рабочее место, мы готовили «карту». Гидролог, имевший подготовку и авиационного штурмана, брал чистый лист ватмана, на который наносил меридианы и широты, взятые с карты морского штурмана. После взлета и набора высоты мы совершали пролет над кораблем, получая точное место и нанося его на нашу «карту» (на ледоколах уже тогда использовались спутниковые системы для определения места Magnavocs), включали секундомер, сверяли курс (по подсказке вахтенного) и устанавливали скорость полета 120 км/ч по прибору. После этого любые маневры велись только на этой скорости – для удобства и быстроты подсчетов пройденного пути. Весь полет наносился на «карту», там же рисовались трещины, торосы, промоины, обозначалась толщина льда. Все это мурманские гидрологи делали на глазок, но благодаря богатому опыту работы получалось у них достаточно точно. Признаков они знали огромное множество, приведу лишь несколько примеров. Если ледовые поля с высоты полета белые – значит, это толстый лед, а если они темные (через них просматривается темно-зеленая морская вода) – значит, лед тонкий, и пройти каравану будет проще. Толщину льда определяли и по цвету озерков на его поверхности: если вода голубая, значит озерцо пресное, из растаявшего снега, а лед тонкий; если озерцо зеленого цвета, это таял сам лед, который старый и толстый.
Полеты бывали плановые – на разведку генерального курса, который определяется анализом состояния ледовых полей по данным со спутника и с борта самолета ледовой разведки (Ил-14 Архангельского или Красноярского УГА, а в дальнейшем – Ил-24Н из Москвы), а также срочные – когда ледокол попадал в непредвиденную обстановку. Но самая тяжелая работа начиналась, когда происходило сжатие льдов. Экипажу вертолета приходилось постоянно находиться впереди каравана и буквально по мили, по кабельтову протаскивать его. Для примера расскажу, как это делается в самых экстремальных случаях. Идет интенсивное сжатие, суда в караване не успевают попадать в прорубленный ледоколом канал, который тут же закрывается, тогда необходимо остановить караван и обколоть каждое судно, но пока обкалывается один корабль, другой уже зажат льдами. Чтобы этого не произошло, поднимается вертолет, и начинается поиск самых тонких льдин из всего массива. Наиболее маломощное судно берется на «усы» (на буксир), остальные подходят друг к другу на минимальное расстояние… и «пошла жара». Экипаж Ми-2 находит приемлемый путь, а он всегда с крутыми зигзагами, в местах поворотов оставляет фальшвейера с оранжевыми дымами, и караван идет по ним. Но зачастую таких поворотов очень много, в расставленных дымовых точках можно запутаться, и наша работа будет напрасной. Чтобы этого не произошло, мы определяемся с маршрутом проводки, я приземляю вертолет в первом повороте, и ждем ледокол. Прямо на нас рубится махина в 25 тыс. т, возвышающаяся на полсотни метров, а мы перед ней в «козявочке» – все равно, что сидеть на поле боя перед танком. Когда лед под вертолетом начинает дрожать и двигаться, перелетаем на следующую точку. И так до тех пор, пока не выйдем на спокойный лед.
Время работы, предписанное экипажу нормативными документами МГА, никто и никогда не соблюдал (хотя расписывали задание на полет, как положено). Летали 8, 10, 20 часов подряд – столько, сколько было необходимо для ДЕЛА. Садишься на палубу для дозаправки, а рабочий из камбуза ждет с бутербродами и горячим кофе, не успел перекусить, а вахтенный по радио торопит на вылет – тяжело им без вертолета, И снова вперед, потому что понимаешь – твоя работа очень нужна всему каравану, да, собственно, ты для этого и находишься не на земле (где-то под Полтавой), а на палубе. Зато представьте состояние экипажа вертолетика, который провел караван огромных и мощных судов (а ведь были случаи, когда суда затирались льдами и тонули без потерь, когда все вышли из опасной зоны, когда бессонные, тревожные часы и сутки оставались позади, когда капитаны ВСЕХ кораблей выражают благодарность по радио заходящему на прощальный круг перед посадкой вертолету!!! Такое состояние несравнимо ни с чем! Я знал тогда и знаю твердо сейчас, что командир Ми-2 всегда желанный гость на любом корабле, ходившем по Севморпути, и дома у любого из этих моряков, равно как и они у меня. Это особое братство.
Но самая яркая и незабываемая страничка моей летной жизни – это высокоширотная экспедиция на атомном ледоколе «Сибирь» а 1987 г. под руководством знаменитейшего полярника Героя Советского Союза Артура Николаевича Чилингарова. В апреле того года меня вызвал командир летного отряда Александр Иванович Никитичев и сообщил, что формируется экипаж Ми-2 для экспедиции по спасению полярников с дрейфующей станции СП-27 в Западном полушарии, а также высадке новой СП-29 в море Лаптевых, предполагается заход на Северный полюс в научных целях и разведка для использования ледоколов в коммерческих целях, Я тогда был командиром звена вертолетов, но в поход мог пойти рядовым КВС. Конечно же, я согласился на предложенные условия, так как в ТАКОЙ поход, видимо, пошел бы в любом случае. Старшим авиационным начальником в экспедиции был назначен самый опытный на то время мурманский летчик командир звена Виталий Григорьевич Холодняк, авиационным техником – Геннадий Николаевич Денисов, а специалистом по АиРЭО – Валентин Александрович Большаков.
В знаменательный поход нас собрали всем отрядом. Экспедиция была делом престижа всего коллектива. Напутствие давали как командование Мурманского ОАО, так и нашего отряда во главе с А.И. Никитичевым (которого мы, к большому сожалению, видели в последний раз – вскоре он погиб на Ка-32 при перевозке подвески). 8 мая над домами каждого члена экипажа в пос. Мур-маши «накинули» четыре круга – у нас была такая традиция: уходя в море и возвращаясь после похода, мы совершали пролет для родных и в особенности – для детей. Делать это вообще-то не полагалось, но командование закрывало глаза: как-никак экипаж находится в походе несколько месяцев (иногда более полугода), так пусть отведет душу, Совершили посадку на палубу ледокола, который находился у причала, закрепили вертолет по- штормовому, посмотрели торжественные проводы и пошли располагаться в каюты. Обычно на ледоколах каждый имел свою отдельную каюту, но в тот раз на борту было много стороннего люду (журналисты, научные сотрудники, представители Министерства морского флота и Мурманского морского пароходства), так что размешались е каютах по два. Вертолетный ангар не занимали ничем, так как планировались прилеты Ми-8 из Диксона, и тогда наш Ми-2 предстояло убирать в ангар, освобождая посадочную площадку. А пока знакомились с новыми людьми, разрабатывали стратегию полетов (так как гидрологов было аж трое), готовили вертолет Летать предстояло много,
10 мая прошли траверзом Землю Франца Иосифа, и начались обычные полеты на ледовую разведку. Фотокорреспонденты и кинооператоры использовали каждый полет в своих целях, снимая редкие материалы. 13 мая вошли в поля многолетних льдов, работы прибавилось, летали поочередно: КВС В.Г Холодняк – гидролог И.Е. Фролов; КВС Н.В. Моргун – гидролог РА. Борисов. Вертолет буквально сутками висел впереди ледокола, показывая более легкие пути прохода. На мостике, постоянно сменяя друг друга, несли вахту опытные мореплаватели; капитан З.А. Вибах, его дублер С.В.Румянцев, 1-й старпом А.Н.Ольшевский, 2-й старпом Н,П, Буховец, Положение полярников на СП-27 с каждым днем становилось все более критическим, поэтому мы спешили. Ближе к дрейфующей льдине к нам присоединился Ми-8 (КВС Н.А. Освальд), Сначала «восьмерка», а затем и Ми-2 слетали на станцию, поддержали 14 полярников морально и чем могли. 18 мая прожившие на макушке Земли почти год люди наконец-то увидели на горизонте громадину «Сибирь». Они стреляли из ракетниц и винтовок, бросали вверх шапки, пели и плясали, не скрывая скупых мужских слез радости, От Мурманска ледокол прошел 1360 миль, из них 1020 во льдах, причем на последних милях они были 4-метровой толщины – очень старые, сильно спаянные торосы. В это время года в столь высокие широты не заходило ни одно надводное судно! По совпадению, все это произошло накануне 50-летия со /дня организации СП-1 под руководством И. Д. Папани на.
До Северного полюса оставалось 212 миль. Пока шла эвакуация СП-27, несколько раз заседал штаб экспедиции, обсуждая полученные со спутника и самолета Ил-24Н данные ледовой разведки. Слетал на «макушку» и Ми-8. Конечно, льды в районе полюса оказались очень тяжелые. Пробиваться было очень не просто, Ми-2 буквально по кабельтову протаскивал за собой ледокол… Но мы дошли! 25 мая 1987 г в 15 часов 59 минут по Москве атомный ледокол «Сибирь» стал в географическую точку Северного полюса! Находившиеся на борту специальные международные комиссары это событие зафиксировали. А далее был выход на лед всей команды и поднятие флага СССР. Все взялись за руки и,
