– Всегда ли так? – усомнился Соломин.
– Нет, вы погодите. Я вот часто думал над разгадкою одного явления. За короткие полвека (вникните в это!) русские прошли от Урала до Тихого океана. А когда научные экспедиции появились в Америке, то, к их великому удивлению, они обнаружили среди индейских вигвамов и русские поселения.
– Как же нашего брата туда занесло?
– А... прыгали с камушка на камушек через Великий океан, будто через речку. С Камчатки – на Командоры, с Командор – на Алеутские острова, а там до Америки рукою подать... При этом напомню, – сказал Жабин, – что европейцам, осваивавшим Америку, удалось достигнуть ее окраин лишь за три с половиной столетия. Вот теперь часто слышишь: мол, янки активны. А чем мы хуже?
– В русской жизни, – сказал Соломин, – существует немало сдерживающих плотин, барьеров и перегородок. Я и по себе знаю, что иногда хочется размахнуться, а потом думаешь – стоит ли? Еще кулак отобьешь.
– Вот именно! – И совсем неожиданно прозвучала следующая фраза Жабина: – Я ведь уже давно наблюдаю за вами.
– Зачем? – вырвалось у Соломина против воли.
– Мне интересно, как вы справитесь.
– И каковы же ваши выводы?
– Вы человек мягкий, а здесь нужны крутые решения. Между тем у вас сейчас нет иного выхода, как только идти напролом и продолжать начатое во что бы то ни стало.
Соломин сказал, что скоро начнется торговый зимний сезон, который на Камчатке принято называть «роспуском товара».
– И я заранее с ужасом думаю, сколько спирту прольется на Камчатке в обмен на пушнину! Боюсь, что, если я встану на пути этого спиртного тайфуна, он меня сметет, как ничтожную букашку. Сбор ясака тоже сопряжен с «теплой компанией».
– Да, – сказал Жабин, – с этим злом бороться трудно. Тем более трудно, что американцы до самого мыса Дежнева понаставили на берегу тайных складов со спиртом. Первогильдейский Чурин со всей Сибирью торгует, а попробовал сунуться на Чукотку – и сразу отработал машиной «полный назад». Конкуренции с американцами не выдержал! Когда я был в Уэлене, меня поразило, что тамошние чукчи хорошо говорят по- английски, но совсем не знают русского языка.
Не скрывая своего чиновного бессилия, Соломин попросил совета – как пресечь вывоз спирта из города?
– Проверяйте все нарты на выезде из города.
– Так просто?
– А зачем излишне мудрствовать лукаво?
– Попробую... Конечно, только в том случае, если меня не выставят отсюда, как щенка, который забыл попроситься на улицу. Сейчас я жду прихода «Сунгари».
Андрей Петрович еще раз оглядел нищенскую обстановку жилья отставного прапорщика, и ему захотелось помочь этому умному искалеченному человеку.
– Нет ли у вас просьб ко мне?
Жабин намек понял и застыдился:
– У меня крохотная пенсия. Потому и застрял на Камчатке, ибо жизнь во Владивостоке стоит бешеных денег. Если это не затруднит вас, примите меня на службу. Например, я мог бы стать смотрителем пристани и тех судов, что остались здесь, догнивая. К весне я обязуюсь полностью исправить рангоут и такелаж японской шхуны, которую летом конфисковал Кроун... Разве нам помешает иметь свой корабль?
– Отлично. Буду рад служить с вами, – ответил Соломин. – Так принести вам «Преступление и наказание»?
– Нет, не дадо... ну его к бесу!
Расстались они чрезвычайно дружелюбно, и беседа с прапорщиком укрепила Соломина в уверенности, что, утопая, не следует пренебрегать любою соломинкой. В двадцати пяти милях от Петропавловска, при входе в Авачинскую гавань, неустанно работал маяк – его беспокоящий луч пронзал метельные всплески, тревожил в ночи проплывающих ради добра и зла.
«Сунгари», где же ты «Сунгари»? Приди к нам!
Ясак без спирта
– Господин Неякин, как ваше здоровье?
– А как вы себя чувствуете, господин Соломин?
– Паршиво, между нами говоря.
– Вот и я тоже... между нами.
– Но я не ради этого вас позвал. Надеюсь, вы еще не забыли моих слов, которые я произнес, выпуская вас из карцера?
Неякин не отказал себе в удовольствии напомнить:
– Я вам тогда еще в очко попал.
– Плюнули! А я вам сказал, чтобы вы убирались с Камчатки во Владивосток, где вас должны судить... Так или не так?
– С трудом, но вспоминаю.
– Вы моего распоряжения не выполнили. Однако не надейтесь, что я отступился от вас... Урядник, где ты?
Миша Сотенный предстал.
– Сразу, как придет «Сунгари», это сокровище, – он показал на съежившегося Неякина, – погрузить без промедления на корабль и проследить, чтобы по пьянке не выпал за борт.
– Слушаюсь, – отвечал казак.
– У-у, сатрапы! – обругал их Неякин.
Соломин на это сказал ему:
– Цыть!
Блинов все чаще посматривал на календарь:
– Пора бы уж «Сунгари» от Анадыря появиться...
Теперь и Соломин испытывал волнение: с Камчатки еще не выехали некоторые приезжие, скопилась большая почта, немало казенной переписки. Отъезжающие заранее снесли чемоданы к пристани, сидели как на гвоздях, ожидая прибытия парохода.
Наконец с маяка сообщили, что вчера «Сунгари» прошел мимо Авачинской гавани, имея курс к югу – на Владивосток!
Почему так поступил капитан «Сунгари», выяснить было невозможно. Но тонкая ниточка, связывавшая Камчатку с Россией, окончательно прервалась – и теперь за всю зиму будут лишь одна-две почтовые полетучки.
Блинов сразу осунулся и сник, вызывая жалость.
– Теперь Сережу из института выгонят...
Соломин не знал, что ему и сказать.
– Успокойтесь! Я сочиняю бумагу на имя директора: так, мол, и так... что-нибудь сообща придумаем.
– Вы придумаете, а что Сережа придумает?
– Зимою возьму его с собою ясак собирать.
– Нашли дело... До ясака ли ему?
Соломин и сам понимал, что год студенческой жизни для молодого Блинова пропал. А старик был безутешен:
– Мы ведь с женою рассчитывали, что еще год-два – и Сережа встанет на ноги, тогда я брошу корпеть над этой чернильницей. Теперь все рухнуло... Черт бы побрал этого капитанишку – неужто трудно было ему к нам завернуть? Небось напился до чертиков, пропер свою пароходину мимо...
Камчатку сковало морозами. Установился хороший снежный покров, на улицах Петропавловска появились характерные борозды – это открылась езда на собаках.
И сразу запахло спиртом. Но как запахло!
