— Есть еще одинъ жеребенокъ, — отв?чалъ тотъ. — Войско донское желало бы им?ть счастье принести его въ даръ вашему величеству…
— Значитъ, онъ об?щаетъ сд?латься украшеніемъ нашихъ конюшенъ?
— Первымъ алмазомъ, государыня.
— Посмотримъ этотъ алмазъ.
По знаку Бирона, старикъ-казакъ вывелъ подъ уздцы жеребенка-двул?тка караковой масти. Опираясь на руку герцогини Биронъ, Анна Іоанновна спустилась внизъ на арену. За государыней поднялись съ м?стъ и другіе, въ томъ числ? также Анна Леопольдовна съ Юліаной и Лилли.
Да, то не былъ обыкновенный жеребенокъ, а прелестн?йшая, одушевленная картинка! Подъ лоснящеюся, какъ атласъ, темно-гн?дою шерстью играла, казалось, каждая жилка. Ни секунды не зная покоя, лошадка переминалась все время на вс?хъ четырехъ ножкахъ, точно выточенныхъ геніальнымъ токаремъ, и каждымъ такимъ движеніемъ выказывала гармоничный на диво складъ всего т?ла. Но изящн?е всего была все-таки головка, на которую была накинута легкая, какъ бы игрушечная уздечка изъ красныхъ ремешковъ, богато выложенныхъ серебромъ. Задорно вскидывая эту чудную головку, жеребенокъ прялъ ушами и поводилъ кругомъ своими большими, умными глазами, словно говоря:
— Любуйтесь, господа, любуйтесь! Такой красоты никто изъ васъ в?дь еще не видывалъ, да никогда бол?е и не увидитъ.
— Хорошъ, милый, безм?рно хорошъ! — похвалила его государыня. — Уздечка хороша, а самъ того еще краше.
— Уздечка наборная, лошадка задорная, — отозвался съ самодовольствомъ польщенный старикъ- казакъ. — Ни удилъ, ни с?дла она еще не в?даетъ.
— Такъ на нее разв? еще не садились?
— Пытались наши молодцы, матушка-государыня, пытались, да не дается: всякаго досел? сбрасывала.
— Что бы теб?, Лилли, попытаться? — насм?шливо зам?тила по-н?мецки Юліана.
Слова эти достигли до слуха Анны Іоанновны и напомнили ей первый разговоръ съ Лилли.
— А и вправду не хочешь ли покататься? — сказала она шутя. — Теб? в?дь и с?дла не нужно.
— Подсадите-ка барышню! — указалъ Биронъ стоявшимъ тутъ же рейткнехтамъ на Лилли, выхватывая изъ рукъ одного изъ нихъ плетку. — Ну, что же?
Ослушаться герцога значило подпасть подъ его гн?въ и немилость. Не пришла Лилли еще въ себя, какъ была поднята дюжими руками на воздухъ, и усажена на спину жеребенка; а Биронъ со всего маху хлестнулъ его плеткой. Лошадка отчаяннымъ прыжкомъ рванулась впередъ такъ внезапно, что старикъ- казакъ выпустилъ изъ рукъ поводья. Лилли усп?ла только ухватиться за гриву лошадки и мчалась уже по манежу. Но, сидя бочкомъ безъ опоры для ногъ, она при крутомъ поворот? не могла уже удержаться на спин? лошадки и чувствовала, какъ соскользаетъ. Еще мигъ — и она повиснетъ на грив?.
Жестокая шутка злопамятнаго курляндца грозила окончиться катастрофой. Вс? присутствующіе съ замираніемъ сердца сл?дили за б?шеной скачкой; самъ Биронъ уже не улыбался, а кусалъ губы. а съ Анной Леопольдовной сд?лалосъ дурно. У н?сколькихъ придворныхъ дамъ нашлись тотчасъ, конечно склянки съ нашатырнымъ спиртомъ, а н?сколько придворныхъ кавалеровъ бросилось вонъ со вс?хъ ногъ за стаканомъ воды. Оказать какую-нибудь помощь погибающей на?здниц? никто изъ нихъ и не думалъ.
Но помощь все-таки подосп?ла: изъ группы столпившагося y входа служительскаго персонала отд?лился молоденькій лакей и подб?жалъ какъ разъ во-время, чтобы подхватить падающую на?здницу. Только стоя уже твердо на ногахъ. Лилли взглянула на своего избавителя.
— Это ты, голубчикъ, Гриша? Безъ тебя бы мн? конецъ…
— Долгъ платежомъ красенъ, Лизавета Романовна. Проводить васъ до вашего м?ста, или вы дойдете уже одн??
— Дойду, дойду…
Пока онъ неотступно гляд?лъ ей всл?дъ, какъ она перебиралась черезъ манежъ къ амфитеатру, неукротимый Буцефалъ, об?жавъ кругомъ манежа, мчался опять мимо. Къ немалому, должно-быть, удивленію лошадки, на спин? y нея очутился тутъ опять кто-то. Но этотъ на?здникъ сид?лъ уже не по-дамски, а по-мужски и кр?пко сжималъ бока ея шенкелями, какъ въ тискахъ. Она взвилась на дыбы, забрыкалась передними и задними ногами.
Вдругъ ее ошеломилъ ударъ кулакомъ по лбу, и въ глазахъ y нея потемн?ло: они были накрыты шейнымъ платкомъ на?здника. Такой небывалый еще способъ укрощенія такъ поразилъ лошадку, что она мигомъ присмир?ла и, дрожа вс?ми фибрами т?ла, остановилась, какъ вкопанная. Всадникъ, попрежнему держа ее въ шенкеляхъ, потрепалъ ее ласково по ше?, по крупу. Когда она н?сколько поостыла, онъ снялъ платокъ съ ея глазъ и тронулъ поводья. Послушная, какъ овца, она затрусила впередъ мелкой рысцой. До?хавъ такъ до амфитеатра, Самсоновъ съ с?дла склонился передъ государыней, а зат?мъ соскочилъ наземь и передалъ поводья старику-казаку.
Первый къ Самсонову подошелъ Петръ Ивановичъ Шуваловъ, чтобы выразить ему свое удовольствіе. За нимъ подошли и другіе, въ томъ числ? самъ герцогъ.
— Это вашъ челов?къ, г-нъ Шуваловъ? — спросилъ онъ. (Грамматическія неправильности въ его русской р?чи, какъ и прежде, не считаемъ нужнымъ повторять въ нашемъ разсказ?.)
На утвердительный отв?тъ Биронъ справился дал?е, не тотъ ли самый это негодивецъ, что самовольно явился на придворный маскарадъ въ костюм? рыцаря.
— Тотъ самый, ваша св?тлость; но молодо-зелено…
Герцогъ погрозилъ Самсонову пальцемъ.
— Еі di verflucнеer Kerl! Вотъ что, г-нъ Шуваловъ. Онъ мн? нуженъ для манежа. Отдайте мн? его.
— Простите, герцогъ, но онъ и мн? самому нуженъ.
— Какъ камердинеръ? Такъ я пришлю вамъ другого.
— Еще разъ прошу не взыскать: я къ нему такъ привыкъ, что ни на кого его не пром?няю.
— Schockschwerenot! Да в?дь y васъ онъ весь в?къ свой не пойдетъ дальше камердинера, а y меня онъ сд?лаетъ карьеру, дослужится до берейтора…
— Ну, что, Григорій? — обратился Петръ Ивановичъ къ Самсонову. — Что ты самъ на это скажешь?
— Кланяюсь земно его св?тлости за великую честь, — отв?чалъ Самсоновъ съ низкимъ поклономъ. — Но отъ добра добра не ищутъ…
— Извольте слышать, ваша св?тлость, — подхватилъ Шуваловъ. — Мы съ нимъ, такъ сказать, энсепарабли…
Св?тл?йшій, вм?сто отв?та, повернулся къ господину и слуг? спиной. Такъ сд?лка и не состоялась.
Между т?мъ императрицу обступили три кабинетъ-министра, умоляя выслушать н?сколько наисп?шн?йшихъ д?лъ. Анна Іоанновна поморщилась, но уступила.
— Тебя, Андрей Иванычъ, я третій годъ совс?мъ уже не вижу, — зам?тила она графу Остерману, тяжело опиравшемуся на свой костыль. — Все еще страдаешь своей подагрой?
— И подагрой, ваше величество, и хирагрой, — отв?чалъ со вздохомъ Остерманъ, въ подкр?пленіе своихъ словъ закатывая подъ лобъ глаза и корча плачевную гримасу. — Только необходимость личной аудіенціи заставила меня вы?хать въ этакую погоду.
— Въ такомъ раз? я приму тебя раньше другихъ. Ужъ не взыщи, Артемій Петровичъ, — извинилась государыня передъ первымъ министромъ Волынскимъ.
— Но посл? меня, ваше величество, посл? меня, — безаппеляціонно вм?шался тутъ, подходя, Биронъ.
— А y васъ что, любезный герцогъ?
— У меня готовый уже указъ о той важной реформ?, коею вы столь интересовались.
— Коли такъ, то первая аудіенція, конечно, принадлежитъ вамъ.
— Изв?стно вамъ, господа, что это за важная реформа? — спросилъ Волынскій своихъ двухъ со товарищей по кабинету.
Т? отозвались нев?д?ніемъ.
На сл?дующій день недоум?ніе ихъ разъяснилось. Высочайшимъ указомъ, распубликованнымъ въ 'С.-
