- Девица Хейл оценила благородство вашего кузена, - нехорошим голосом осведомилась госпо жа Арамона, - или оказалась его недостойна?
- Сударыня, вы ясновидящая, - захлопал глазами Ларак. - Не прошло и года, как Айрис вышла замуж за марикьяре. Эгмонт был безутешен.
- И стал ездить к Дженни? - не выдержала ка-питанша, сожалея, что не может пририсовать благородному страдальцу свиное рыло. - Воистину его муки не знали границ.
- Дженни - молочная сестра Эгмонта, - пробормотал Эйвон, - он не любил ее…
- Разумеется, не любил, - дернула невидимым хвостом Луиза, - он с ней просто грешил, потому что супруга не годилась даже для этого.
- Сударыня, - простонал Эйвон, - не говорите так… Это ужасно.
- Я не желаю больше видеть вашего родственника, - отрезала госпожа Арамона. - Надеюсь, в спальне Святого Алана его портретов нет?
3
Засов. Последний рубеж обороны герцогов Ок-делл на пути герцогинь. Луиза толкнула на удивление щедро смазанный железный брус, отрезая пути к отступлению, но кому? Себе или графу?
- Это ложе Алана, - указал Эйвон на что-то безобразно узкое, но на первый взгляд прочное, - последним на нем спал Эгмонт… Простите…
Поместиться можно, но одеяло придется снять, волчья шерсть еще заметней медвежьей.
- Я сейчас зажгу свечи, - предложил Ларак.
- Не надо. - Любовь Эйвона велика, но ноги лучше не показывать, да и сам граф не из тех, кого тянет раздеть на солнышке. - Света хватает, или вы собрались читать мне «Эсператию»?
- Я? - испугался Ларак. - Нет…
Худое лицо было несчастным и встревоженным, то ли за кузена-племянника обиделся, то ли не знает, как за дело взяться. Луиза улыбнухь, граф тяжко вздохнул и уставился в пол. Дубин
- Вы показали уже все, что хотели?
- Осталась библиотека, - пробормол влюбленный, - личная библиотека, но там пто. Книги вывезли после восстания… Сударыня. Мне так много нужно вам сказать.
Да вроде уже все сказано, надо к делу переходить, хотя на кой ей сдался этот мери! Просто чтобы был?
- Говорите. - Отодвинуть засов идти? Или остаться послушать? Все лучше, чем poi вышивать.
- Мы так давно не виделись, - проплтал своим сапогам Ларак. - То есть не виделиснаедине. То, что было на утесе, я не забуду… Этоыли счастливейшие… наисчастливейшие минут в моей несчастной жизни… Сударыня, вы… ел ваших глаз… я боготворю вас. Я счастлив целсать вашу тень… Я никогда не думал, что мою судьЈозарит…
И чего бы Лараку-старшему было некениться на южанке, а то на окделлских дровах даз супа не сваришь. А, была не была!
- Граф Ларак, - если он решится го и она тоже, а нет, никто не сдохнет, - или мыейчас же спускаемся и вы никогда, вы слышите, (когда не говорите со мной ни о чем, кроме погод, или извольте подтвердить свои слова. Немедлего.
- Сударыня, - залепетал соблазнявши, - сударыня…
- Эйвон, - отрезала Луиза, - вы даорите о любви. Или вы лжете, или трусите. И т«и другое недостойно дворянина.
- Я не лгу! - О, мы даже кричать умеем. - Я люблю вас!
- Любите? - Луиза положила руки на ветхий камзол. - Так любите.
Поцелуй получился лучше, чем на утесе. Эйвон старательно тискал бархатный лиф, затем бухнулся на колени и замер. Юбки Луиза подняла и раздвинула сама, улучив подходящее мгновенье. Не хватало оборвать оборки, пришивай потом!
Руки Ларака оказались ледяными, еще бы, в такой-то холодине! Граф с остервенением гладил лодыжки капитанши, не рискуя двигаться дальше. Если так пойдет, до обеда точно не управиться. Луиза наклонилась, ухватила костлявое запястье и потянула вверх к колену.
- Сударь, - прошептала женщина, - снимите одеяло…
- Луиза! - Изящно подняться у Ларака не получилось, подвела больная спина, растереть потом, что ли?
- Ну же!…
- Моя Луиза. - Разогнувшийся граф сграбастал волчьи останки и прижал к груди.
- На пол, - велела капитанша, - ничего с ним не случится.
Любовников у Луизы не было, но стаскивать сапоги и штаны с пьяного супруга приходилось. Арнольд мычал и лягался, Эйвон молчал, но дышал так, словно только что затащил на Надорский утес маменькин комод.
Капитанша тоненько хихикнула и притянула кавалера к себе. Граф потихоньку разгорался, даже руки потеплели. Луиза отвечала на поцелуи, потом откинулась на спину, но неудачно, прижав спиной рассыпавшиеся косы. Ларак неловко навалился на даму, его глаза стали блестящими и дикими. Борода и усы ощутимо царапали шею, Эйвон дышал все громче, он больше не боялся и не стеснялся, ну и слава Леворукому!
Над головой проплыла очередная моль, без сомнения, святая. Госпожа Арамона опустила ресницы: трещины на потолке, пыльные бабочки, чужое лицо - зачем на это смотреть?
Плохо ей не было, с Арнольдом бывало хуже. Эйвон что-то бормотал, подавался вперед и назад, дергался, но прижатые волосы держали крепко. Попытаться увидеть над собой другое лицо? Безбородое, загорелое, с прилипшими ко лбу черными прядями? Нет, это стало бы оскорблением для всех троих, и женщина просто ждала, когда все закончится. И дождалась.
Кровать пережила кощунство, даже не скрипнув. Видимо, в старину властители Надора были потолще и поживее. Утратившая добродетель вдова собрала выпавшие шпильки и взялась за многострадальную косу. На ее волосы заглядывался даже Арнольд, а Эйвон за отвагу заслужил подарок.
- Луиза… - Руки графа дрожали. Выпить бы ему, но в этом склепе воды и той нет. В следующий раз нужно разжиться в трактире вином.
Госпожа Арамона чмокнула любовника в щеку. Эйвон был счастлив, и его было жалко. Даже больше, чем себя.
- Мы уедем в Алат, - глаза графа все еще были шалыми, как у весеннего кота, - нас никто не найдет…
- После свадьбы Айрис, - не моргнув глазом соврала госпожа Арамона. - Мы поедем в Эпинэ вместе со всеми, а ночью исчезнем.
- Луиза… Любовь моя, - простонал ставший неверным муж, - как же ты права! Эгмонт был
глупцом и преступником… Как он мог пожертвовать любовью? Это безбожно!
- Тот, кто прячется от любви, - дурак, - припечатала Луиза, сидя на ложе святых и мучеников. - Помогите мне затянуть пояс.
- Луиза… - Она просила затянуть пояс, а не целовать его концы, но почему бы не подождать? От платья не убудет, от нее подавно.
Граф Эйвон Ларак отнял от губ черные ленты:
- Любимая… Мне кажется, я раньше не жил…
Любимая… Да уж, докатилась она. Теперь, хочешь не хочешь, до отъезда придется грешить, не бросать же его такого, еще утопится.
Глава 4. РАКАНА СБ. ОЛЛАРИЯ)
1
Урготское посольство занимало приземистый особняк у Гусиного моста сразу за аббатством Святой Октавии. Летом дом прятался в темной зелени, но зима содрала листву с вековых платанов; глядевшее сквозь мокрые перекрученные ветви здание казалось могучим и равнодушным, как гора. Даже странно, что внутри, под слоем негостеприимного камня, прятались люди: топили печи, открывали окна, спали, ели, говорили.
- Мевен! - Альдо резко дернул повод, и белоснежный, до невозможности похожий на Бьянко линарец послушно остановился, лебедем выгнув шею. - Шевельните это болото.
- Да, Ваше Величество. - Гимнет-капитан отъехал, и тотчас к воистину крепостным воротам направился
