За углом, с внутреннего двора, стена школы была вся изрисована граффити. Среди разноцветной вязи Володя заметил вполне связное: «Сонча-Печка 2006», подивился древности надписи и полез вслед за Бандикутом в еле приметную щель, которая и являлась входом в подвал. Сбегали, поди с уроков, курили за углом тут... Тьфу ты! Следует научиться не думать о том, о чем думать не следует. Вот только не получается. Как там было – «не думай о белой обезьяне»? Вот-вот, оно самое...
– Теперь стоп! – командирским тоном приказал Бандикут. – Здесь везде ловушки. Он нас уже засек тем более и через камеры видит.
– Правильно говоришь, полурослик, – отозвался откуда-то из-под потолка механический неестественный голос. – Засек и давно веду. Кто это с тобой?
– Не узнал, что ли? – лениво спросил энергик. – Совсем мозги скурил?
– А, лысый череп! А третий? Вы что, вояку сюда притащили?! Охренели, ботва?
– Кого надо, того и притащили. Открывай давай, сало, а то камнем кину! – злобно рявкнул коротышка.
– Камнем он кинет, видали такую говняшку... – ворчливо изумился невидимый собеседник.
Залязгали механизмы, кусок пола уехал вбок, открыв небольшой проем, светящийся желтым искусственным светом. Это и был вход в жилище Растамана. Точнее, часть входа: компании пришлось миновать еще три самооткрывающихся и самозакрывающихся люка, пока их не встретил хозяин.
Растаман оказался толстяком с длинными волосами, заплетенными в дреды. Из-под коротковатой майки с концентрическими разноцветными кругами над поясом пятнистых камуфляжных штанов виднелось волосатое пузо, а в руке Растаман держал допотопный безыгольный инъектор. Ко всему прочему он был босиком.
– Быстро рассказали, кого привели, – брюзгливо потребовал толстяк.
– Это военный врач. От группы отбился, – пояснил Бандикут. – Вернее, группе кирдык, а его я вытащил. Они, прикинь, в катакомбы полезли – ну, где шайка с Сеятеля заселилась.
– Военные... – с презрением протянул Растаман. – Господи, делают же где-то таких недопырков!
– А ведь их, между прочим, Гончар вел, – встрял лысый Бордер.
– Гончар?! – несказанно удивился толстый. – Фигассе... А что случилось-то? С каких делов вдруг группу погнали?
– Мы, может, войдем да сядем? – вопросом на вопрос ответил Бандикут. – А то не гостеприимно ни хрена получается.
– А, ну да... Прошу, – галантно шаркнул пяткой по полу Растаман и сделал приглашающий жест.
Жил толстяк значительно комфортнее, нежели Бандикут. Судя по всему, в бывшем бомбоубежище под школой, которое обустроил и модернизировал. В большой комнате стояли два мягких дивана, заваленные приборами и книгами стеллажи, пульт управления с несколькими работающими мониторами, на которых подрагивало монохромное изображение различных фрагментов окрестностей школы, рабочий стол, кресло. Стены оказались увешаны разноцветными постерами неизвестных Рождественскому групп и исполнителей, преимущественно негров. Боб Марли. Питер Тош. UB40. Кто все эти люди? Что они значат для Растамана? Из невидимых колонок звучала ритмичная неторопливая музыка – видать, те самые негры.
Над плакатами, почти под самым потолком висела грязноватая зеленая растяжка с белыми буквами: «Гордись и помни свято, что ты из сто тридцатой». Володя удивленно поморгал. Растаман перехватил его взгляд и кратко пояснил:
– Ностальгия.
– Учились тут? – вежливо спросил Володя.
– Преподавал. Химию. Ха-ха-ха!
Может, и не соврал жирный. Рождественский так до сих пор и не сориентировался, чему здесь можно верить, а чему – нет.
В углу тарахтел огромный белый холодильник, из которого, к великому удивлению военврача, Растаман извлек три банки пива, швырнув инъектор на кресло.
– Садитесь вон на диван, – предложил он, подцепив ногой столик на колесах и подкатив его к гостям. Володя аккуратно опустился, куда велели, и взял ледяную банку. «Рижское», Томский пивзавод. Произведено два с небольшим месяца назад. Как они его сюда доставляют?! Впрочем, про каналы поставок туда-сюда через Барьер знали все, и перекрывать их, насколько понимал Рождественский, никто не собирался по самым разным причинам. Хотя при желании Зону могли бы запечатать в два-три дня. Но не запечатывали, и потому отсюда исправно шли в обычный мир артефакты, а сюда – ну, вот, к примеру, «Рижское»...
– Свеженькое, – со знанием дела отметил Бордер, в два глотка осушивший свою порцию. – Хорошо живешь, волосатый. Прямо как рыба в биде.
– Уметь надо, лысый. Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба.
– Куда нам. Мы – расходный материал, мелкая сошка, – делано вздохнув, сказал энергик. – Это ты дела проворачиваешь, а мы тебе хабар собираем. За копейки, между прочим.
– Ладно, кончай ныть. Что там за история с группой Гончара?
– Давай я расскажу, – предложил Бандикут, к пиву, как ни странно, не притронувшийся.
Володя, рассеянно прихлебывая пенистую жидкость, выслушал в принципе правдивый рассказ коротышки. Разумеется, о цели их путешествия Бандикут не обмолвился ни словом, как и о пропавшей дочери председателя Совета Федерации.
Растаман помалкивал, иногда качая головой, а по окончании рассказа уточнил:
– Точно всех вояк завалили?
– Ну, слушай, там такое мясо было понакидано... – покачал головой Бандикут. – Что мне, всю эту расчлененку собрать и пересчитать надо было?
– Что-то нечисто тут. – Растаман скептически поморщился. – А про теплоход интересно, хорошо, что рассказал. Я-то сижу тут у себя в бункере, как сыч, не слыхал даже... И Карапета жаль, говорил я ему – бросай свои ходки за хабаром собачьим, иди ко мне, хорошая работа есть. Не послушался Карапет, и вот результат... – Толстяк тяжело вздохнул, жировые складки на его щеках вздулись и опали, словно у жабы. – Но вы-то куда чапаете? И зачем вояку за собой тащите, пусть он даже и доктор?
– Есть у нас кое-какие планы, – уклончиво сказал Бандикут. – Фишка в том, сало, что нам нужны твои профессиональные услуги. Ты ж мне должен кой-чего, если не забыл.
– Забудешь с тобой, как же... Чего конкретно надо?
– А вот доктора-врача посмотреть. У него импланты свеженькие, армейский комплект. Надо бы перенастроить, как ты умеешь. Или снять и поменять на толковые.
– Эй, эй! – воспротивился Володя, поспешно поставив банку на столик. – Я не хочу!
– Тебя не спрашивают, – безжалостно отрезал Бандикут. – Сейчас от них толку никакого почти, а Растаман тебя протестирует и сделает так, как лучше. Не ссы, кабы мы тебя привалить хотели, стоило бы нам тащиться в такую даль... Что, сало, займешься доктором?
– Займусь, отчего ж не заняться. Сейчас, я скоро, – хмуро сказал Растаман и утащился в соседнюю комнату, где принялся чем-то греметь и стучать. Грохнуло разбитое стекло, толстяк выругался.
Володю слегка затрясло. Что делать? Чего они ему напихают? И ведь не вскочишь и не убежишь... Нашли себе игрушку, сволочи...
Бордер тем временем поинтересовался у коллеги:
– Ты пиво-то чего не пьешь?
– Не любил никогда баночное. Жизни в нем нету, лысая башка. То ли дело взять разливного светлого... Нальешь в бокальчик по стеночке, тараньку порежешь... Икорка янтарная, сладкая, на солнышке светится... Или пузырик плавательный. Многие выбрасывают, а пузырик – это же цимес! Его на спичке чуток обжарить – и в рот. Прожевать – и пивка... А можно и прицепчик, граммов сто пятьдесят. Но не в пиво лить, в пиво – это быдлячество. Надобно эти сто пятьдесят просто махнуть перед пивом, а потом пивко идет вообще как в сухой песок. Помню, взяли мы как-то с мужиками по пять литров алтайского, поехали... – Бандикут внезапно осекся, губы его задрожали. Взяв свою банку, он молча сунул ее лысому.
– Может, все-таки не надо? – по-детски спросил Володя. – Я про импланты. Мне и так хорошо...
– Да ничего тебе не будет, – отмахнулся Бордер, откупоривая полученную банку. – Станешь, как я, файерболами кидаться, чем плохо? Или по своей основной специальности пойдешь, биоником. Тест
