Катарина не ответила, только подняла глаза, голубые, как небо над старым аббатством.
- Сударыня, - повторил сюзерен, - не знаю, известно ли вам… Мы решили судить герцога Алва, и судить открыто. На совести этого человека множество преступлений, они не могут оставаться безнаказанными. Вы были свидетельницей многих его злодеяний, и вы уцелели. Мы просим вас стать на сторону обвинения.
- На сторону обвинения? - переспросила Ка-тари, сжав платок. - Нет.
- Поймите, - сюзерен не удивился, он ждал этого, - то, что мы ждем от вас, не оскорбит честь эории. Я знаю, вы восхищаетесь Беатрисой Борра-ска, бросившей обвинение своему мучителю. Ваше мужество, да простится мне такое слово по отношению к прекрасной женщине, стало легендой. Не бойтесь, скажите правду, этого требует справедливость. Этого требует память Окделлов, Эпинэ, ваших братьев.
- Я не боюсь. - Катари отбросила свой платок и встала. Губы ее дрожали. - Я не боюсь. И я не стану говорить!
- Закатные твари, почему?! - Альдо тоже вскочил, теперь мужчина и женщина стояли лицом к лицу. Святой Алан, он же все еще сидит!
- Почему вы не хотите сделать то, что велят справедливость и честь? - глухо спросил сюзерен. - Неужели слухи о вашей любви к кэналлийцу правдивы? Простите, если я оскорбил вас.
Королева молча покачала головой, ее губы совсем побелели.
- Так почему же? - Сюзерен протянул руку, намереваясь усадить собеседницу в кресло, но Катари отступила.
- Потому что я знаю, что такое Багерлее, - просто сказала она, - а вы не знаете.
- При чем здесь это? - Альдо оглянулся, и Дик прочел во взгляде сюзерена недоумение. - Ричард, ты понимаешь, о чем речь?
- Нет. - Юноша и вправду не понимал. Катари не умеет лгать, и она не любит Ворона, не может любить!
- Видите, сударыня, - к Альдо вернулась его всегдашняя галантность, - герцог Окделл тоже не понимает. Мы умоляем объяснить нам ваше упорство.
Катарина судорожно вздохнула, тонкая рука метнулась к цепочке с эсперой.
- Меня должны были судить. - Голубые глаза смотрели мимо короля, то ли в окно, то ли в глаза Создателю. - Манрики приходили к тем, кто знал меня… Так же, как вы ко мне. Они хотели того же - суда.
Ваша сестра, герцог Окделл, сказала «нет». И госпожа Арамона с дочерью, и младшая Феншо… Как я могу сделать меньше их? Я не предам человека, который спас моего супруга ценой своей свободы, а теперь я вижу; что и жизни.
- Катари. - Как она может ставить свою жизнь вровень с жизнью Фердинанда?! - Катари, вспомни, что ты говорила о Вороне! О том, что он делал с тобой… Как ты можешь его защищать? Он…
- Ричард Окделл, - она почти шептала, но это было громче всех криков Айрис, - стыдитесь! Ваше
Величество, я была откровенна с сыном Эгмонта. Я говорила с ним как с другом, доверившись чести Повелителей Скал. Я была королевой, он - сыном мятежника. Сейчас все изменилось: Ричард Ок-делл - друг Вашего Величества и цивильный комендант столицы… Я - жена узника Багерлее. Мне не место в столь блистательном обществе.
3
- Вы верите этим сказкам? - Марсель заставил себя пожать плечами и проглотить пару маслин. За вопи он от радости, папенька бы не понял, и по том, сплетня была слишком хороша, чтоб оказаться правдой. - Но если Ворон топил «гусей» в Хекс- берг, кто рубил змея в Олларии?
Отец щедро полил острым маслом привезенный из Валмона мягкий сыр (другого он на памяти Марселя не ел).
- То, что произошло у эшафота, мог сделать только Алва, значит, это был он, но люди склонны принимать желаемое за действительное. Ракану придется доказывать, что Кэналлийский Ворон у него в руках. Уверяю вас, узурпатор покажет пленника, по крайней мере, послам. Надеюсь, вы знаете, кто является дуайеном Посольской палаты?
- Ургот. - Ворон в Багерлее, а не в Хексберг, а ведь чуть было не поверилось. - Маркиз Габайру.
- Исключительно достойный человек, - кивнул Валмон, смакуя сыр. - Я встречался с ним в юности. Тогда вся Оллария лежала у ножек Клотильды Дюмэль, а мы с Габайру и тогда еще не Бонифацием предпочитали лежать не у ножек, а между… Увы, Бонифаций променял Кло на совершенно никчемное создание, за что и поплатился. Как вы его нашли?
- Он… - Марсель замялся, подыскивая слова, - внушителен, хоть и не так, как вы.
- Он младше на четырнадцать лет, - наставительно произнес папенька. - Я написал о вас маркизу Габайру.
- Вы желаете, чтобы я отвез письмо?
- Разумеется, нет. Ведь я лишил вас наследства за дезертирство и переход в урготское подданство.
- Значит, я дезертировал? - уточнил Марсель. - Что ж, я так и думал. Армия - пренеприятная вещь. Утренние вставания, отсутствие горячей воды, какие-то приказы… Я с трудом дотерпел до Урготеллы и понял, где мое место.
- Не пытайтесь обмануть собственного отца, скрывая истинную подоплеку своего отвратительного поступка, - строго произнес граф Валмон. - Вы, будучи пьяным, разгласили интимную тайну герцога Алва, испугались его мести и бросились за спасением к Фоме.
- Какую тайну? - навострил уши виконт. - И кому именно я ее разгласил?
- Разумеется, урготам, - подивился отец, отодвигая опустошенную тарелку. - Если б вы разгласили тайну гайифцам, то стали бы подданным Гайифы.
- Не стал бы, - возразил Марсель, подворачивая манжеты, - мне не нравятся мистерии.
- Это у нас фамильное. - Батюшка поднял крышку и зажмурился, вдыхая запах пряного мяса. - Все Валмоны - бабники, но разговор о Гайифе беспредметен. Вы уже стали урготом, а я, получив письмо Шантэри, от вас отрекся. Вернуть титул вы можете только при помощи Ракана.
- Я добьюсь расположения Его Величества, - пообещал Марсель. - Братья знают о моем позоре?
- О нем знают все, кому нужно, - объявил папенька и вырвал пулярке ногу, - иначе какой же это позор? Кстати, чтобы вернуть наследство, вам предстоит раскрыть тайну Алвы еще и Ракану.
- Но что же я разгласил такого, - нахмурился лишенный наследства виконт, - чего не разгласили сам Ворон и господин Штанцлер?
- Ракан одержим гальтарской древностью, - все еще крепкие зубы впились в мясо, брызнул сок, - это даже… собаки знают. При этом он полный невежда, но никогда в этом не признается.
- Зато Фома не одержим ничем, кроме выгоды. - Марсель последовал родительскому примеру, лишив покойную птицу второй конечности. - Он за древнюю тайну меня не удочерит. Ургот спал и видел выдать дочь за Алву, очень надеюсь, что он не проснулся.
- И не проснется, - успокоил папенька, берясь за бокал. - Ракан не увидит ни принцессы, ни меча, но услышать может многое. В том числе и от вас.
- Постараюсь не обмануть ничьих ожиданий, - заверил Марсель и вгрызся в доставшуюся ему ногу, - ни ваших, ни Фомы, ни Ракана. Я сделаю всё, чего от меня ждут все.
- Нет, вы сделаете всё, чего от вас НЕ ЖДУТ. Между прочим, Бонифаций и Рафиано уведомили меня о ваших военных успехах, а граф Шантэри - о дипломатических. Видимо, я должен вами гордиться, - задумчиво произнес граф, - однако петь на палубе вражеского галеаса неразумно. Что именно вы пели?
- Романс о розах. - Виконт едва не бросил кость под стол, но вовремя вспомнил, что Котик внизу. - К сожалению, у меня нет при себе лютни, а петь без сопровождения я могу только в бою.
- Я бы не назвал вас хорошим певцом, - выпятил губу отец, - скорее, посредственным, а Валмоны если что-то делают, то делают лучше всех. Шантэри советует вам избрать дипломатическую карьеру, я склонен с ним согласиться.
- Мой долг, - нашелся виконт, - служить моему новому сюзерену там, где он сочтет нужным. И так, как сочту нужным я.
- Вы стали дерзки и самоуверенны, - отрезал отец, - а ваши письма были редкими и неполными, что усугубляет вашу вину, но вы отлучены от дома, и это больше не имеет значения. Кстати, запомните: