секретными и резервными помещениями, о которых ничего не знал даже Даня, старинный его приятель.
В гостиной (она же спальня) стоял настоящий функционирующий унитаз. Когда-то, впервые увидев такое чудо, Тэйки в течение получаса забавлялась, спуская воду на все лады: то маленькими порциями, то шумной Ниагарой, то трелью из четырех-пяти коленец… Теперь она уже поостыла к водяному коню, но время от времени все-таки бросала в его сторону взгляды, полные затаенного восхищения. Еще у Гвоздя был настоящий душ, скромно отгородившийся от комнаты полиэтиленовыми занавесками. Стены Гвоздь обклеил фотообоями с замками, дубравами, альпийскими лугами и английскими каменными мостами через речушки, которые курице по колено. Пол покрыл линолеумом. На лампочку навесил абажур. Поставил в углу большой платяной шкаф-купе, рядом расставил кожаный гарнитур, состоявший из чудовищного раблезианского дивана с двумя креслами, напоминавшими самоходные артиллерийские установки. Над диваном он прибил полки, где и примостилось с полсотни потрепанных книг. Перед диваном установил два чисто декоративных предмета: во-первых, журнальный столик с пепельницей (Гвоздь не курил) и стопкой пожелтевших газет (их Гвоздь не читал), во-вторых, огромный телевизор на одноногой подставке с колесиками. Телевизор был неисправен, но это ничуть не смущало хозяина апартаментов: все равно последняя телепередача вышла в эфир двенадцать лет назад. А вот маленький самодельный приемничек, растолкавший книги на одной из полок, время от времени взрывался скороговоркой радио «Свободная Земля», работавшей под контролем Секретного войска.
Всю эту сумасшедшую роскошь Гвоздь называл «стильным дизайном под счастливые двадцатые». Команда, кроме, разумеется, Кати, знала три типа жилища: казарма, убежище и берлога. Гвоздевы затеи поражали воображение…
Сам он родился в тридцать пятом, и сейчас ему было двадцать. Но Гвоздь любил говорить: «Капризы, комплексы и отклонения от нормы лечить не надо. Им надо создавать комфортные условия». Захотелось ему «счастливых двадцатых», и склепал он «счастливые двадцатые».
Из плоти дивана торчал шприц, вогнанный в мякоть на всю длину иглы.
— Хотите кофейку, ребята?
— Давай! — за всех ответила Тэйки.
Гвоздь вышел в кабинет, служивший ему одновременно кухней.
Тэйки плюхнулась на диван, вытащила шприц и резким движением катнула его вниз, под кожаного монстра. Там пластик глухо тукнул о пластик.
— Катя, помоги! — донесся голос хозяина.
Та послушно прошествовала в соседнюю комнату. Здесь Катя очень не любила бывать, поскольку настоящие двадцатые помнила, и гостиная Гвоздя всякий раз заставляла ее ненадолго окунуться в детство — без войны, без нищеты, без гоблинов; а вот кабинет принадлежал пятидесятым на все сто. Что можно сказать об этом помещении? Тут как будто двадцать четыре часа в сутки работали двое: алхимик и хакер высоких градусов посвящения. Переходя из комнаты в комнату, Катя рушилась в бездну…
Гвоздь протянул ей поднос с пятью жестяными кружками.
— Сахара нет, уж извините… Что ты так смотришь? Я все сполоснул!
Катя тяжело вздохнула, поставила кружки в мойку и принялась отскребать липкий черный ужас от их стенок и доньев. Ей хватило пары минут на то, чем Гвоздь не мог заняться в течение нескольких месяцев.
— Спасибо. Ты всегда была ко мне добра.
Они вошли в гостиную — Катя с подносом, а Гвоздь с глубокой сковородой, до краев наполненной крепчайшим холодным кофе.
— Может, кому погреть?
— Время дорого, старик. Не надо, — откликнулся Даня.
Гвоздь невозмутимо разлил напиток по кружкам, остальные невозмутимо принялись пить.
— Мне побольше воды, — попросил Немо.
— Эх ты! — принялся укорять его Гвоздь. — Разве не знаешь, что количество воды не влияет на количество кофе?
— Логично. Однако обилие жидкости в данный момент полезно для моего организма.
— Ну, сколько тебе?
Немо, вежливо улыбаясь, взял сковороду за ручку и медленно влил в себя остававшийся там литр.
Немая сцена.
Первым опомнился Гвоздь:
— Парень, да ты уничтожил весь мой запас!
— Поверьте, сейчас это было необходимо для меня. Я давно не пил. — И Немо улыбнулся
— Фиг с тобой! Не жалко.
Остальные расправлялись со своими порциями кофе не спеша. Видно было, что у Гвоздя на уме какое- то хвастовство. Новости распирали его, и наступила как раз та самая минута, когда он мог выпустить их на волю. Как бы не так! Тэйки опередила его.
— Гвоздь… ты это… давно хотела тебя спросить: на кой тебе эта тряпка на голове?
— Моя прекрасная синяя бандана?
— Твоя драная и грязная фигня с тремя дырами, на которой намалевана шестерня, розочка и крестик.
— А тебе оно на кой, красная макаронина?
— Моя фигура тебя, Гвоздь, не касается. Хватит того, что ты усвоишь раз и навсегда: это самая прекрасная фигура на свете. А теперь ответь про тряп… про бандану свою и не ломайся… Ну, интересно мне, или это секрет, что ли, какой?
— Да… — махнул он рукой, — долгий разговор.
Он все еще надеялся повернуть разговор в иное русло. Но Даня ему не дал сделать это:
— Четверть часа у нас есть. Хватит тебе?
А Тэйки подзадорила Гвоздя:
— Дуй, умник, давно мы твоих базаров не слышали.
— Ладно. Секрета никакого нет. Только из далека мне придется зайти к этом делу… — Гвоздь сделал паузу. — В сорок восьмом гоблины, усталые, обескровленные войнами, жутко пострадавшие от техногенных эпидемий, предприняли попытку решить проблему людей раз и навсегда. Умно говорю? Да какого…! Молчите и слушайте. Я вам вопрос задал или вы мне? Ну, то-то же. В течение шести месяцев их маги выкладывали Большую Магическую Фигуру… что морщитесь? понятней все равно не скажешь… в общем, провели очень сложный и очень громоздкий обряд… И на нас обрушилась «чума тридцатилетних». Взрослые люди, мужчины и женщины примерно двадцати пяти — тридцати пяти лет и старше начали массово умирать… Знаете? Слышали. Ну, опустим лишнее. Все бы рухнуло, да силенки у гоблинов бы ли уже не те, что вначале. Короче говоря, косая вышла фигура, некорректная… Кое-кто выжил, кое-кого даже и не задело — вроде вашей Кати, а кое-кто помер не так быстро, как они хотели. Вот и мой мастер также, четыре года умирал и учил меня. Потом сказал: «Больше я не боюсь за тебя, ты выживешь», — и в тот же день отдал концы. Нынешний мир — мир сирот. Вы сироты, я сирота. Если посмотреть на вещи глобально, то становится видна эксплицитная тенденция…
— Не выпендривайся, умник. В лоб получишь, — неубедительно сказала Тэйки. На умника она смотрела с еле сдерживаемым восхищением.
— Вы посмотрите! И эта наглая особа щебечет насчет в лоб прямо в моем собственном доме! О времена, о нравы… — А потом Гвоздь добавил одну фразу. Всерьез. — Еще раз услышу что-нибудь подобное, и отлучу всю вашу команду от моей мастерской.
— Извини. Это ж я нежно…
— В общем, объясняю. Была когда-то тайная секта. Или группа. Или школа. Да, школа — точнее… — И тут Гвоздь ни с того ни с сего принялся хохотать. Он смеялся громко, заливисто, раскачиваясь взад и вперед. Было в этом что-то жуткое, механическое, как если бы какой-нибудь инженер заставил хохотать тостер, кондиционер или миномет… Тэйки изумленно потюкала себя пальцем по виску, мол, мужик-то
