стол? вскрытое письмо: — Знаешь ты, о чемъ онъ меня проситъ?
— Сказывалъ онъ мн?, что въ уваженіе доброй пріязни кланяется вашему сіятельству земно быть малюткамъ его заступникомъ, буде съ нимъ самимъ что недоброе случится. Умилосердуйтесь надъ ними!
— Докол? самъ онъ живъ, о д?тяхъ его говорить н?тъ здраваго резона, — сухо прервалъ фельдмаршалъ. — Содержатся они нын? купно съ нимъ безъ выпуска. Чинить что-либо касательно ихъ ничего пока невозможно. Вопрошаю я о теб? самомъ: в?дь ты — кр?постной Артемія Петровича?
— Кр?постной-съ.
— Что воспосл?дуетъ съ его другими кр?постными — одному Богу изв?стно. Тебя же онъ отъ сего часу отдаетъ въ мое распоряженіе, дабы и теб? жилось, и мн? отъ тебя была н?кая польза. Но быть за тебя въ отв?т? и претерп?ть ущербъ мн? не приходится. Пос?му и для отвода очей мы съ сыномъ положили услать тебя не медля изъ Петербурга. Завтра же, чуть св?тъ, ты отправляешься въ Лифляндію, въ вотчину сына Ранценъ. Управляющій вотчиной давно уже просить прислать къ нему отсюда волонтера, что помогалъ бы ему присматривать за рабочими да за конскимъ заводомъ. Ты в?дь, слышно, большой мастеръ укрощать лошадей?
— Готовъ служить вашимъ сіятельствамъ съ истинною ревностью, ч?мъ только ум?ю, — ув?рилъ Самсоновъ. — Отнын? я вашъ по гробъ жизни.
— Ну, вотъ; такъ въ Ранцен? ты будешь волонтеромъ. Ч?мъ ты былъ досел? — и тамъ не должно быть гласно. Имя твое в?дь Григорій?
— Такъ точно-съ.
— А родился ты въ какой губерніи?
— Въ Тамбовской.
— Такъ, дабы тебя не опознали, ты въ Ранцен? будешь называться Григоріемъ Тамбовскимъ.
— Но мн?, ваше сіятельство, придется еще выправить новый видъ на жительство…
— Въ моей вотчин? отъ тебя никакого вида не потребуютъ, — вм?шался тутъ молодой графъ. — Я дамъ теб? записку къ моему управляющему; для него это будетъ в?рн?е всякаго документа. А платье для тебя найдется въ моемъ гардеробъ.
Такъ Самсоновъ-Тамбовскій на сл?дующее же утро безпрепятственно и безсл?дно исчезъ изъ Петербурга.
IX. 'Казненъ невинно'
Полицейскіе чины, допустившіе поб?гъ одного изъ арестованныхъ въ домъ Волынскаго, благоразумно умолчали передъ своимъ грознымъ начальствомъ про свою оплошность. Б?глецъ для вс?хъ, кром? Миниховъ отца и сына, какъ въ воду канулъ. Не подозр?вала ничего, конечно, и Лилли Врангель, не видавшая своего 'молочнаго брата' со дня «ледяной» свадьбы.
'Какой в?дь послушный! — не безъ самодовольства думала она. — Вотъ уже третій м?сяцъ глазъ не кажетъ. Посмотримъ, выдержитъ ли онъ искусъ до конца?'
Тутъ и до нея дошелъ слухъ объ арест? перваго кабинетъ-министра со вс?ми его домочадцами, и ожидающая Самсонова участь не на шутку стала ее безпокоить. При случайной встр?ч? съ младшимъ Шуваловымъ она р?шилась спросить его, не слышалъ ли онъ чего про своего бывшаго камердинера.
— Весь домъ Волынскаго оц?пленъ, — отв?чалъ Шуваловъ: — ни одна мышь не проскользнетъ ни туда, ни оттуда. Но въ государственномъ преступленіи Волынскаго Самсоновъ врядъ ли зам?шанъ.
— Я сама такъ думаю; но y него, можетъ быть, станутъ выпытывать какія-нибудь важныя признанія… взведутъ на него небывалый провинности…
— М-да, за противное ручаться трудно. У генерала Ушакова на этотъ счетъ своя опред?ленная система. Что можно узнать — я узнаю. Главное — не тужите.
И она не тужила. Но прошло бол?е нед?ли, а в?треный камеръ-юнкеръ цесаревны не показывался, точно забылъ уже данное об?щаніе.
'28-го числа — день коронованія государыни; въ церкви будетъ молебствіе: тутъ Шуваловъ в?рно, подойдетъ опять къ намъ и y меня уже не отвертится!' — р?шила Лилли.
Д?йствительно, когда 28-го апр?ля весь Дворъ съ?хался въ Зимній дворецъ, и въ 11 часовъ въ придворной церкви началась литургія, Шуваловъ сталъ подбираться къ стоявшей позади принцессы Анны Леопольдовны баронесс? Юліан?. Но та, строго соблюдая, въ присутствіи остальныхъ придворныхъ, установленный этикетъ, не повела и бровью, съ смиренно-набожной миной сл?дя за торжественной службой. Петру Ивановичу ничего не оставалось, какъ обратиться вспять. Когда онъ тутъ проходилъ мимо Лилли, глаза ихъ встр?тились; но на ея вопросительный взглядъ онъ пожалъ только съ сожал?ніемъ плечами.
'Значитъ, никакихъ в?стей!'
Относительно же процесса Волынскаго до нея съ разныхъ сторонъ доходили всевозможные слухи, которые, переходя изъ устъ въ уста, разростались, подобно сн?жному кому, до чудовищныхъ разм?ровъ. Такъ, разсказывали, будто бы Волынскій, поднятый на дыбу, подъ кнутомъ сознался, что замыслилъ полный государственный переворотъ: вс?хъ н?мцевъ, начиная съ Бирона, хот?лъ будто бы выгнать изъ Россіи; принцессу Анну Леопольдовну, вм?ст? съ ея супругомъ, принцемъ Антономъ-Ульрихомъ, посадить на корабль и отправить во-свояси въ Германію; императриц? Анн? Іоанновн? предложить свою руку, посл? же в?нца или въ случа? ея отказа заточить ее въ монастырь; съ цесаревной Елисаветой Петровной поступить точно такъ же, а самого себя провозгласить императоромъ всероссійскимъ.
У сообщниковъ Волынскаго, какъ гласила та же молва, были равнымъ образомъ вымучены въ заст?нк? самыя тяжкія обвиненія какъ противъ нихъ самихъ, такъ и противъ Волынскаго. Самсонова, однако, въ числ? пытаемыхъ не называли, и это отчасти успокаивало Лилли.
Съ 20-хъ чиселъ мая, когда въ сыскной канцеляріи приступили къ 'пристрастному допросу' Волынскаго, въ здоровьи императрицы, давно уже страдавшей подагрой и каменной бол?знью, обнаружилось зам?тное ухудшеніе. Прописываемыя ей докторами л?карства она принимала съ большимъ, отвращеніемъ, а то и вовсе не принимала.
— Ваши л?карства мн?, все равно, нич?мъ не помогутъ; главная моя бол?знь вотъ гд?! — говорила она, указывая на сердце, и на глазахъ y нея при этомъ выступали слезы.
Тогда доктора стали настаивать на пере?зд? ея за городъ — въ Петергофъ. Сначала она и слышать о томъ не хот?ла, такъ какъ не любила Петергофа. Но когда ей доложили, что Волынскаго, по всей в?роятности, ожидаетъ смертная казнь, съ нею сд?лался нервный припадокъ съ мучительными болями, и она отдала распоряженіе о немедленномъ отъ?зд? изъ Петербурга, чтобы не быть тамъ въ день казни. Вм?ст? съ государыней пере?хала на л?то въ большой петергофскій дворецъ и Анна Леопольдовна съ своей свитой. Зд?сь же, въ Петергоф?, 23-го іюня 1740 г., Анной Іоанновной былъ подписанъ приговоръ, съ н?которымъ, впрочемъ, смягченіемъ сентенціи суда относительно Волынскаго, котораго судьи находили нужнымъ до смертной казни посадить еще живымъ на колъ.
Четыре дня спустя, раннимъ утромъ, въ Петербург? на Сытномъ рынк?, близъ Петропавловской кр?пости, вокругъ высокаго деревяннаго помоста стеклась огромная толпа народа поглаз?ть на казнь 'великихъ заговорщиковъ'. Осудили ихъ в?дь на точномъ основаніи законовъ, стало быть, и жал?ть ихъ гр?шно! Т?мъ не мен?е, y многихъ изъ зрителей, надо думать, дрогнуло сердце, когда y помоста появились искал?ченные уже пыткой осужденные, во глав? съ бывшимъ первымъ кабинетъ-министромъ Артеміемъ Петровичемъ Волынскимъ, y котораго ротъ былъ повязанъ платкомъ, пропитаннымъ кровью, такъ какъ ему раньше уже вырвали языкъ, и кровь не унималась…
И совершилась публичная казнь: Волынскому была отрублена правая рука, а зат?мъ какъ самъ онъ, такъ и ближайшіе его два друга, Хрущовъ и Еропкинъ, сложили голову подъ топоръ. Соймоновъ и Эйхлеръ были наказаны кнутомъ, де-ла-Суда плетьми, а графу Мусину-Пушкину 'ур?занъ' языкъ, посл? чего вс? четверо отправлены въ Сибирь — первые трое на каторгу, а посл?дній въ в?чную ссылку.
Замолвилъ ли фельдмаршалъ графъ Минихъ съ своей стороны за сиротъ Волынскаго доброе слово, о которомъ просилъ его ихъ отецъ, — сказать мы не ум?емъ. Если же замолвилъ, то безусп?шно; двухъ маленькихъ дочекъ Артемія Петровича отправили въ отдаленный сибирскій монастырь для постриженія въ
