широкоплечий сержант.
- Каков хитрец, - Альдо кивком указал на зелено-коричневый флаг, прихваченный в двух местах витым серым шнуром[11] , - но мы поверим. Мы прибыли лично узнать о состоянии здоровья дуайена Посольской палаты.
- Вускерд говорил, - вспомнил Дик, - что Фома слишком много о себе полагает.
- Экстерриора господин Габайру не принял, - Альдо улыбался, но глаза смотрели жестко, - но королю урготы откроют.
- Конечно, - согласился Дикон, - это же не кэналлийцы.
- А кэналлийцы б не открыли?
- Они слушают только соберано, - неохотно объяснил юноша, вспомнив угрюмую физиономию и черные завитки на двери. Хуан! Мог ли работорговец тайком пробраться в дом и вытащить Удо? Замки на внутренних дверях не меняли, только на внешних…
- Дурацкий обычай, - Альдо брезгливо выпятил губу, - и очень неприятный народ. Что ж, лишний довод в пользу того, что от Кэналлоа нужно избавиться. Пускай убираются к шадам. О, вот и наши торгаши!
Ворота торжественно распахнулись, раздался барабанный бой - застигнутые врасплох урготы приветствовали августейшего гостя со всем тщанием.
- Вперед! - велел Альдо. - Шагом!
- Вперед, - повторил Мевен.
Процессия двинулась с места, неспешно втягиваясь в украшенные золотыми ласточками[12]створки: сначала знаменосец с королевским штандартом, за ним Мевен в лиловом полуденном плаще, трубачи, барабанщики, гимнеты… Эскорт придавал уверенности, но входить в дом все равно не хотелось. Подданные Фомы славились хитростью, лживостью и корыстолюбием, двуличней были разве что гога-ны, но они, слава Создателю, до Талигойи не добрались.
Конь Альдо вступил в вымощенный золотистыми восьмиугольными плитками двор, и Дикон слегка придержал Караса: от ворот к крыльцу двумя рядами выстроились слуги, мрачные, высокие и плечистые, словно порожденные угрюмым домом. Сам же особняк вблизи казался еще тяжеловесней, а слуховые окна были прямо-таки созданы для стрелков.
Высокий, еще не старый ургот неспешно спустился с крыльца. Дуайеном он быть не мог при всем желании, но вел себя, словно сам Фома.
- Придется быть вежливыми, - бормотнул Альдо не столько Окделлу, сколько себе самому.
- Ваше Величество, - оказавшийся вторым советником посольства графом Жанду высокий церемонно поклонился, - посольство великого герцогства Урготского счастливо принимать венценосного гостя. К нашему глубокому сожалению, маркиз Габайру тяжело болен и не покидает спальни.
- Я слышал. - Альдо легко и красиво спрыгнул на рассерженные камни. - Мы решили навестить заболевшего друга. Мы надеемся, маркиз в сознании?
- О да, - закивал ургот, - в полном сознании, но говорить ему тяжело.
- Мы желаем видеть маркиза Габайру.
- Он будет счастлив, однако лекарь не исключает, что его болезнь заразна.
- Нам осенние простуды не опасны. - Сюзе рен спокойно направился к крыльцу, и граф Жанду был вынужден пойти рядом. Проход между ливрей ными слугами для троих был слишком узок, и Ри чард отстал на пару шагов. Стало вовсе неуютно.
Массивные двери неторопливо распахнулись. Обитые медью створки были толще надорских, а кованый узор над головой весьма походил на подъемную решетку. Войти в урготскую резиденцию без ведома хозяев было трудно, выйти, похоже, еще труднее.
- Ваше Величество, прошу вас… - Ургот был почти так же высок, как Альдо, но много уже в плечах. Одно слово, посольский жук.
- Благодарю. - Сюзерен шагнул через массивный порог, пахнуло теплом и лекарственными травами. Вестибюль оказался под стать дому - темные панели, тяжелые светильники, огромные картины. У парадной лестницы замерло четверо офицеров с розовыми и голубыми лентами через плечо. Цвета принцесс, одна из которых станет талигойской королевой.
- Монсеньор, - слуга с бычьей шеей угодливо улыбался и тянул лапы, - прошу вас, монсеньор.
Юноша сглотнул и расстался с плащом и шляпой. Отчаянно захотелось сбежать или хотя бы сказать пару слов Мевену, но гимнет-капитана окружил десяток коричневых.
Святой Алан, следовало прихватить пистолеты. Ну и что, что они в доме дуайена Посольской палаты? Герцог Окделл - цивильный комендант столицы, он в ответе за жизнь сюзерена и может не расставаться с любым оружием.
- Ваше Величество, маркиз Габайру не встает с постели.
- Вы уже говорили, - кивнул Альдо, направляясь к лестнице, - а мы заверили, что не боимся заразы. Как здоровье Его Величества Фомы?
- Полагаю, у него разыгралась подагра, - вздохнул дипломат, - так всегда бывает к концу осени. К несчастью, это время года в Урготелле отличается сыростью. В талигойской столице климат более здоровый. Прошу вас направо…
- Да, - рассеянно кивнул Альдо, - несущие морскую влагу ветры налетают на Алатский хребет и проливаются дождями… Урготелла стоит в не слишком удачном месте.
- Вы совершенно правы, Ваше Величество, наши предки не приняли в расчет ветер. - Ургот казался удивленным, и Дик невольно улыбнулся: о причинах осенних дождей сюзерен узнал по дороге в посольство от него.
- Прекрасный портрет, - громко произнес Альдо, задержавшись у огромного, в полстены, полотна. - Его Величество Фома может гордиться красотой своих дочерей.
- Этот портрет написан весной прошлого года, - сообщил граф Жанду. - Работа Теотелакта Агарина.
Представить Альдо рядом с урготскими куклами было оскорблением. Неужели сюзерен, не испытав настоящей любви, навсегда свяжет себя с чужеземкой?
- Чувствуется рука мастера. - Альдо сделал шаг в сторону, и Ричард увидел Фому с принцесса ми. Герцог в бархате цвета спелой сливы и кудря вом парике напоминал барона Капуль-Гизайля, де вица в розовом нюхала цветок, девица в голубом кормила голубков. Дик вгляделся в смазливые, об рамленные локонами мордашки. Голубая была потолще, у розовой в лице было что-то кроличье. Сестрам было далеко даже до Марианны, а до Катари и вовсе как до звезды, но портрет в Талигойе появился неспроста. Эр Август предупреждал, что Сильвестр решил избавиться от Ее Величества и женить Оллара на урготской купчихе. Кто бы мог предвидеть, что картина послужит законному королю…
- Талигойские художники не уступают ургот- ским. - Сюзерен говорил весело, но Дик чувство вал в его голосе безнадежность. - Мы собираемся в скором времени сделать достойный подарок Их Высочествам, а сейчас проводите нас к маркизу Габайру.
2
Дуайен в подбитом белкой халате возлежал в кресле, больше похожем на короткую кровать. В комнате было нечем дышать, но посольские ноги были тщательно укутаны меховым одеялом.
- Какая честь для больного старика, - прокашлял Жоан Габайру, то ли собираясь подняться, то ли делая вид. - Какая неслыханная честь!
- Сидите, сударь, - махнул рукой Альдо. - Как вы себя чувствуете?
- Так же, как неделю назад, - хрипло произнес ургот. - В мои годы трудно уповать на быстрое выздоровление. Лекарь полагает, что я застудил верхнюю треть легких, а это весьма неприятно и исключает даже кратковременное пребывание на морозном воздухе.
Слова больного не расходились с делами. Запертые окна и тщательно задернутые портьеры зеленого бархата надежно защищали не только от мороза, но и от дневного света. Спальня освещалась камином и свечами, горящими на письменном столе и низеньком, заставленном склянками столике под рукой больного.
- Нам не хватает вашего общества. - Сюзерен опустился в одно из четырех кресел и кивнул Дику. - Садитесь, Окделл. Маркиз, полагаю, вы знаете нашего спутника?
- Разумеется. - Старческие глаза, бурые, как разведенный молоком шадди, уставились на юношу. - Я
