобиля. Зато они могли бы воспользоваться услугами такси по своему желанию. При нынешней системе у них даже нет выбора.

Невозможность взять такси — не такое уж малое неудобство для бедного чернокожего потребителя, хотя многие белые представители среднего класса могут думать иначе.

Расписания и маршруты общественного транспорта (автобусов, троллейбусов, поездов) создавались и разрабатывались 50—75 лет назад. В те годы транспортные линии обычно принадлежали частным концернам, прибыль и успех которых зависели от потребителей. Они создавались специально для того, чтобы удовлетворять потребности клиентов. Во многих случаях эти транспортные линии не годятся для нужд современного общества.

Сегодня транспортные линии принадлежат государству, и поэтому нет стимула подгонять их под нужды клиентов. Если клиенты отказываются пользоваться транспортным коридором и он становится неприбыльным, то государство просто компенсирует разницу за счет налоговых доходов.

Следовательно, жители города вынуждены выбирать между быстрым возвращением домой на такси и длинной, с остановками, кружной дорогой общественным транспортом. Это особенно характерно для бедных и меньшинств, у которых нет политического веса, чтобы повлиять на транспортные власти или на принятие решений, связанных с созданием новых линий. Ограниченный доступ к такси на территориях, недостаточно обеспеченных общественным транспортом, зачастую более чем неудобен. Например, когда возникают проблемы со здоровьем, такси — прекрасный и недорогой заменитель скорой помощи. Но в бедных районах, где общественного транспорта мало и где жители не могут себе позволить частные автомобили, найти такси обычно непросто.

При существующей системе бедные страдают и как производители услуг такси. Например, в Нью-Йорке