правой руки даже коснулись ребристой рукояти, но обхватить ее сил уже не хватило. Левой руке не удалось и этого – она вообще практически не шевелилась.
Неподалеку что-то обрушилось, потом залязгало, раздался жужжащий шум, словно работали сервомоторы. Видимо, по руинам бродило очередное железное чучело, то ли патрулирующее территорию, то ли просто промышляющее что-нибудь полезное для своих механических нужд. Жужжание приблизилось, на мгновение стихло, после чего стало удаляться.
Рождественский перевел дух и обнаружил, что пальцы правой руки за это время успели ухватиться за пистолетную рукоятку. Вряд ли это помогло бы, появись здесь нежданный гость, но тенденция несколько обнадеживала.
Что же делать дальше? Может, не стоило удирать от Бандикута? В конце концов, мелкий мужичок был не таким уж злобным... Повадки, конечно, гадостные, но уж всяко получше, чем у нанометаллических обитателей Академзоны. Правда, эти его разговоры о планах насчет Рождественского звучали жутковато и неприятно. С другой стороны, вдруг он собирался вытащить Володю отсюда за вознаграждение? А в ответ получил железякой по башке... Теперь если и хотел, точно передумал.
Володя сокрушенно покачал головой и отметил, что сделал это без труда. Попробовал усесться, точнее, улечься поудобнее – получилось! Мышцы отзывались запоздало и не в полную силу, как бывает после долгого сна, но главное – слушались!
Торопиться было некуда. В руинах поодаль стояла тишина, снаружи снова пошел крупный тяжелый дождь, который немного успокаивал лейтенанта – ведь любая тварь из металла должна относиться к воде с неприязнью и вряд ли станет бродить в дождливую погоду.
Ага. Именно: бродить вряд ли станет. Укроется в развалинах. Что и сделали два примитивных биомеханизма из уверенно стремящегося к нулю числа тех, что еще шастали по Академзоне, не будучи ни отловлены и переделаны наноорганизмами, ни привлечены в свои ряды более высокоорганизованными ботами или транспортными монстрами с Сеятеля. В мире человеческих отбросов есть бомжи – именно такие бомжи, только механические, искали сейчас приюта в развалинах Торгового Центра. Где случайно наткнулись на обессилевшего лейтенанта Рождественского, который под мерный стук капель неожиданно для себя задремал, лежа на уютной кровати из раскисших фантастических романов.
Первый представлял собой безмозглое порождение племени шагающих роботов-уборщиков, которые были введены в эксплуатацию как раз накануне Катастрофы. Такие механизмы производства Брянского машиностроительного завода ковыляли по различным общественным зданиям большой площади, от гипермаркетов до аэропортов, и прилегающим к ним территориям, бдительно высматривая окурки, обертки от конфет и другой мелкий мусор. В процессе скоротечной эволюции и единения с такими же недоразвитыми наноорганизмами робот обрел оружие – нечто вроде пневматического ружья, получившегося из бывшего вакуумного пылесоса, а также гибкие многосуставчатые манипуляторы.
Второй неуклюже передвигался на металлических узких гусеницах, предназначенных для гладкой поверхности, и нуждался в постоянной помощи товарища, застревая и падая на многочисленных неровностях. Как он взобрался на холм, можно было только догадываться, равно как и о том, чем был до Катастрофы этот помятый и побитый цилиндр метровой высоты. Если бы Рождественский смотрел культовый некогда фильм «Звездные войны», то, наверное, мог бы сравнить его с тамошним роботом R2D2, но лейтенант этого старья не видел. Новый век принес новые стандарты творчества и новых кумиров, так что плоское кино уже почти никого не интересовало, кроме горстки замшелых киноманов со снобских форумов.
Когда механическая парочка проникла в бывшее помещение «Книжной планеты», лейтенант сразу открыл глаза, едва услыхав скрежет металлических гусениц по битому бетону и шипение старого гидравлического привода ходуль экс-уборщика. Военврач даже успел сориентироваться и вытянуть руку с пистолетом в направлении появившихся монстров, однако в то же мгновение уборщик выстрелил. С громким хлопком вылетевший из пылесосного раструба свинцовый шар размером со сливу выбил пистолет из все еще слабой руки Рождественского. Лязгая траками, второй биомеханизм деловито подкатил к Володе и завис над ним, угрожающе наклонившись и потрескивая электрическими разрядами, срывающимися с поднятых вверх рук-контактов. В сыром воздухе запахло озоном, ржавым железом и смазочной жидкостью.
На самом деле эти два чудом уцелевших представителя так называемых примитивов были едва ли не самыми безобидными представителями Пятизонья. Но после встречи со сталтехом и битвы в подземном тоннеле Володя не делал различий между стальными чудовищами. Поэтому он пару мгновений зачарованно смотрел на то, как низенький гусеничный биомеханизм продолжает искрить и пощелкивать, а мутировавший уборщик, не опуская своего странного оружия, обходит их обоих по широкой дуге.
Далее все завертелось и замелькало, словно электрический детский волчок со смещенным центром тяжести.
Володя, не рассчитывая на левую руку и не имея возможности снять пистолет с крепления на левом бедре онемевшей от удара, но вполне подвижной правой, сделал вроде бы глупый, но неожиданно действенный ход. Он сгреб с пола пару расквашенных томов и в отчаянии швырнул в приближающегося уборщика, который с его пушкой выглядел более угрожающим.
Примитив тут же выстрелил, но не попал, потому что одновременно пытался неуклюже увернуться от броска. Он даже не оценил низкую степень опасности Володиного снаряда, просто автоматически отреагировал на раздражитель. Под левую ходулю подвернулась книга с подходящим названием «Непоседа», биомеханизм зашипел гидравликой, зашатался и с грохотом рухнул на пол, протягивая манипуляторы то ли к Рождественскому, то ли к своему подельнику за помощью. Подельник перестал угрожающе искрить и покатился спасать приятеля.
В этом он, впрочем, так и не преуспел, потому что внезапно вымелькнувший из дверного проема темно-красный луч пронзил и вскрыл его приземистое тело-цилиндр как консервную банку. Металл по границе разреза тут же вскипел, вспух безобразным багровым рубцом, дохнув в сторону военврача яростным жаром. Смертельно раненный робот судорожным движением угрожающе развернулся к дверям на одной гусенице, пытаясь зафиксировать нового противника. Внутри его корпуса что-то взорвалось с легким хлопком, выбросив через вентиляционные щели клубы черного вонючего дыма, удушливо потянуло горелой изоляцией.
Второй примитив истерично бился на полу, упираясь манипуляторами и пытаясь встать. При этом он непрерывно палил из своей пневматики; свинцовые шары энергично рикошетили от потолка, и Володя инстинктивно прикрылся рукой, чтобы не схлопотать в лоб. Поэтому он не увидел трагической кончины второго биомеханизма, который добили в упор еще одним выстрелом.
– И кто тут у нас, спрашивается? – раздался веселый голос с хрипотцой. – Мама родная – военный! Что, военный, вляпался?
Володя убрал руку от шлема.
Перед ним стоял высокий и массивный человек в таком же драном и битом, как у Бандикута, скафандре, поверх которого был накинут коричневый плащ. Совершенно лысый, череп покрыт старыми шрамами, лицо широкое и мосластое, как у типичного братка прошлого века. Довольная ухмылка от уха до уха, словно беспомощный военврач стал для него приятным сюрпризом. Но особое внимание Рождественского привлекло легкое красноватое свечение вокруг правой ладони незнакомца. Тот, перехватив Володин взгляд, с досадливым видом стряхнул свечение с руки, словно грязь, и крикнул, не поворачивая головы:
– Где ты там, Карапет? Тут еще живой мужик валяется. Из-за Барьера, между прочим! Хочешь потрогать?
– Иду, иду, – сварливо отозвались из-за стены.
Володя завозился, пытаясь сгруппироваться, но лысый предостерегающе направил на него палец:
– Не дергайся, военный. Очень не советую. И пистолет не трожь. А то живьем зажарю.
Поскольку никакого оружия в руках у незнакомца не было, военврач сообразил, что перед ним – энергик, представитель самого распространенного типа сталкеров, обладающих способностью управлять энергией. Он действительно запросто мог поджарить Володю, направив на него тепловой или электрический удар при помощи собственных имплантов, оплавившихся в момент Катастрофы. Поэтому Рождественский предпочел не испытывать судьбу, которая и так была в последнее время чересчур благосклонна к нему.