Грохотал Бандикут, который, в очередной раз плотно покушав и допив все запасы пива из холодильника, решил смастерить Марине толковый костюмчик из имеющегося материала. Инструмент у Растамана нашелся, а специалистом по части бронекостюмных компиляций Бандикут был, судя по его собственной одежке, уникальным. Сейчас он стучал молотком по шлему, пытаясь таким нехитрым способом подогнать его к горловине скафандра. Скафандр был уже собран из как минимум трех разных, но со шлемом выходила незадача.
– А, проснулся, доктор-врач! – ворчливо констатировал Бандикут. – Я уж думал, продрыхнешь сутки напролет. А я, видишь, решил твою красавицу приодеть.
– Достал уже... – промямлил Володя сварливым тоном. Голова была словно свинцом налита. А ты как думал, лейтенант Рождественский? Легко в одиночку покойников оживлять?
– Дядя Сережа мне все рассказал, – сообщила Марина, появляясь из операционной. На ней взамен вконец затасканного балахона был длинный белый халат – наверное, из гардероба Растамана. Сам толстяк выглядывал из-за плеча девушки и никаких гнусных планов на сей раз вроде не вынашивал.
– Дядя Сережа? – не понял лейтенант.
– Ну, меня так зовут, – смущенно произнес маленький сталкер, с особым ожесточением стукнув по шлему. – «Дядя Бандикут» как-то совсем уж нелепо звучит.
Володя едва удержался, чтобы не рассмеяться.
– Он сказал, что вы меня спасли. Вытащили с того света. – Марина присела на краешек дивана, и военврач машинально подвинулся, освобождая побольше места. – Как вы это делаете?
– Я бионик. Вы знаете, что такое бионик?
– Это сталкер, который лечит. Дядя Сережа и это мне объяснил, он сказал, что вы бионик от бога.
Бандикут покраснел и начал чем-то мерзко скрежетать.
– Я не это хотела спросить.
– Если бы я знал, Марина, – грустно сказал Рождественский. – Это ведь не я сам. Это импланты, которые сидят у меня в плече. Это Академзона. Мы можем все это только вместе.
– Все равно спасибо вам... – Она взяла его за руку, и лейтенант вдруг ощутил, насколько это ему приятно. – Я знаю, у меня в... в голове была эта дрянь. Чтобы повлиять на папу, на других... Вы ее вытащили. Странно, но я ничего не чувствую. Совсем-совсем ничего...
– Операцию я сделал на очень хорошем, современном стенд-комплексе.
Говоря это, Володя прекрасно понимал, что дело здесь не только в роботизированном комплексе. При всей своей уникальности «Баст» покойников не оживлял, а после подобной операции на мозге пациенту пришлось бы отлеживаться несколько дней, приходить в себя и восстанавливать рефлексы. Марина же стояла перед ним, живая и невредимая. И «совсем-совсем ничего» не чувствовала.
Неловкое затянувшееся молчание нарушил Бандикут, громко объявивший:
– Извольте мерить, мадама. Ваш костюм готов.
Марина поднялась с дивана и уволокла бронескафандр в операционную, предварительно выставив оттуда Растамана. Толстяк по-прежнему выглядел наказанным, но лейтенант не собирался предпринимать к нему никаких карательных мер. Надо будет Бандикуту, сам разберется. Проковыляв к холодильнику, Володя нашел на полке пакет молока, критически его осмотрел. Полторы недели всего, как произвели в Барабинске. Вот же пройдоха этот Растаман, такое свежее молоко даже в магазине на базе «Колывань» не всегда найдешь... Открутив крышечку, он сделал пару больших глотков. Растаман, пригорюнившись, сидел на корточках под плакатом с каким-то из своих негров и жалобно смотрел на него.
– Что дальше-то делать будем, доктор-врач? – спросил Бандикут, который так и остался сидеть на полу в окружении разбросанных инструментов и деталей разобранных бронекостюмов. – Если очухался, надо к Барьеру топать. Выведу я вас на пост...
– А сам? Может, махнешь с нами на ту сторону? Ты не энергик, не знаю, что там у тебя за импланты стоят... Может, получится вынуть.
– Кому я там нужен? – отозвался маленький сталкер. – Здесь дел полно к тому же. Ну, если подкинете бабла или, еще лучше, пожрать и выпить – не обижусь.
– Подумай... – лейтенант чуть не назвал сталкера «дядя Сережа», но вовремя остановился. – Подумай, Бандикут. Может, правда с нами уйдешь?
– Знаешь старый анекдот про еврея? Вчера егерь Иванов, обходя границы Приокского заповедника, застрелил одиноко сидящего на пеньке еврея. Видимо, холод и голод выгнали носатого к людям... – Бандикут подождал немного в надежде, что Володя засмеется, но тот не засмеялся. – Вот так и я, – продолжил коротышка, – как тот еврей. Холод и голод выгонят – тогда и пристрелите. А сейчас еще рано. Так и порешим, доктор-врач: поможешь чем сможешь. Батя девкин тоже не работяга заводской, пожелает – кинут мне какой-нибудь пустяк с вертолета, а я и подберу. Скажем, в километре от поста, на который я вас выведу. Через неделю ровно. Идет?
– Идет. Я Марине скажу.
– Марине я уже сказал, – расплылся в довольной улыбке Бандикут. – Это я на всякий случай еще и тебя заряжаю. Вдруг два раза сработает. Два контейнера лучше, чем один, доктор-врач.
Из операционной вышла Марина в свежеизготовленном костюме. Бандикуту и впрямь удавалось бронепортняжничество: старый скафандр сидел на девушке плохо, а этот смотрелся даже с некоторым шиком.
– Спасибо, дядя Сережа, – сказала Марина, и Бандикут, снова покраснев, принялся собирать с пола раскиданные инструменты. – Володя, а вы себя как чувствуете?
– Нормально практически. – Рождественский допил молоко, поискал, куда бросить пустой пакет, и поставил его на холодильник.
– Так мы сегодня пойдем?
– Сколько нам до поста тащиться? – спросил лейтенант у Бандикута.
– Полчаса, ну, минут сорок. Если все будет спокойно.
– Может, в самом деле не будем валандаться? Чего ждать-то?
– Я вообще-то ждал, пока ты выспишься, доктор-врач. Надо – хоть ночью пойдем.
– А сейчас, кстати, что? – смутился Володя, который и в самом деле потерял счет времени.
– Утро, утро сейчас, – благодушно его успокоил Бандикут. – Собирайтесь, да и пойдем. Пораньше – оно вернее получается: кто-то еще спит, кто-то уже спит, разве что железякам по фигу, когда по Зоне шляться.
Но вскоре выяснилось, что по фигу не только железякам.
Глава 14
Бандикут настоял на том, чтобы предварительно позавтракать.
– Тебе, может, и поллитры молока хватит, а мне надо чего поплотнее. Обмен веществ у меня, как у морского конька, – пояснил он. – Поспешный. К тому же ты скоро будешь по ту сторону Барьера в кабаке сидеть с генералами, Первозванного своего обмывать да эскалопы уминать один десяток за другим, а я пока еще до своего подвальчика доберусь... Да и там ты всю жратву спер, если помнишь, а что не спер, то понадкусывал. Еще и дверь попортил, чинить теперь придется.
В качестве искупительного жеста Володя поджарил на древней газовой плитке большущую сковороду яичницы с беконом. Конечно, это была ерунда, а не яичница, отец такую без колебаний выбросил бы в помойное ведро. Вот если бы сюда помидорчиков, да немного болгарского перчика, да вместо бекона – свиных колбасок или маленьких тефтелек, да ворчестерширского соуса, да свежей зелени, да молотого душистого перца... А так получилась голая глазунья, да еще и на маргарине – сливочного масла, как ни странно, у Растамана в холодильнике не нашлось. Холестерина, что ли, боялся подлый жиртрест.
Коротышка-сталкер сожрал почти всю сковородку один. Марина съела небольшой кусочек, хоть и похвалила, а толстяк вовсе не стал завтракать. На его лице было отчетливо написано: «Когда же вы все уже отсюда провалите, сволочи». С учетом постоянных угроз со стороны Бандикута его можно было понять. Рождественский не сомневался, что маленький проходимец еще не раз и не два сюда наведается и будет всячески третировать жиртреста, напоминая ему о подлом поступке, из-за которого погибли Бордер и Костик. Собственно, Растаман был не слишком-то и виноват – свой нейтралитет он покупал именно тем, что старался угодить и нашим, и вашим, но Володе не было жалко хитрого толстяка. К тому же этому выжиге практически бесплатно достался совершенно исправный медицинский стенд-комплекс. Поди, устроит тут
