Песнь о Нибелунгах

Когда б супруга к жизни могла вернуть она.
Вовеки мужу не была столь предана жена.

Теперь, когда Кримхильде был клад её вручён,
На Рейн съезжаться стали бойцы со всех сторон,
И так их осыпала подарками вдова.
Что повсеместно шла о ней похвальная молва.

Стал государю Хаген нашёптывать с тревогой:
«И бедным и богатым дарит она так много,
Что витязи на службу к ней повалят валом,
А это для Бургундии не кончится добром».[186]

«Сестра — хозяйка клада, — изрёк король в ответ. —
Как с ним она поступит, мне, право, дела нет.[187]
Утратить слишком страшно мне вновь приязнь её,
Чтоб я мешал ей расточать имущество своё».

На это молвил Хаген: «Нет, женщину вовек
Не подпустил бы к кладу разумный человек.
Богатства у Кримхильды вам отобрать пора,
Пока вас до беды, король, не довела сестра».

Сказал державный Гунтер: «Поклялся я, что впредь
Кримхильде не придётся обид от нас терпеть,
И слова не нарушу: она — сестра моя».
Воскликнул Хаген: «Пустяки! За всё в ответе я».

Ему поддался Гунтер, обет свой преступил[188] —
И у вдовы отобран тот клад несметный был,
Ключи ж от клада в руки дал Хагену король.
Был этим Гернот оскорблён, как никогда дотоль.

А Гизельхер воскликнул: «Я Хагена уйму
И притеснять Кримхильду не разрешу ему.
Давно б его осек я, не будь мы с ним в родстве».
Так вновь был нанесён ущерб беспомощной вдове.

Промолвил Гернот: «В тягость нам будет этот клад.
Его мы в воды Рейна опустим,[189] милый брат,
Чтоб не вселял он зависть вовеки ни в кого».
Тут к Гизельхеру, вся в слезах, пришла сестра его.

Она сказала: «Брат мой, сестре защитой будь.[190]
Заставь вдове несчастной её добро вернуть».
Ей Гизельхер ответил: «Уехать надо нам.
Когда ж воротимся, твой клад тебе верну я сам».

Сопровождать в дорогу трёх братьев-королей
Отправилось немало вассалов и друзей.
Один лишь Хаген дома остаться пожелал —
Кримхильде горе новое он приуготовлял.

Пока в отъезде были три венценосных брата,
В Лохгейм на Рейне Хаген увёз тот клад богатый
И утопил, чтоб после воспользоваться им,
Но так и не пришлось ему владеть добром чужим.

Когда в столицу братья вернулись наконец,
С толпою дам Кримхильда явилась во дворец.
Узнав, что ей обида нанесена опять,
Не мог негодования млад Гизельхер сдержать.

В своих владыках Хаген такую вызвал злость,
Что двор ему покинуть на долгий срок пришлось,
Но всё ж был королями прощён вассал опальный.
Зато стяжал он ненависть вдовы многострадальной.

Ещё когда им в реку клад не был погружён,
Друг другу дали клятву три короля и он,
Не прикасаться к кладу, покуда жизнь их длится,
И никому не открывать, где он теперь хранится.[191]

А для вдовы настала печальная пора.
Её всего лишили — и мужа и добра,
И сердце ей томили обида и кручина,
Предел которым положить сумела лишь кончина.

Так, после смерти мужа, — я вам ручаюсь в том, —
Тринадцать лет Кримхильда жила, скорбя о нём.[192]
О Зигфриде не в силах забыть она была,
За что и воздавалась ей людьми везде хвала.