тронный зал. Преданный телохранитель тут же сложился пополам, затем, выждав положенное время, осмелился поднять лицо.
– Повелевай, Великий!
Некоторое время Бастурхан молча смотрел, как скрывается в грузовом выезде огромный электрический погрузчик, увозящий остатки уже разобранного, ставшего ненужным сооружения, затем процедил сквозь зубы:
– Кумыса мне... И ответственного за связь человека. – Он прошел в центр юрты к огромному квадрату белого войлока, уложенного на небольшом деревянном возвышении, на манер тех, на которых устанавливаются столики летних уличных кафе, и уселся на нем, скрестив под собой ноги. Через секунду перед ним материализовался золотой кувшин с кумысом в сопровождении золотых пиал, а еще через секунду – высокий монгол со значками связиста на лацканах дорогого халата из серебряной парчи. Значки были реквизированы со склада сети магазинов Военторга одного из взятых ранее городов и являлись обычными алюминиевыми значками времен советской армии.
– Слушаю тебя, Повелитель! – закричал человек, бросаясь перед ним ниц.
– Есть какие-нибудь сведения от Богурджи?
– Нет, Повелитель.
– От Таджибека?
– Нет, Повелитель.
– От Угедея?
– Нет, Великий.
Некоторое время Бастурхан молчал, не зная, что спросить еще.
– Где мой визирь? – в итоге вяло поинтересовался он.
– Он сейчас совершает инспекционную поездку по захваченной области с целью...
– С целью личного обогащения, – договорил за него Бастурхан, не почувствовав даже раздражения – одно только безразличие. – Ладно, свободен, – наконец сказал он, и некоторое время с этим же безразличием наблюдал, как специальные люди дополняют стол изысканными закусками… Внезапно взгляд Повелителя оживился – он обратил внимание на строчащего что-то в тетради с синей обложкой Фридмана, приткнувшегося возле его ног на клочке серого войлока. – Скажи, летописец, – начал он, и поднявший голову Фридман преданно блеснул стеклянными кругляками своих очков.
– Да, Повелитель? – осмелился спросить летописец, когда пауза затянулась.
– Зачитай мне свои последние записи, – наконец придумал что спросить Бастурхан.
Фридман послюнявил палец и принялся шелестеть страницами общей тетради.
– Сего дня, четырнадцать часов, двадцать две минуты, – начал он монотонным голосом, – Повелитель Вселенной: проследовал в зал для отдыха, включил телевизор и в течение полутора часов смотрел концерт императрицы российской эстрады, Ирэн Аллергеновой.
Благодаря отлично поставленной работе Подпутинских спецслужб, Бастурхан уже наперечет знал имена звезд российской эстрады, и был в курсе, что таковая, помимо императрицы, имеет в своих рядах еще примадонну, и даже некую принцессу, являющуюся, кажется, дочерью то ли примадонны, то ли императрицы.
– Я выдержал полтора часа? – недоверчиво спросил Бастурхан и Фридман, опять послюнявив палец, принялся быстро перелистывать свои записи, сличая что-то с чем-то. – Не надо, ученый человек, – остановил его Бастурхан, – я не сомневаюсь в твоем тщании, вопрос был риторическим. Продолжай.
– Далее... – продолжил монотонно бубнить летописец, – Повелитель: позвать мне ответственного за связь человека. Ответственный за связь человек: слушаю тебя, Повелитель. Повелитель: есть какие-то сведения от Богурджи? Человек: нет, Повелитель. Повелитель: от Таджибека? Человек: нет, Повелитель...
– Хватит, – поморщившись, остановил его Бастурхан. Он покосился на огромный архивный мешок за спиной Фридмана, который, как он знал, был забит общими тетрадями в разноцветных обложках, и вздохнул. Объем архива все увеличивался, и в обязательный кортеж Главнокомандующего уже входила целая фура, доверху забитая пронумерованными фридманскими мешками. На сегодняшнем была нашита бирка с шестизначным порядковым номером и Бастурхан подозревал, что совсем скоро стремительно разрастающемуся архиву объема одной фуры станет уже не хватать. – Я ценю твою скрупулезность, человек, потерявший на знаниях зрение, – сказал Повелитель выжидающе смотревшему на него летописцу, – однако сейчас я тебя спрашиваю о другом. Мне не нужно бытописание, я хочу услышать что-нибудь о великих подвигах моей Победоносной армии.
– Слушаюсь, Повелитель… – Порывшись в мешке, летописец извлек общую тетрадь с красной обложкой, в очередной раз послюнявил палец. – Прошлого месяца, тринадцатое число. Победоносное войско Великого подошло к городу Клявину, что на речке Покатой. Всего в операции участвовало: три тысячи мотоциклистов, вооруженных помповыми ружьями «Mossberg 500», две единицы бронетехники в виде трофейных водометных машин, реквизированных ранее у ОМОН-овцев города Твери, десять полевых кухонь советского образца, реквизированных с военного склада техники длительного хранения города Твери, и... Извините, Великий? – с почтительным поклоном сказал остановленный знаком Бастурхана Фридман.
– Это тоже не совсем то, – сказал Бастурхан. – Не то, что я хотел бы услышать.
– Что же вы хотите услышать? – осторожно поинтересовался Фридман. Он снял очки и специальной тряпочкой протер их разом запотевшие стекла.
– Где про верблюдов? – прикрыв глаза, спросил Бастурхан. Но не успел летописец ответить, как он продолжил, все так же не открывая глаз: – Где про раскаленное олово и ремни из спин нечестивцев? Где про мой великий военный гений и ветер, подсказывающий нам верное направление?
– Простите, – осторожно начал взмокший Фридман, – но ремни из спин запрещены женевской конвенцией. Да ваша Победоносная армия и не нарезала никаких ремней; самое большее, что позволяет себе ваша Победоносная армия, это выпороть провинившихся плетьми. Я же пишу исключительно про то, что было, и...
– Это визирь научил тебя блеять про вашу женевскую конвенцию? – грозно взревел Великий. – Интересно получается – слушаю летописца, а слышу мерзкий шепоток моего поганца-визиря! Запомните, что все конвенции устанавливаю сейчас я, Повелитель вселенной! Я не собираюсь отчитываться перед странами-неудачницами, которые еще существуют лишь благодаря моей неисчерпаемой доброте и катастрофическому недостатку времени!
Перепуганный Фридман посмотрел на сбежавшихся телохранителей, задрожал подобно осиновому листу и стукнулся головой о войлок.
– Простите, Великий! – возопил он, мерно ударяя лбом о подстилку Повелителя вселенной. – Я исправлюсь! Вы только подскажите, как надо! О, Повелитель, вы только скажите, как надо, и я...
Бастурхан успокоился так же внезапно, как и вскипел.
– Ты не справишься в одиночку, дотошный человек, – сказал он. – У тебя есть на примете толковый помощник?
– Да, – не раздумывая ответил летописец. – Это мой сын, Фридман-младший.
– Где он сейчас?
– Он солдат твоей Победоносной армии, Великий, он служит здесь, неподалеку, в обозе при кухне.
– Хорошо, сейчас прикажу доставить его сюда, пусть он заменит тебя на время. Надеюсь, ты обучил его достаточно хорошо, чтобы он смог справиться за тебя с бытописанием. Ты же иди и думай над тем, что я сказал. Вечером завтрашнего дня жду тебя с настоящей, подлинной версией летописи моего великого похода. Свободен, схожий органами зрения с кротом человек...
Вечером следующего дня перед Повелителем упал ниц человек для особых поручений.
– О, Великий!
Услышав, что к нему на прием просится летописец Фридман, совершенно позабывший о своем недавнем распоряжении Бастурхан выпучил на порученца глаза. Затем с недоумением оглянулся и вместо привычного Фридмана с проседью увидел на небольшом войлочном коврике омоложенную копию своего летописца. Черный, кучерявый, в круглых очках и тонкой шеей, на которой выделялся острый кадык, молодой человек примерно восемнадцати лет от роду почтительно поклонился.
– Что с людьми делает наука, – вздохнул Повелитель. – Такой молодой, а уже потерял на книжках
