Красная Шапочка удивлённо пощупала свои маленькие ушки.
— А глаза-то какие у тебя большие! — сказала она удивлённо.
— Кашляю я очень, — сказала «бабушка». — Вот глаза на лоб и лезут.
— Понятно, — сказала Красная Шапочка. — А зубы- то, зубы какие огромные!
— А это, внученька, чтобы было легче съесть тебя в конце концов! — крикнул Волк и проглотил Красную Шапочку.
У него сразу так сильно заболел живот, что он с воплем выскочил из избушки на улицу, даже не успев снять бабушкино платье и чепец.
А тут уже дежурили дровосеки с длинными топорами. Они ловко, в три удара, разделались с Волком.
Из волчьего живота выскочили испуганная бабушка в ночной рубашке и Красная Шапочка, обе живые
и невредимые. Потом выскочили, тоже живые и невредимые, три зайца, удивлённо оглянулись по сторонам и зигзагами помчались к лесу. Потом выскочил всклокоченный петух, сказал: «Спасибо!», звонко закукарекал, от счастья попытался взлететь, понял, что из этого ничего не получится, и быстро-быстро побежал прочь.
— Вот обжора! — сказал кот Гарольд. — «Я ничего не ем! У меня больной желудок»! Ничего святого!
— А мне его немного жаль, — грустно сказал писатель Тутукин. — Всё-таки он был, в сущности, больной и несчастный.
— Да, — сказал Даня, — Волк оказался довольно покладистый. Но ничего не поделаешь. Зато теперь в этой сказке полный порядок. Всё встало на свои места.
— А если завтра бабушка опять заболеет и Красная Шапочка пойдёт к ней с гостинцами? — спросил Тутукин.
— Значит, придёт другой волк, — предположил Мока. — В этом дремучем лесу волков пруд пруди. И всё повторится сначала. Это закон любой сказки.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда участники экспедиции выбрались из колодца, опять было раннее утро. Опять на траве ещё лежала роса и был сильный туман.
— Надо же! — удивился писатель Тутукин. — Такая же погода, как несколько дней назад.
— А это то же самое утро, — пояснил Даня. — Это в сказке мы были несколько дней, а здесь ничего не изменилось — когда вышли, тогда и пришли. Секунды не прошло.
— Поразительно! — удивился Тутукин.
Они тащили Волка по сырой траве.
— Вот отдадим Волка Николаю Спиридоновичу, — сказал Даня. — И он сделает из него чучело. Николай Спиридонович — классный таксидермист.
— Кто, кто? — переспросил Кот. — Он таксист, этот Николай Спиротехнович?
— Не таксист, а таксидермист — это человек, который изготавливает чучела животных и птиц. И такси тут ни при чем. Волка поставят в краеведческом музее, и будет у него вторая жизнь.
— Как у Тутанхамона, — добавил Мока. — Того тоже по всем странам возят, показывают публике.
— Главное, что мы своё обещание выполнили, — сказал Даня.
Около дома с беседкой путешественников ждала бабушка Ксения Эдуардовна.
— Ай да молодцы! — сказала она. — Быстро вы управились. Ставлю всем пятёрки. Давайте свои дневники.
Тут она увидела, что ребята пришли не с пустыми руками.
— О! Да у вас трофей! — Она всплеснула руками. — Молодцы!
— Трофей пойдёт в музей, — скаламбурил Мока.
— Умницы! Какой красавец! В нашем краеведческом музее волка нет, — сказала бабушка. — А теперь тщательно мыть руки и за стол! — И она зазвонила в маленький колокольчик, как на первое сентября.
— Я прошу прощения, Ксения Эдуардовна, но я, пожалуй, пойду домой, — сказал писатель Тутукин. — Там у меня хомяк некормленый и мама, наверное, волнуется…
Тутукин пришёл домой, попил компота, покормил своего хомяка, который шелестел в клетке опилками, и сел за стол.
Он положил перед собой лист бумаги, взял ручку и уставился в стену.
Тут он увидел, что от стены отошёл кусок обоев. Тутукин зацепил оторванный лоскут и потянул. Весь лист обоев отделился от стены и упал на стол.
Тутукин хотел было продолжить своё занятие и отодрать все обои на веранде, но вовремя спохватился, надавал себе по рукам и снова взял ручку.
Он начал писать, испытывая при этом незнакомое ощущение.
Легко получилась первая фраза. И вторая. И третья. И пошло, и пошло.
Он исписывал мелким почерком страницу за страницей. Мысли прыгали и скакали в его голове, опережали руку, и он торопливо писал строчку за строчкой, страницу за страницей, счастливо улыбаясь каждой хорошей фразе.
Его звали на обед, но он только отмахивался: «Я работаю!»
Его звали на ужин, но и тут он не встал из-за стола: «Не мешайте мне работать!»
К концу следующего дня вся веранда была завалена исписанной им бумагой.
Тутукин сделал из одного листа самолётик и запустил его. Потом уже никак не мог остановиться, и все исписанные им листки стали самолётиками, которые кружили по веранде и плавно ложились на пол.
Тутукин был счастлив. Хорошая повесть для детей у него получалась.
Когда уже начало темнеть, он потянулся и вышел во двор. Вечер был тёплый, как парное молоко.
Тутукин открыл калитку и пошёл в сторону Крапивной улицы, где жил Даниил.
Уже в начале Крапивной он услышал пронзительный свист и увидел какое-то яркое мигающее свечение. До дома Даниила было ещё метров пятьдесят.
И тут Тутукин встал, заворожённый зрелищем, которое перед ним разворачивалось.
Над посёлком медленно взлетала уже знакомая ему беседка. Три сопла извергали синие огненные струи. Беседка уходила всё выше и выше в небо и скоро превратилась в еле заметную яркую звёздочку.
Тутукин долго махал рукой ей вслед, счастливо улыбаясь.
Часть вторая
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Возвращаясь домой, Тутукин думал только об одном: как он вытянется на диване, подложив под голову мягкую подушку, накроется тёплым одеялом из верблюжьей шерсти и будет сладко спать три дня и три ночи.
Он открыл скрипучую калитку и увидел, как на веранде метнулась какая-то странная тень.
