сжался в круг.
Вновь послышалось хныканье. Оно доносилось оттуда, где, как помнила Полли, стояла Уоззи. Она молилась. Слов было не разобрать — лишь горячий, настойчивый шепот.
— Может, этими палками удастся хотя бы остановить их? — прошептала Шафти.
— Они и так мертвы, — ответила Игорина.
Нет, прошептал голос, и склеп наполнился светом.
Он был ярче, чем сияние светлячка, но в полной темноте даже один- единственный протон может сделать многое. Свет поднялся над стоявшей на коленях Уоззи до высоты женщины, потому что это и была женщина. Или, по крайней мере, тень женщины. Нет, поняла Полли, это свет женщины, движущаяся паутинка линий и лучей, в которых появлялась и исчезала, точно картинки в огне, фигура женщины.
— Солдаты Борогравии… смирно! — произнесла Уоззи. И за ее пронзительным голоском слышался другой голос, шепот, который снова и снова наполнял комнату.
Солдаты Борогравии… смирно!
Солдаты…
Солдаты, смирно!
Солдаты Борогравии…
Пошатывающиеся фигуры остановились. Они колебались. Они отступили. Несколько позвякивая и беззвучно препираясь, они выстроились в две линии. Уоззи поднялась.
— Следуйте за мной, — произнесла она.
Следуйте за мной…
… мной…
— Сэр? — обратилась Полли к Блузу.
— Полагаю, нужно идти, так ведь? — отозвался лейтенант, вероятно, перед лицом военной мощи столетий, не сознавая произошедшего с Уоззи. — О, боже… это же бригадир Галош! И генерал-майор лорд Канапе! Генерал Анорак! Я прочел все его труды! Я и не надеялся увидеть его во плоти!
— Практически во плоти, сэр, — отозвалась Полли, тащившая его вперед.
— Здесь хоронили каждого великого командира последних пяти сотен лет, Перкс!
— Очень рад за вас, сэр. Если бы мы могли бежать побыстрее…
— Я смею лишь надеяться провести здесь остаток вечности, понимаешь.
— Прекрасно, сэр, но не с этого дня. Давайте нагоним остальных, сэр?
И каждая потрепанная рука поднималась в судорожном салюте. На опустошенных лицах сверкали глаза. Странный свет блестел на пыльных косах и грязных, выцветших одеждах. И еще был звук, глубокий, гортанный, более резкий, нежели шепот. Он походил на скрип невидимых дверей, но в нем звучали отдельные голоса и затихали, когда отряд проходил мимо мертвецов…
Смерть Злобении… сделайте… помните… ввергнуть в ад… возмездие… помните… они не люди… отомстите за нас… месть…
Впереди Уоззи остановилась перед высокими деревянными дверями. От ее прикосновения они распахнулись. Свет следовал за ней, отряд нагонял по пятам. Быть слишком далеко позади значило бы оставаться во мраке.
— Могу я всего лишь попросить генерал-майора… — начал Блуз.
— Нет! Не можешь! Хватит возиться! Вперед! — скомандовала Полли, тянувшая его за руку.
Они добежали до дверей, которые Тонк и Игорина тут же захлопнули за ними. Полли прислонилась к стене.
— Пожалуй, это была самая… самая поразительная минута в моей жизни, — произнес Блуз, когда затих грохот.
— Пожалуй, моя — сейчас, — задыхаясь, ответила Полли.
Свет все еще мерцал вокруг счастливо улыбающейся Уоззи.
— Вы должны обратиться к командующим, — произнесла она.
Вы должны обратиться к командующим, — прошептали стены.
— Будьте добры к этому дитя
Будьте добры к этому дитя…
… этому дитя…
Полли поймала Уоззи прежде, чем она упала на землю.
— Что это с ней? — спросила Тонк.
— Думаю, герцогиня и впрямь говорит через нее, — ответила Полли. Уоззи потеряла сознание, глаза ее закатились. Полли осторожно положила ее на пол.
— Да хватит уже! Герцогиня всего лишь картина! Она мертва!
Иногда ты просто сдаешься. Для Полли этот момент настал в склепах. Если ты не веришь, или не хочешь верить, или просто даже не надеешься, что есть что-то, во что можно еще верить, — зачем тогда поворачиваться? А если ты не веришь, кому ты доверишь вырвать себя из объятий мертвецов?
— Мертва? — переспросила она. — Ну и что? Как насчет тех древних солдат, которые так и не смогли упокоиться? Как насчет света? И все мы слышали, как звучал голос Уоззи.
— Да, но… ну, подобные вещи не происходят с кем-то, кого ты знаешь. Это случается с… ну, со странными религиозными людьми. Ведь всего несколько дней назад она училась громко пукать!
— Она? — прошептал Блуз на ухо Полли. — Она? Почему…
И вновь мысли Полли обогнали внезапную панику.
— Что, Дафни? — спросила она.
— О… да… конечно… нельзя быть… да, — забормотал лейтенант.
Игорина опустилась на колени и положила руку на лоб девочки.
— Она вся горит, — сказала она.
— Она постоянно молилась там, в Сером Доме, — произнесла Лофти, садясь рядом.
— Да, ну, там о многом можно было молиться, если ты не была сильной, — кричала Тонк. — И каждый чертов день мы должны были молиться, дабы герцогиня передала благодарности Нуггану за помои, что не отдали бы и свиньям! И повсюду висела эта чертова картина, этот дурацкий взгляд… Ненавижу все это! Это сводит человека с ума. Вот что случилось с Уозз, ясно? А теперь вы хотите, чтобы я поверила, что эта жирная старуха жива и использует ее как… какую-то марионетку? Я не верю в это. И даже если это и правда, так быть не должно!
— У нее лихорадка, Магда, — тихо повторила Лофти.
— Знаешь, почему мы завербовались? — продолжала раскрасневшаяся Тонк. — Чтобы вырваться! Все, что угодно, все равно лучше того, что было у нас! У меня есть Лофти, а у Лофти есть я, и мы связались с вами потому, что для нас больше ничего нет. Все говорят, что злобениане ужасны, так? Но они никогда ничего не делали нам, никогда не били нас. И если они решат прогуляться туда, чтоб повесить кое-кого, я предоставлю им список! Всегда происходит что-то ужасное, всегда какой- нибудь твердолобый ублюдок придумывает новые наказания, чтобы усмирить нас, а это чертово лицо просто смотрит! А теперь ты говоришь, что она здесь?
— Мы здесь, — ответила Полли. — И вы тоже. И мы сделаем то, ради чего пришли, ясно? Ты целовала картину, ты взяла шиллинг!
— Черт возьми, я и не притронулась к ее лицу! А этот шиллинг — все, что
