царевич… гы-гы-гы…
— Ну тогда понятно, — закивал головой ахун, — почему он татем в конюшню полез. Царевичи, они все такие. Даром привыкли брать.
— У меня денег с собой не было, — мрачно буркнул Елисей, — батюшка б потом сторицей отплатил.
— Вот потом бы и пришел, — резонно возразил ахун.
— Уж не Еремея ли сынок? — полюбопытствовал Хучум.
— Его.
— Что ж ты молчал?! — рассердился Хучум.
— Стыдно было, — признался Елисей.
— А если б я казнил дурака? Мне война с Русью не нужна. Со своими бы делами разобраться. Придется дать свободу. — Хан вздохнул. — Слушай, звездочет, а печенка Дебил-оглы для обряда тебя не устроит?
— Устроит. — Алеша опять хихикнул, не отрывая взгляда от пальца.
— Свобода! — восторженно завопил Васька, радостно подпрыгнув на всех четырех лапах.
— Па этому поводу, — значительно произнес Вано, вздернув указательный палец, — у мэня радылся замэчатэльный тост!
Он щелкнул пальцами — и в чашах для омовения рук, которых было достаточно в тайной комнате, заплескалось духмяное грузинское вино.
— Вай! Колдун! — радостно заверещал Хучум.
— Аллах не велит правоверным пить… — начал было возражать ахун.
— Воду?! — возмутился хан.
Советник ухмыльнулся.
— Воду можно.
Алешу оторвали от созерцания его пальца, и под витиеватый тост Вано все дружно приняли на грудь приличную дозу разрешенной Аллахом «воды». Лед окончательно растаял, и беседа понеслась галопом. Алешу, непривычного не только к дурману, но и к горячительным напиткам, сразу понесло. Будущие подвиги великого хана в гареме после обретения спасительной виагры он расписал так, что Хучум просто визжал от восторга.
Только советник продолжал скептически улыбаться.
— Виагра — это хорошо, — хмыкнул он, — но надолго ли? Наш великий хан стар.
Алеша открыл было рот, чтобы сразить скептика глаголом, который должен жечь сердца людей, но его опередил выдернувший из курительницы морду напрочь окосевший Вервольф Вольфович, враз изгадив малину:
— Ха! Делов-то! Яблочка молодильного сожрал, и усе!
— Думаю, — обрадовался ахун, — надо скрепить это договором.
Никто не возражал. Приняв на грудь еще «водички», наши друзья по очереди нюхнули из курительницы волшебного порошка, и переговоры на высшем уровне начались…
10
Для дракона настали хлопотливые дни. Информация о том, что в Черном Замке выдают шестьсот мешков золота за Соловья, быстро распространилась по свету, и в его пещеру потянулись ходоки. Соловьев несли в клетках, в мешках, на веревочках. Дракон охрип, объясняя, что пернатые ему не нужны. Ему нужен конкретный душегуб, прихвостень Кощея — Соловей-разбойник. Ничего не помогало. Одного настырного товарища, пытавшегося всучить ему партию воробьев по мешку золота за штуку, он в сердцах даже в камень превратил, но потом сжалился, расколдовал. Как тот улепетывал! Любо-дорого смотреть! В конце концов охрана, функции которой по-прежнему выполняли гигантские летучие мыши, наловчилась делать предварительный обыск, и поток проходимцев резко иссяк. Вместо них появились гопстопники. Ойхо был очень миролюбивый дракон, а потому, чтобы не отягощать свою нежную драконью душу таким смертным грехом, как убийство, установил во входном проеме пещеры бронированную дверь, размерами не уступающую приличным амбарным воротам, и, прежде чем кого-то впустить, деликатно осведомлялся, не воры ли к нему пожаловали. Если воры — открывать отказывался категорически. Это подействовало. На четвертый день после отправки Петровича в родные пенаты посетителей было только двое, на пятый их не было вообще. Ойхо затосковал. Длительное отсутствие Васьки, Алеши и Яги действовало ему на нервы. Кроме шаркающей по верхним этажам замка избушки да летучих мышей, и поговорить не с кем. И вот наконец на седьмой день в ворота робко постучали.
— Кто там? — оживился Ойхо.
— Это тут за Соловья денюжки дают?
Ойхо молча щелкнул хвостом, и дверь распахнулась. На пороге стоял могучий старец в подпоясанной алым кушаком длинной, ниже колен, расписной рубахе, из-под которой торчали серые, в многочисленных заплатках штаны, заправленные в лапти. Огромные руки нервно теребили серебряный обруч с кроваво- красным рубином, выкручивая и сминая его в лепешку. Что-то в его обличье показалось дракону знакомым и очень, очень подозрительным. Всклокоченная седая борода сидела криво и как-то не гармонировала с рыжими усами на верхней губе.
— Заходи, мил-человек, гостем будешь.
Старец неловко топтался у порога.
— Да заходи, не стесняйся. — Ойхо сделал легкий магически посыл.
Внезапный порыв ветра втолкнул нежданного гостя внутрь. Дверь захлопнулась.
— Рассказывай, с чем пришел?
— Ну так я эта… вроде как за Соловья денюжку получить пришел.
— Что значит — за Соловья? Что ты лично можешь предложить?
— Себя, — вздохнул старец, стягивая парик.
Где-то далеко в горах, на секретной резервной базе, Кощей Бессмертный схватился за голову.
— Идиот!!!
Его всевидящее око, нервно подрагивающее в руках Соловья, высветило обалделую морду дракона.
— Охренеть! Соловей… ты?
— Я, — подтвердил разбойник.
Несколько мгновений дракон молчал.
— И кому деньги отдавать?
— Мне.
— Да-а-а… — За последнюю неделю Ойхо всякого насмотрелся, но такой наглости… — Я ж тебя в тюрьму засажу, дурак! Где ты их тратить будешь?
— В тюрьме.
— Это как?
— У-у-у… — глаза Соловья подернулись мечтательной поволокой, — еще как! Представляешь, сижу на нарах, а вокруг женщины, вино, решетка золотая, кореша в картишки перекидываются, охранники только по вызову. Со всем уважением, аккуратненько так в дверь: тук-тук! А я им с порога: эту баланду сами жрите! Икру заморскую хочу! Баклажанную!
— Круто. С чего ты взял, что я тебе эти деньги отдам? Я их за тебя готов был дать, а не тебе.
— А меня к тебе Кощей послал, — простодушно сообщил Соловей, — если денюжки не отдашь, не скажу зачем.
Дракон подпер свою мудрую голову лапой и выразительно посмотрел на Соловья. Разбойник намека не понял. Он просто ждал, наивно хлопая глазами.
