Краев подошел к бумажке, сиротливо желтевшей на выцветшей стене. 'Чума стоит за спиной. Она придет за всеми. Ее шаги неслышны, но дыхание ядовито', – было написано там корявыми русскими буквами. А снизу – еще надпись, но непонятная. Это больше напоминало арабскую вязь. Краев не умел читать по- арабски.
Краев неприязненно дернул плечами и взялся за ручку двери. Дверь не открывалась. Похоже, что она была заперта изнутри.
Глупо это было – пытаться вломиться в дом, где, вероятно, кто-то нелегально обитал. В этом доме не могли жить приличные люди и ничего хорошего Краеву от них ждать не стоило. Однако он дергал ручку до тех пор, пока не понял, что с этой стороны в дом не попадет.
Краев решил, что нужно попытаться найти вход сзади. Обошел дом сбоку и попал в небольшой дворик, засаженный старыми липами. И сразу же увидел труп.
Человек лежал на спине, раскинув руки, затылком на краю бетонного колодца. Одной ноги у него не было – такое впечатление, что ее отрубили вместе со штаниной. Отрублена была также и кисть правой руки. Краев, преодолевая тошноту, зажал нос, наклонился над мертвецом, махнул рукой. Туча серых и зеленых мух с жужжанием поднялась в воздух. И тогда Краев увидел буквы.
'Чума' – было вырезано на груди мертвого человека. Горло человека было перерезано, из раны в горле торчал букетик засохших желтых цветов. Зверобой.
Чума. Чума придет за всеми.
Это походило на ритуальное убийство. Очередная нестыковка – варварски убитый человек с букетом цветов, воткнутым в перерезанное горло, в центре безопасной и комфортабельной Москвы. Что ты думаешь на этот счет, Давила? Ты все еще уверен, что у вас уже три года нет преступности? Как там у нас дела с агрессией?
Краев наклонился еще ниже, кончиками пальцев вытянул идентификационную карту, торчащую из кармана мертвеца. Странная карта – красно-сине-белая, российская, но с фиолетовой полосой наискосок. Как будто кто-то зачеркнул карту, лишив этого человека права называться обычным россиянином. Кто убил его? За что его убили? Почему ему отрубили ногу и руку?
Краев брезгливо вытер карту о штаны и спрятал ее в одном из своих многочисленных карманов. Пригодится.
А дальше он совершил и вовсе уж непонятный поступок. Схватил мертвеца за оставшуюся ногу, приподнял и единым движением спихнул труп в колодец. Глухой всплеск свалившегося тела. Краев заглянул вниз. Колодец был узким и глубоким – метров пять. В тусклой маслянистой воде на дне его плавала спина того, кого Краев только что похоронил таким своеобразным способом.
Далекие голоса раздались за домом. Краев метнулся вперед, вглубь двора, с неожиданной ловкостью вскарабкался на раздвоенный ствол липы, спрятался в ветвях. Он не был уверен, что замаскировался достаточно хорошо, но действия, которые он сейчас производил, диктовались вовсе не его волей. Может быть, сознание его, как и положено психически больному человеку, раздвоилось, и больной участок мозга имел собственную логику, заставляющую превратиться Краева в героя триллера? Краев не знал. Он надеялся только на одно – что не свалится с дерева в самый неподходящий момент.
Двое вышли из-за дома. Краев поправил очки, чтобы видеть их лучше. Эти люди не выглядели как стандартные русские. Один, ростом повыше, был похож на славянина. На нем был жилет в стиле «милитари» – такой же, как на Краеве. Длинные белые волосы человека ниспадали до плеч. В правой руке он держал оружие – не современный электрошокер, положенный российскому милиционеру, а анахроничный обрез, сделанный из охотничьего ружья. Второй человек был мелок ростом, кривоног, черная борода его торчала вниз остроконечным конусом. На голове его присутствовала белая повязка – что-то в душманском стиле, остальная же одежда была вполне цивильной. В руках он тащил большую охапку сухих цветов. Зверобой.
Парочка странных типов промчалась по двору широким шагом и остановилась, как вкопанная, у колодца. Потрясение и даже ужас появились на лице черного. Белый человек оставался невозмутим.
– Слушай, его нэт, да? – заорал бородатый. – Он был, да? Тэпэрь нэт, да?
– Да, – ответил белоголовый.
– А-а! – возопил человек в повязке. – Аль маирра, тахын барак! – Он шваркнул свою вязанку на землю и начал топтать ее в приступе гнева, воздев руки к небу. Слова, вылетавшие из его рта, Краев идентифицировал как тюркские. Вероятно, это были ругательства, судя по интонирующим взвизгиваниям и завываниям.
Славянин наклонился над колодцем и заглянул туда одним глазом.
– Он там, – сказал он. – Плавает.
– Тахын барак! – взвыл черный. Он неожиданно подскочил к своему товарищу, вырвал у него обрез, и начал стрелять в колодец. Краев едва не свалился с дерева от грохота. – На! – орал черный, всаживая в колодец пулю за пулей. – На, иблис! На, полумех, чума шайтан!
Судя по всему, бородатый человек питал к убитому довольно недружественные чувства.
– Хватит. – Белоголовый положил руку на плечо черному. – Хватит. Патроны береги.
Черный бросил обрез на землю, сел на землю, скрестив ноги, закрыл глаза и забормотал что-то, оглаживая руками бороду. Вряд ли он перечислял прижизненные заслуги умершего. Вероятнее всего, молился.
Нога у Краева начала затекать, но он боялся пошевелиться. Ему показалось, что эти двое не были освобождены от агрессии. Более того, агрессия из них так и перла.
Высокий блондин ногами начал двигать охапку зверобоя к колодцу, пока она не свалилась вниз.
– Трава, запечатай чуму, – сказал он. – Запечатай зверя навеки. На эту неделю хватит. Уходим. Ты наделал много шума своими выстрелами, Али. Так нельзя.
Бородатый не отвечал, продолжал раскачиваться и монотонно бормотать.
– Пойдем, я сказал! – Белоголовый схватил черного за воротник и встряхнул так, что с того слетела головная повязка. Бородатый молча наклонился за своим тюрбанчиком. Счистил с него пыль, молча натянул
