хохота увлек ее за собой. — Присаживайтесь, — показал он на свободный стул у самого дальнего столика. — Наш новый сотрудник Екатерина Александровна Проскурина, — удовлетворил он любопытство сидевших рядом. — Вы, наверное, уже слышали, а кое-кто и знаком лично.
После этих слов он направился к центральному столику, за которым расположился административный боекомплект: шеф, директор «Интермедсервиса», главный бухгалтер, главный инженер, начальник службы безопасности и Зиночка. Посмотрев вслед Поляченко, Катя заметила, как он передал Ладышеву телефон и что-то шепнул на ухо. Не отрывая взгляда от экрана, тот кивнул головой, спрятал аппарат в чехол на поясе и тут же вместе со всеми расхохотался, никак не отреагировав на появление Кати. Даже не обернулся.
— Вам красное или белое? — услышала она сверху услужливый шепот официанта.
— Белое. Сухое.
Повернув голову, Проскурина решила посмотреть, над чем все смеются: разогнавшись, шеф бросил мяч, скорее всего, финальный. Взлетев, точно волейболист над сеткой, он вдруг сделал стойку на руках, ловко встал на ноги и, словно расшалившийся подросток, принялся корчить рожицы. Тут же в кадре появилась Зиночка: подбежала к шефу, повисла у него на шее, чмокнула в щеку и оставила яркий след губной помады. Затем по очереди промелькнули лица остальных членов команды-победителя: у каждого на щеке алела такая же отметина.
— …Посему поступило предложение, — прорезался сквозь смех голос ведущего, — переименовать команду именинника из «Столпов человечества» в более актуальное — «Зиночка-людоедка и К», — утонули его слова в очередном взрыве хохота.
Катя исподволь стала рассматривать своих соседей, Знала она только двоих: водителя Сашу Зиновьева и уборщицу Валентину. Один ее подвозил, другая, когда Проскурина пару раз задерживалась, просила разрешения убрать в кабинете Ладышева. Четверо мужчин, скорее всего, также принадлежали к обслуживающему персоналу.
«Интересное мне отвели место в служебной иерархии, — пригубив бокал с вином, хмыкнула она. — Даже бровью не повел, когда зашла. Неужели мое опоздание так задело его самолюбие? Или дает понять, что здесь я такая, как все? Как-то царапает душу, — моментально испарилось утреннее ожидание праздника. — По сути, я для него никто, — сам собой напросился следующий вывод. — Вчерашнее поведение легко объяснимо: хорошее воспитание, благодарность за проделанную работу. А вдруг?.. Вдруг он действительно разыскал меня по просьбе Колесникова? А я, глупая, нафантазировала… — перевела она взгляд на лежавший на краю стола подарок. — Ну что ж, придется сделать вид, будто мне все равно. Не покидать же зал демонстративно. Надо дождаться удобного момента и тихонько испариться. И не стоит меня больше искать, Вадим Сергеевич, уж не обессудьте!» — подняло голову проснувшееся самолюбие.
— Хотите лично вручить? — орудуя ножом и вилкой, поинтересовался Саша, кивнув на упакованную коробку. — Или вместе с нами? Столом? — по-голливудски широко улыбнулся он.
«В левом верхнем углу не хватает зуба, — непроизвольно отметила Катя. — Странно, почему я этого раньше не замечала? Да потому что смотрела со стороны пассажира!»
Добродушный увалень, третий год служивший у Ладышева водителем, учился на заочном в техническом университете и принадлежал к породе оптимистов. Всегда в настроении, всегда всем доволен — и местом работы, и местом учебы, и даже погодой. И в личной жизни у него все путем: во время езды по городу постоянно отвлекался на телефонные звонки, но имена девушек при этом звучали разные.
Насколько Катя помнила, в армии он служил в спецназе.
«Наверняка и зуб там потерял, — предположила она. — Странно, что остальные целы».
— А как у вас принято преподносить подарки?
— Вообще-то по пожеланию. Сейчас фильм закончится, и кто захочет, может поздравить и компанию, и шефа. Сам-то он еще вчера выступил и премию выдал. Да, собственно, накануне в офисе и прошла официальная часть. Но традиционное соревнование по боулингу — сегодня. Вот только Вадим Сергеевич не любит лишней шумихи вокруг себя и своего дня рождения, так что вы больше по делу говорите, — по-приятельски шепнул он ей на ухо. — Чаще всего люди идут группами, например столом. И подарков дорогих он не приветствует, — покосился Саша на яркую коробку.
— В таком случае я присоединяюсь к столу. Тем более что мой подарок, несмотря на упаковку, весьма прост.
— Тогда вам придется выступить от нашей компании.
— Почему это?
— Потому что больше некому. В прошлом году, до ухода Костенко, за нашим столом Сифон сидел. Он и говорил.
— Кто такой Сифон?
— Да вот он, с микрофоном, — показал Зиновьев на долговязого молодого человека, комментирующего фильм. — Он самый молодой из коммерческого отдела. Прирожденный шоумен. Красильников, его бывший шеф, сейчас за директорским столиком, поэтому Серега в этом году сел со своими. Вообще-то его фамилия Сифоненко, потому его Сифоном и прозвали. Может говорить много и долго, без остановки. Короче, пену пускает. У него даже голос к вечеру сипнет. Зато любого заказчика уболтает.
— Ценное качество для работника, — одобряюще кивнула Катя и спросила шепотом: — А кто еще сидит за нашим столом?
— Жека, — кивнул Саша в сторону пожилого мужчины. — Евгений Мамкин. Он, как и я, водила. В отпуске был целый месяц. Дальше — Артем Седов. Программист из новеньких. Полгода работает. Следующий — Козырев Иван Иванович. Когда шеф начинал, он большой шишкой в Министерстве здравоохранения был. Друг семьи Ладышевых. В прошлом хирург, потому и на пенсию раньше вышел. Пять лет у нас работал, а три года назад инфаркт получил… Шеф, кстати, всех бывших сотрудников пригласил, — уважительно добавил он. — Жаль, что Костенко в отпуск уехал.
Интеллигентного вида седовласый мужчина, точно услышав, что о нем говорят, кивнул Проскуриной, как старой знакомой, и снова повернул голову к экрану.
— Ну, с Валентиной вы, скорее всего, знакомы? — на всякий случай уточнил Зиновьев и перешел к следующей персоне: мужчине грустного вида с землистым цветом лица. — Костя Степанчук… С этим посложнее будет… Гений из технического отдела, про таких говорят: семь пядей во лбу.
— А почему он такой печальный?
— Как бы это помягче сказать?.. В завязке он сейчас. Закодировался. Потому к нам за столик и пересел: у нас ведь почти никто не пьет. Только Мамкин и Валентина. Теперь еще вы.
— И частенько Степанчук злоупотреблял?
— Вроде и нет. Но запои раз в квартал случались. Оттого и жена ушла, не выдержала. Шеф его прощал-прощал, а в последний раз поставил вопрос ребром: или кодируешься, или увольняешься. Сам же в медицинский центр и отвез. Уже почти полгода прошло: молодец, держится. Ну, так что? Будете за всех говорить?
— Нет, — категорично отказалась Катя, хотя почти все время, которое провела в кресле парикмахерской, сочиняла поздравление в стихах. Прежде она часто поздравляла друзей подобным образом и даже могла кому-то посвятить стихотворение. Но в последнее годы ее как-то все реже посещала муза. А месяц назад вдруг неожиданно вернулась: и строчки складывались, и рифма ложилась. — Я здесь без году неделя: никого не знаю, меня никто не знает. Зачем привлекать внимание? Пусть уж лучше Иван Иванович.
— Жаль… — расстроился Зиновьев, но ненадолго. — Ладно, Козырев так Козырев. Может, вы и правы… А в боулинг играете?
— Играю. Год назад на кубке прессы в составе команды газеты заняла второе место, — похвасталась она. — Только я здесь ненадолго: дела. Поздравлю вашего шефа и уеду.
— Еще чего! — возмутился Саша. — Никуда мы вас не отпустим! Это даже хорошо, что Сифон сегодня будет играть со своими: он лучше языком работает, чем руками, да и глазомер у него никакой… Вот и фильм закончился.
Под дружные аплодисменты в зале включили верхний свет.
