раньше тебя останавливали её слёзы? Хотя… Раньше она обычно плакала только после… От бессилия, от обиды, от возмущения, от злости даже. А сейчас? Неужели я напугал её своим напором? Отец тому Свидетель, я меньше всего хотел видеть страх в её глазах, и уж тем более слёзы.
Жаль, конечно, что всё получилось именно так. Впервые в жизни ты был с ней предельно осторожен, ни слова, ни взгляда себе не позволил несдержанного, и всё равно что-то получается не так. А ты ещё считал себя опытным любовником…
А может быть, это она не такая, как все? Ты же всегда говорил, что эта виэлийка не способна на ответную нежность, что она не способна любить…
Да-а, теперь глупо думать о ней, она потеряна для тебя навсегда. Ты сам сделал ей подарок напоследок. Пусть радуется! Уж ей-то будет, чему удивиться…
И Кэйдар тепло рассмеялся своим же мыслям, представив лицо Ириды в тот мо-мент, когда ей сообщат о его решении.
И ты не увидишь её больше! Ты потому и сделал ей такой роскошный подарок, потому что знал, что времени пожалеть о своём решении у тебя уже не будет. Сама судьба правит тобой, отсылая эти корабли и этих людей в неизведанные земли. Воз-можно, там ты и сложишь свою голову — пускай! Значит, так тому и быть!
А она? Вспомнит ли она о тебе хотя бы раз? Хотя бы раз добрым словом помянёт, получая вольную?
* * *
За всю ночь Ирида ни разу глаз не сомкнула. Какой тут сон? Она к себе в комнату боялась вернуться. А вдруг он ещё там? Опять набросится…
Сама очень долго не могла успокоиться. И плакала, и смеялась. Поверить не могла, что такое с ней случилось. Сердце выпрыгивало из груди, и дрожали пальцы.
Она часто ловила на себе его долгие взгляды, знакомые ей, знала, что они значат. Да он никогда не делал тайны из своих притязаний на этот счёт. Но раньше тебе удавалось держать его на расстоянии. Взять хотя бы тот вечер, когда ты угрожала ему булавкой. Но сейчас… Сейчас он застал тебя врасплох.
А может, дело не только в этом? Всё ли так просто, как тебе самой это кажется? Разве до этого он признавался тебе в любви? Разве не это признание и напугало тебя? Разве не этой его нежности ты и испугалась? Конечно, куда привычнее, куда проще, когда он швыряет тебя на койку, особо не интересуясь, чем ты там можешь быть недовольна.
Но сейчас? Заново переживая всё, Ирида лица своего касалась осторожно, поду-шечками пальцев. Так же осторожно и он целовал тебя, будто разрешения спраши-вал. Это он-то — и разрешения?! Что это с ним было вообще? Знал, что погибнет, — и поэтому? Странный он какой-то, этот Кэйдар… Был бы здесь, так прям в глаза и спросила бы, что с ним такое было. Чего он выпил не того?
А теперь поздно об этом думать! Поздно в своих и его чувствах разбираться. Они уплыли уже все… И никто из них не вернётся… Радуйся! Ты же хотела ему смер-ти… Хотела! Но после вчерашнего, после его слов, после той муки в его глазах, есть, над чем задуматься.
Хотя… Поздно уже думать, поздно!
От мучительных размышлений её отвлекло появление рабыни-служанки:
— Господин Воплощённый желает тебя видеть. Немедленно!
Странно. Какое дело может быть у самого Воплощённого к простой рабыне? И насколько важно оно, это дело? Он же никогда в глаза тебя не видел. А ты — Его, правителя аэлов.
Ирида удивилась, но ни слова вслух не сказала, отправилась следом за девушкой.
____________________
Три дня у Него горлом шла кровь. Никогда Ему ещё не было так худо. Боль, сла-бость, непрекращающийся кашель. Уменьшить его могло только горячее вино с пряными травами. Им одним господин Таласий и спасался. Ничего другого не ел — не было аппетита. И желания продолжать эту затянувшуюся агонию.
Все эти дни никого не допускал к себе, никого из слуг, одну лишь Альвиту. Даже Кэйдара не пожелал видеть, отказал ему в последней аудиенции. Наказал за своево-лие, за вредность. Чувствовал, что поездка эта несвоевременна и не принесёт ничего хорошего. Был против того, чтобы ехать этой весной, и сразу объяснил Кэйдару, почему. Одной из причин, самой важной, как думал Сам Таласий, было Его предчув-ствие скорой смерти. Он понимал, что жизни Его осталось каких-то несколько не-дель, возможно, месяц. А они? Когда они вернутся? Успеет ли Кэйдар хотя бы на похороны? И если не успеет, то кто наденет на себя венец Правителя? Кто?
И Лидас тоже уехал. А Кэйдар оставил после себя не законную жену, а лишь невес-ту. Да и ещё этот сын от рабыни-наложницы. Маленький ребёнок, ему и года нет и нет никакого подтверждения документального, что он принадлежит роду Великих.
Да, время для поездки выбрано неудачное. Ничего ещё не ясно, что будет с Импе-рией, а Кэйдар схватился за эту авантюру с такой поспешностью, так и кажется со стороны, что он от свадьбы бежит. Хотя, Кэйдар во всём так несдержан, выдержки Лидаса ему не хватало всегда. Что-то ещё будет? Хорошо, что хоть Велианас поехал с ними, совет старшего, более опытного, более мудрого воина никогда не будет лишним.
Нехорошие предчувствия не отпускали господина Таласия всё утро, а потом Ему принесли переданные Кэйдаром письма — тоненькие деревянные планочки через специальные отверстия скреплённые шнурками одна под другой.
Все письма были запечатаны фамильной печаткой Кэйдара: благословенное солн-це, посылающее на землю свои лучи, два из которых заканчивались ладонями, сжи-мающими меч и хлебные колосья. Это родовой знак всех Правителей, знакомый любому аэлу.
Разрезая шнурки серебряным ножичком, Таласий неспешно вскрыл и просмотрел все письма. Два были адресованы государственному казначею. Ещё одно с целым списком указаний на ближайшие два месяца направлялось в загородное поместье Кэйдара. Ещё несколько писем было сугубо личных, Таласий лишь пробежал их глазами. Знакомый почерк Кэйдара, буквы аккуратно выписаны тонкой кисточкой на гладко отполированных планках.
Господин Таласий вспомнил вдруг, как долго бились каллиграфы с Его сыном, чтоб добиться такого идеального начертания каждой буквы. Кэйдар не из тех, кто способен просидеть три часа с кисточкой в руке, выписывая каждый завиток, каждый крючочек. Но научился. Теперь и читать, и смотреть приятно.
Много же он писем написал перед своим отъездом. Многое предусмотрел, со мно-гими простился. Откуда в нём это? Эта старательная предусмотрительность. Он, что, тоже чувствовал что-то? Был уверен, что не вернётся? Помчался искать собственную смерть, только бы не быть женатым?! Глупый мальчишка! Своевольный и глупый!..
В раздражении разорвал прямо пальцами шнурок на следующем письме. Развернул со стуком узкие дощечки. Прошение об усыновлении, направленное в судебную Коллегию. Ну, вот он и собрался наконец-то. Лучше поздно, чем никогда.
А ведь ты ещё ни разу не видел своего внука. И мать его — тоже. А Кэйдар привя-зался к ней сильно, про это ты знаешь, знаешь и про то, что он оставил её при себе, одну из всех своих девушек, нарушая этим твоё распоряжение, знаешь про их общего ребёнка.
Следующее письмо тоже было направлено в суд, Кэйдар хотел дать ей свободу, подарить вольную. Это может кое-что значить. Вспомни, кому до этого Твой сын дарил свободу? Никому и никогда!
— Альвита! — крикнул управительницу. Приказал:- Рабыня! Наложница Кэйдара. Я хочу её видеть! Вместе с ребёнком… Сейчас же! Немедленно!
___________________________
Разглядывал её прямо, со спокойным любопытством, понимая, что сейчас только и заинтересовался по-настоящему любимой женщиной Кэйдара. Сколько слышал о ней от Альвиты. О дерзости её, о своеволии, о побеге. Знал о непокорном характере этой девчонки, о привязанности Кэйдара к ней тоже знал, но не видел в этом ничего пло-хого. До тех пор, пока не встал вопрос о женитьбе, о рождении законного
