кавалерии За ¦ боевые разведки на самолете рей/1ующей конницы Мамонтова- он был награжден орденом Красного Знамени.
В октябре Ивана Иосифовича назначили начальником авиации Юго-Восточного фронта, который вскоре переименовали в Кавказский. Осенью 1920 г. ему довелось организовать проведение весьма необычной для того времени операции. Когда 6 октября к Таганрогу подошли врангелевские корабли и стали обстреливать войска красных, он получил приказ командования фронта отогнать эскадру от берега всеми наличными силами Для решения этой задачи удалось сформировать сводный авиаотряд из 10 самолетов: трех «Дэ-Хэвилендов», двух «Фарманов XXX», «Вуазена», «Анасаля», «Ньюпора-ХХМбис». «Сопвича 1 1/2» и «Сопвича-Кеммела». Сам Петрожицкий отправился на задание на самом старом «Фармане», а в качестве летнаба взял своего напарника по Первой мировой Г. Вартоша, который успел повоевать на стороне белых, а после пленения красными перешел к ним 7 октября все 10 самолетов совершили налет на корабли, и хотя ни одна бомба в цель не попала, появление столь внушительной авиагруппы произвело на моряков должное впечатление, они прекратили обстрел и отошли. Однако на следующий день появились снова, и сводному авиаотряду пришлось повторить атаку, которая оказалась более результативной: одна бомба попала я миноносец. другая в баржу, еще один миноносец получил повреждения от близких разрывов (его бомбил Петрожицкий). В результате эскадра ушла в морс и больше не возвращалась.
После гражданской войны Петрожицкий занимал ряд командных должностей, а по окончании в середине 192Л г Академических курсов высшего командного состава РККА был назначен начальником Воздушных Сил Северо-Кавказского военного округа и прослужил в эгой должности около двух лет. В этот период он в последний раз участвовал в боевых действиях. Во время проведения спецопераций «по разоружению бандитских элементов в Чечне и Дагестане» Петрожицкий совершил на древнем «Фармане XXX» и новеньком P-1 три вылета на разведку. За заслуги в становлении авиации округа и личное участие в этих операциях он был награжден вторым орденом Красного Знамени, а через несколько лет командование вспомнило о боевой работе Петрожицкого на Кавказском ф/юнте в 1920 г., и ому вручили третий такой орден.
В 1935 г. Петрожицкий перешел на работу в Главное управление ГВФ. До 1939 г. его карьера складывалась вполне успешно, но затем он был арестован, объявлен «врагом народа»и отправлен в один из лагерей ГУЛАГа. Там в одну из суровых зим он отморозил ноги, которые пришлось ампутировать После этой трагедии, в 1948 г его поместили в дом инвалидов под надзор органов МВД. Лишь в ноябре 1954 г. решением Военной Коллегии Верховного Суда СССР Иван Иосифович Петрожицкий был реабилитирован -за отсутствием состава преступления-. Через год он был Восстановлен в рядах Советской Армии и одновременно уволен в отставку в знании полковника, а еще через год награжден орденом Ленина.
Поселился Иван Иосифович в Майкопе, где и прожил всю оставшуюся жизнь. Он активно занимался героико-патриотическим воспитанием молодежи. увлекся литературной деятельностью и долгое время работал над своими воспоминаниями. Умер И. И. Петрожицкий 18 января 1979 г. В знак уважения к памяти этого незаурядного человека впервые публикуются фрагменты из его мемуаров о Первой мировой войне, которые подверглись лишь минимальным редакторским правкам.
Как всякий молодой активный летчик, я мечтал о выдающихся полетах, воздушных победах, но жизнь сразу стала вносить свои коррективы… 26-й корпус занимал позиции и Карпатских горах, где его войска, как и войска противника, зарылись я землю. Наш отряд получал задания только на ближнюю разведку, и мы каждый день скучно доносили: на дорогах столько-то подвод, столько-то автомобилей.
Первый мои боевой вылет был на ближнюю разведку. Чтобы ввести молодого летчика в курс работы, командир отряда послал в разведку сразу три самолета: два с опытными экипажами и третий ведомый. Но получилось так. что район заданной разведки был закрыт тучами, и два самолета повернули обратно, а третий остался. Не для того я рвался на фронт, чтобы, находясь в тылу противника, возвращаться с пустыми руками. Я стал искать, а может быть все же можно что-либо сделать. Нашел проход между тучами, прошел над Карпатами и увидел по карте, что в пределах досягаемости моего самолета находится город Чек-Середа с узлом четырех железных дорог. Произвел туда разведку и обнаружил огромные склады, а также аэродром с 48 caмолетами и штаб армии. По возвращении на свой аэродром (через два часа после возвращения первых экипажей) мне был сделан разнос командиром нашего отряда капитаном Антоновым. На его вопрос – где был. я объяснил. что слетал на разведку в Чек-Середу, и услышал: «Какой черт тебя туда носил? Ты что не знаешь, что мы корпусной отряд и дальность наших полетов в тыл противника не свыше 30 км!»
Однако после этого мне периодически стали ставить персональные задания армейского значения. Во время этих полетов за пределами 30-км зоны я обнаружил: горную подвесную дорогу к фронту, тыловую фортификационную подготовленную позицию на крупное войсковое соединение. Пяти пудовой бомбой завалил 6-этажное здание на конечной железнодорожной станции, питающей немецкие войска на нашем участке. Дважды (правда, безрезультатно) атаковал привязной немецкий аэростат…
Мне пришлось летать на самом тихоходном и маломаневренном самолете из состоявших тогда на вооружении русской армии – французском «Вуазене». Первые же воздушные бои показали, что я не умею летать, не знаю своего самолета, а «Вуазен» не имеет необходимого для воздушного боя маневра по вертикали. В одном из воздушных боев я обнаружил два немецких самолета и попытался уклониться от встречи снижением, но не смог этого сделать Прикрепленная к стабилизатору «Вуазена» специальная пружина позволяла выполнять лишь пологое снижение, а при превышении угла и скорости вырывала ручку управления из рук. Но самое существенное было в настроении летного состава нашего, да и не только нашего, отряда: у немцев самолеты быстроходные, маневренные и с надежными, автомобильного типа моторами. Наши же «Вуазены» и «Фарманы» но только хуже по своим летным данным, но у них не защищено самое уязвимое место – хвост, и любая пуля в бак, который находился перед выхлопными патрубками мотора, – закономерный пожар. Отсюда и неписанное правило от боя по возможности уклоняться.
Прежде всего, я стал учиться летать. Овладел своим тихоходом, во всяком случае. поучился но нем скольжению и даже падению на крыло и ввел в число летных приемов рассчитанное, управляемое скольжение. Таким образом, я все же получил необходимый для воздушного боя маневр по вертикали (со снижением, Ред. ) Только не на нос, как на других самолетах, а на крыло. По-видимому, это было мое личное достижение, поскольку ни на старом фронте. ни в Красном Воздушном Флоте я не видел летчиков, которые применяли бы этот прием. Узнал слабые места самолетов противника, усмотрел стандартность постоянную повторяемость в поведении и в приемах немецких летчиков, тщательно отработал свои приемы. Используя все это, при встрече в нашем тылу с одним, а потом и с двумя вражескими самолетами, всегда заступал дорогу кичливому врагу.
Вспоминаю свой первый воздушный бой. Когда Румыния подписала союзный договор с Россией, наш отряд перелетел в Бокеу. где стоял румынский авиационный отряд. В порядке альянса нам приказали летать с тамошними наблюдателями, а им с нами Мне дали в летнабы молодого румына. Мы поднялись и тут обнаружили немецкий самолет, летевший в нашем направлении. У румын были на вооружении французские «Морис-Фарманы 40» и установка – при появлении немецких самолетов садиться. Мой летнаб стал показывать на немца и на землю, а я ему на пулемет и на немцa После двукратного разговора жестами он понял и схватился за пулемет. Немец, увидев «Вуазен», который почему-то не садился, решил проучить нахала. Но, хотя я еще не умел летать и боялся скользнуть на крыло, стал делать повороты с глубоким снижением и все же ему не дался. Это был первый воздушный бой над Бокеу Немецкие летчики куража ради либо для подавления психики румынского населения обычно снижались над городом и пулеметным огнем
