загоняли в дома жителей. И вот вдруг воздушный бой. Все высыпали наружу. Не справившись с нами, немецкий самолет улетел. Мы некоторое время летели за ним, и пока сели на свой аэродром, мой румын сделался национальным героем. О его воздушном бое было донесено самому румынскому королю, и тот наградил его каким- то орденом Второй воздушный бой выдался не совсем удачным, и все по трусости моего наблюдателя. Однажды, возвращаясь с разведки (со мной летел летнаб отряда подпоручик Болышев). мы увидели, что два немецких самолета бомбят замок, в котором размещался штаб нашего 24-го корпуса. Естественно, что я направился к ним. Один сразу стал уходить, но второй принял бой. Когда же и сумел зайти к нему под хвост, в мертвую зону его обстрела, он. спасаясь, бросил свой самолет в пике, сразу оторвался от нас и полетел к своим. Победа была одержана одним маневром, но враг сбит не был. Не был потому, что мой летнаб не стрелял. Оказалось, что он, трясущийся за свою жизнь, взбешенный тем, что я вовлёк его в явно безнадежный бои с двумя немецкими самолетами, думал не о стрельбе, а о том. как заставить меня выйти из боя.
Он стал истерически кричать – Влево и вниз! Влево и вниз! – но из-за шума двигателя я не сразу понял, что он хочет, и тогда стал получать увесистые удары по каске. Однако я не был в претензии, так-как думал, что у нас заел пулемет. Уже на планировании, когда мотор работал тише, я крикнул -Почему не стрелял? Заел пулемет?» – и услышал -А ты что не видел, что он пристрелялся и следующей очередью сбил бы нас- Такой ответ возмутил меня, и до самого приземления я частил его разными словами. После посадки подал рапорт командиру отряда о том, что с трусом летать отказываюсь. Болышев тоже подал рапорт, в котором писал, что наш отряд только корпусной, а Петрожицкий летает в глубокий тыл противника, даже когда его туда не по сылают, очертя голову бросается на каждый немецкий самолет, сегодня на 2. а завтра на 10. Петрожицкий не хочет понять при огромном количественном превосходстве противника в самолетах мы можем летать лишь потому, что немцы нас не трогают. Петрожицкий своими булавочными уколами может вызвать ответное действие, и тогда наш корпус окажется лишенным воздушной разведки. Поэтому он с карьеристом и авантюристом летать не будет. Командир отряда не дал нашим рапортам хода, и дело закончилось тем, что со мной вызвался летать прапорщик Григорий Бортош. Юный студент, маленький, смелый, загорающийся, он разделял мои устремления. Это была удача. Отныне мы вместе учились летать и драться.
Первую свою воздушную победу мы одержали 14 декабря 1916 г. В тот день наш отряд, в котором в то время было лишь 2 исправных «Вуазена», получил задание выслать все исправные самолеты для охраны с воздуха смотра войск 28-го корпуса. Такое же задание получил 9-й истребительный авиаотряд к назначенному часу из 9-го отряда прилетели 4 самолета. Таким образом, над местом парада было шесть машин. Время шло, а парад не начинался. У истребителей запас горючего был всего на полтора часа, поэтому два из них улетели пополнить бензин у себя на аэродроме, но не вернулись. Два других хотели заправиться у нас на аэродроме, но он был мал, эти летчики его особенностей не знали и оба капотировали при посадке Наш второй «Вуазен» также опустился. Таким образом, в воздухе остался только мой самолет.
Мы летали уже свыше трех часов. Войска. выстроенные для парада, все еще стояли на место. Чтобы как-то развеяться от монотонного кружения на одном месте, я предложил Бартошу слетать посмотреть на расположенный невдалеке румынский город Тырк-Ожна. Подлетев к нему и сделав нисколько кругов, мы повернули обратно, и тут я увидел впереди в воздухе много белых шариков. Это наша артиллерия шрапнелью обстреливала немецкие самолеты. Таким образом, мы были предупреждены о наличии в воздухе противника. Я пошил в направлении этих разрывов и вскоре увидел 6 немецких самолетов: 2 из них шли впереди развернутым строем, а 4 позади в строю клина с замыкающим Мой «Вуазен» уступал каждому из них по всем летным качествам. Каждый из них, пользуясь своими преимуществами в скорости и маневренности, мог бы расправиться со мною. Но я уже имел опыт боев и знал, что немецкие летчики, даже летящие о паре, неактивны и не нападают сами. Я находился над своей территорией, и это давало надежду, что в случае ранения или попадания в мотор, я смогу опуститься к своим. Затем я видел, что самолеты противника идут строем и смел думать, что немцы – люди раз навсегда установленною порядка, не будут нарушать строй из-за какого-то «Вуазена» И, наконец, так удачно для нас еще никогда не было: они шли в нашем направлении, мы были несколько выше, значит, я мог успеть занять нужную позицию.
Я решил атаковать их и крикнул Бартошу. чтобы он готовился к бою. Дальше все шло по разработанному нами плану: я пересек путь этим самолетам, повернул и пошел навстречу точно по оси их полета. К моменту встречи снизился до их высоты. Когда почти поравнялся с ними так, что один находился справа, а другой слева, я не стал входить между ними, а сделал вертикальный вираж, и в момент изменения направлении своего полета на 180' дал левый крен. Самолет послушно скользнул на левое крыло. Я его подровнял и закончил скольжение прямо под фюзеляжем левою немецкого самолета Но пулеметная установка «Вуазена» позволяла стрелять вперед и несколько вверх, но не прямо-вверх. Для того, чтобы Бартош мог стрелять, мы должны были находиться не только ниже, но и позади неприятеля Весь наш план был рассчитан на внезапность атаки и быстрый выход из боя падением на крыло. Так не получилось. Так что же, отказаться от боя? Спасаться? Упустить победу? Когда впервые все сошлось, когда я, наконец, занял позицию в мертвой зоне стрелка неприятельского самолета Конечно, нет! Я решил сделать очень крутую горжу, пока еще немецкий летчик в растерянности и не изменил направления полота. Крикнув Бартошу: -Готовься, горка! – я пошел сначала вниз, разогнал самолет, а потом до отказа взял ручку на себя. Немецкий самолет был над нами всего в 40-50 метрах. Мотор «Вуазена» взревел от перегрузки, нос еще поднимался, когда я уже до отказа дал руль глубины от себя. Казалось. «Вуазен» завис в этом положении, затем он медленно перевалил на нос, а Бартош в наивысшей точке горки успел дать короткую очередь прямо в днища немецкого самолета (после мы узнали, что этой очередью был ранен летчик- наблюдатель).
По нашим расчетам, при атаке снизу с близкого расстояния самолет противника должен был быть немедленно сбит, а вот этот продолжал лететь, как ни в чем не бывало. Поэтому, когда «Вуазен» пошел вниз, я снова разогнал его и сделал вторую горку, а так как немецкий самолет уже нас немного опередил. то oнa получилась более пологой. Это дало возможность Бартошу выпустить несколько коротких очередей, и мы увидели, как около немецкого самолета на мгновение появилось прозрачное марево, как бы пульсирующее облачко. Оно сразу исчезло. но пропеллер стал вращаться медленно, и самолет пошел на снижение. Дальше я не мог наблюдать за ним. Успел подойти второй немецкий самолет, и, несмотря на работу мотора, я услышал, как у меня над головой застучал его пулемет Повернув голову, я увидел противника: справа несколько выше и немного впереди нас. Очевидно. немецкий летчик, увидев, что я этакую летящего с ним в паре, пошел прямо на нас. Подойдя, развернулся на 90', пошел в одном с нами направлении, обогнал и теперь, отвернув немного и сторону, дал возможность своему летнабу стрелять в нас с левого борта. Раздумывать было некогда. Я в то же мгновение наклонил правое крыло своего самолета в сторону немца и дал левую ногу. Мой -Вуазен- сразу ушел под фюзеляж -Альбатроса-. Немецкий летчик за крыльями своего самолета не мог видеть моего маневра, а его летнаб уже не мог стрелять в нас. Теперь и второй неприятель был у нас на прицеле. Мелькнула мысль: неужели собьем? Это же будет больше, чем самая дерзкая мечта! Я свое дело сделал, теперь очередь за Бартошем! Он, как бы угадав мои мысли. начал стрелять. А я, как-то сжавшись я комок, оглянулся. Где же остальные самолеты противника, может быть, какой-либо уже нас атакует? Нет, они все вместе. Но Бартош закричал, что пулемет отказал. Делать было нечего. Я поставил самолет в положение вертикального виража, сбросил газ и камнем полетел вниз. Очевидно, немцы решили, что я сбит, о может быть, они даже при сбитии одного из своих не сочли возможным нарушать строй. Во всяком случае, осмотревшись, я нашел их на той же высоте и в том же строю. Только они не пошли по маршруту дальше, а летали по большому кругу, очевидно, желая видеть, что будет с их и с моим самолетами.
