одной девушкой, моей соседкой, шли, бывало, в пятницу пройтись вдоль канала. Красавица она была писаная! А голосок какой! Соловей, одно слово — соловей! А какая добрая, чистая — не случайно же она в воскресной школе учительницей работала. Ничего, кроме поцелуя в щечку на прощанье, я себе с ней не позволял, можете мне поверить. В наши дни молодежь совсем другая была, не то что нынче! Мы умели уважать человеческое достоинство. Клюну ее эдак в щечку — и домой. Иду, мурлыкаю себе что-нибудь под нос, а рядом, на детской площадке, детишки играют, ковыляет навстречу малыш — я шляпу в знак приветствия приподниму, пробежит собака — поглажу ее, и все это из самых лучших побуждений. У меня эти сцены до сих пор перед глазами стоят. Солнце за собачьей площадкой садится. Ах! (Довольный собой, откидывается на спинку стула.)

Макканн. Точно так же солнце и за здание городской ратуши садилось.

Гольдберг. Какой еще ратуши?

Макканн. В Каррикмакроссе.

Гольдберг. И вы еще сравниваете?! Иду себе по улице, за калитку — и домой. «Сайми! — крикнет, бывало, моя старушка мать. — Быстрей, а то остынет!» И что бы вы думали, я нахожу на столе? Рыбу «фиш»! Ничего вкусней на всем белом свете нет.

Макканн. А я думал, тебя Нэт зовут.

Гольдберг. Матушка называла меня Сайми.

Пити. Да, все мы помним наше детство.

Гольдберг. И не говорите! А вы что скажете, мистер Уэббер? Детство. Грелки. Горячее молоко. Оладушки. Мыльная пена. Есть что вспомнить.

Пауза.

Пити (встает из-за стола). Ну, мне пора.

Гольдберг. Куда это вы?

Пити. Сегодня вечером у меня шахматы.

Гольдберг. Так вы не останетесь на наше торжество?

Пити. Нет. Ты уж меня извини, Стэн. Меня заранее не предупредили, а у меня сегодня партия. Постараюсь пораньше вернуться.

Гольдберг. А мы оставим вам выпить, хорошо? Да, кстати, надо пойти забрать бутылки.

Макканн. Сейчас?

Гольдберг. А когда же? Давно пора. Вы помните, Макканн, магазин за углом? Назовете мое имя.

Пити. Нам по дороге.

Гольдберг. Поскорей поставьте мат вашему противнику и возвращайтесь, мистер Боулс.

Пити. Постараюсь. До вечера, Стэн.

Пити и Макканн выходят в левую дверь. Стэнли направляется к центру.

Гольдберг. Теплый сегодня вечер.

Стэнли (поворачиваясь). Да отвяжитесь вы!

Гольдберг. Что вы, простите?

Стэнли (двигается к авансцене). Боюсь, что произошла ошибка. Здесь свободных мест нет. Ваша комната занята. Миссис Боулс забыла предупредить вас. Придется вам подыскать себе другой пансион.

Гольдберг. А вы, простите, здесь управляющий?

Стэнли. Вот именно.

Гольдберг. Вы серьезно?

Стэнли. Да, здесь я управляющий. Боюсь, что вам и вашему другу придется обратиться в другой пансион.

Гольдберг (поднимаясь). Да, совсем забыл, поздравляю вас с днем рождения. (Протягивает руку.) Желаю всего самого наилучшего.

Стэнли (делает вид, что не замечает протянутой руки). Вы что, глухой?

Гольдберг. Нет, с чего вы взяли? Сказать по правде, я сейчас в особенно хорошей форме, организм как часы работает. Для человека, которому за пятьдесят, не так уж и плохо, согласитесь? И все-таки, что ни говори, а день рождения остается днем рождения, хотя в наше время и принято относиться к этому празднику как к чему-то будничному, невыразительному. Нашли, говорят, что отмечать — день рождения! День как день, ничем от любого другого не отличается. Каково? Некоторые вообще готовы день-деньской в кровати проваляться. Знаю я их. До чего, говорят, противно утром вставать: кожа, мол, раздражена, на лице щетина, глаза слиплись, во рту помойка, ладони вспотели, нос заложен, ноги воняют — ну чем не смердящий труп?! Когда я такое слышу, мне, признаться, смешно делается. Ведь я-то знаю, что такое встать с солнышком под треск сенокосилки. Птички щебечут, звонят колокола, пахнет травой и томатным соком…

Стэнли. Убирайтесь.

Входит Макканн с бутылками.

Унесите отсюда спиртное. В этом доме не пьют.

Гольдберг. Вы явно не в духе, мистер Уэббер, а между прочим, сегодня у вас день рождения, и добрая хозяйка с ног сбилась, чтобы отметить это событие.

Макканн ставит бутылки на буфет.

Стэнли. Я же сказал, унесите бутылки.

Гольдберг. Мистер Уэббер, присядьте на минутку.

Стэнли. Вот что я вам скажу. Не выводите меня из терпения. Ваши гнусные шутки на меня все равно не действуют. Но хозяев этого дома я в обиду не дам, так и знайте. Они живут замкнуто и, в отличие от меня, в людях разбираются плохо. И я никому не позволю злоупотреблять их простодушием. (Не так решительно.) И вообще, вы совершенно напрасно пришли сюда. Здесь вам делать нечего, абсолютно нечего. Шли бы вы отсюда без лишних разговоров.

Гольдберг. Мистер Уэббер, сядьте.

Стэнли. Со мной шутки плохи, предупреждаю.

Гольдберг. Сядьте.

Стэнли. С какой стати я должен садиться?

Гольдберг. По правде говоря, Уэббер, вы начинаете действовать мне на нервы.

Стэнли. Вот как? Ну, знаете…

Гольдберг. Сядьте.

Стэнли. Нет.

Гольдберг вздыхает и садится за стол справа.

Гольдберг. Макканн.

Макканн. Нэт?

Гольдберг. Попросите его сесть.

Макканн. Да, Нэт. (Подходит к Стэнли.) Пожалуйста, садитесь.

Стэнли. Не сяду.

Макканн. Лучше будет, если сядете.

Стэнли. А почему вы не садитесь?

Макканн. Сесть должны вы, а не я.

Стэнли. Нет уж, спасибо.

Вы читаете День Рождения
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату