Главная специальная операция впереди!

занимались.

Убеждён, что большинство читателей, в том числе во­енных специалистов, с недоумением увидели имя зна­менитого поэта-партизана Отечественной войны 1812 года генерал-лейтенанта Д.В. Давыдова в этом списке военных теоретиков мирового значения, а ведь именно Денис Васильевич является основоположником совре­менной мировой, европейской и российской теории спе­циальных операций (действий). В этой роли генерал-лей­тенант Давыдов, как и генерал-лейтенант Фёдор Констан­тинович Гершельман, обрусевший немец, в конце XIX века развивший теорию партизанских (специальных) дей­ствий Д. В. Давыдова и Н. С. Голицына до современного понятия партизанской специальной операции на терри­ тории противника, вообще не известны отечественным военным исследователям. Достижения русской военной мысли в области специальных методов ведения войны, почти на столетие опередившие западные военные тео­рии, к сожалению, смог использовать только один из со­ветских полководцев и военных теоретиков - М. В. Фрун­зе. После него теория войны, дающая целостное пред­ставление о внутренней сущности войны, взаимосвязи способов её ведения и достижения победы, в том числе с применением партизанских, диверсионных, информа­ционно-психологических и других специальных форм и способов, практически не разрабатывалась.

В России до сих пор нет общей теории войны, на ос­новании которой можно разрабатывать частные теории вооружённой, информационной и других форм борьбы. Этот провал в разработке системообразующей общей теории стал одной из главных причин, почему «зевнули» переход к войнам нового поколения, в том числе «холод­ной». Ни советская, ни российская политическая, ни во­енная наука так и не нашли отечественного термина для обозначения этого нового типа войны, и с 1946 года про­ должаем пользоваться иностранным заимствованием. Термин не мог появиться, поскольку в отечественной науке не выработано и не дано определение понятию, отражающему эту новую данность.

Мы не признали «холодную войну» против СССР на­стоящей, действительной войной, и Советский Союз, проиграв её, исчез с политической арены. Если мы не признаем ведущуюся против России вторую «холодную войну» и не будем действовать в ус­ловиях войны так, как подобает действовать на войне, мы, русские, и другие коренные народы России проиграем свою последнюю войну и ис­чезнем как нация.

Рассуждения об этичности и границах применения насилия возможны и нужны в философском споре в мир­ное время, но когда враг на твоей земле не важно какими средствами уничтожает твою веру, народ и государствен­ность, самое время вспомнить простые и мужественные слова русского солдата Василия Тёркина на войне: «Драться надо? - Так дерись!».

Можно ли отнести партизанские, диверсионные и тер­рористические действия к явлениям войны и вооружён­ной борьбы? Безусловно. Объём статьи-письма не по­зволяет достаточно полно раскрыть особенности войны и военных действий с применением специальных форм и способов их подготовки и ведения. Очень кратко и уп­рощённо их суть можно показать через раскрытие мето­да ведения войны. О специальных методах, формах и способах военных действий, что является основным на­правлением научной деятельности автора, в силу сек­ретности темы здесь рассуждать не будем.

Что такое метод ведения войны? Это способ дос­тижения победы. Победа в войне - это новый порядок межгосударственных (в гражданской войне - внутриполи­тических, общественных) и других отношений, изменение роли и места бывших воюющих сторон в геополитическом противоборстве, а вовсе не разгром или уничтожение во­оруженных сил противника. Если совсем кратко: цель вой­ны и сущность победы - другой послевоенный мир, мир на условиях победителя. Принципиально победа в вой­не, с точки зрения природы войны, как и любой другой борьбы, может быть достигнута преодолением внешнего сопротивления противника или лишением его внутренней способности к сопротивлению. Образно говоря, борца-рукопашника и его команду можно победить в честной от­крытой схватке на ковре, положив на лопатки, а можно иначе: подставить им никудышного тренера, подсунуть по­ рочную методику подготовки, плохо кормить, не отапли­вать их дома, обострить личные и семейные проблемы с жильём, образованием, здоровьем, пригрозить тяжкими последствиями в случае выигрыша. В итоге борец может вообще отказаться от схватки или сдастся во время боя, предварительно поторговавшись. Если способы подры­ва морального и физического состояния соперника непри­емлемы в честной спортивной борьбе, «то на войне, как на войне»: победу над противником пытаются добыть не только, а ныне уже не столько в открытой вооружённой борьбе с применением всех средств поражения на фронте, сколько изнутри - подорвать духовный, экономический, научно-технический, демографический и другие потенци­алы противника, т.е. лишить его внутренних источников силы и самой возможности успешно вести борьбу.

Именно такой метод достижения победы был приме­нён против СССР в первой «холодной войне», он же ис­пользуется и сейчас против России. Применение нашими геополитическими противниками специальных форм и способов борьбы для окончательного закабаления рус­ского и других коренных народов России требуют соот­ветствующих специальных форм и способов ответных действий. Переход к партизанским, диверсионно-террористическим и другим методам борьбы против оккупаци­онной власти является общемировой практикой и имеет историческую традицию на территории России. Как бес­смысленно иракскому народу выходить сейчас на откры­тое вооружённое столкновение с американскими войска­ми в условиях оккупации и тотального военного превос­ходства, так же, по-видимому, утратила смысл открытая политическая борьба в России в условиях тотального по­давления политических прав и свобод. Как явились бы провокационными призывы к открытому бою иракских партизан с американцами по законам и правилам класси­ческого военного искусства вместо диверсионных налё­тов и засад, так провокационными являются призывы добиться победы национально-патриотических сил по законам и правилам нынешних избирательных технологий в условиях тотальной, информационной и правовой окку­пации. Для победы и прихода к власти здоровых нацио­нальных сил в России нужны соответствующие асиммет­ричные формы и способы политической борьбы.

Можно ли сравнивать политическую обстановку в России в конце XIX века, когда возник русский полити­ческий терроризм народовольцев, с нынешней и при­слушаться к мнению Л.Н. Толстого по этой проблеме? И да, и нет.

Известно, что после убийства 1 марта 1881 года на­родовольцами императора Александра II, Лев Толстой обратился к его наследнику Александру III с просьбой о христианском прощении террористов. Он не только не оправдывал участников покушения и их методы борьбы, но и утверждал, что «подобные попытки кончились и не могли не кончиться ничем иным, как только погибелью многих хороших людей и всё большим и большим озве­рением правительства».

Вот как описал видение Л.Н. Толстым проблемы тер­роризма И.А. Ильин, когда ему, тогда ещё молодому чело­веку, было разрешено в 1906 году посетить Ясную Поля­ну. «Опять говорили о революционном движении, о партии террористов с их вечными покушениями, о правительстве с его вечными контрмерами. И то, и другое отвергалось. Но осуждать считалось «не по- христиански». Вопрос сто­ял по-другому: кто из этих насильников больший грешник и кто, следовательно, заслуживает большего сострада­ния - насильники снизу или сверху?... В беседе принима­ли участие только приверженцы доктрины Толстого. Все они искали расположения учителя, пытались предвосхи­тить его ответ и выказывали больше сострадания мини­страм, поскольку те составляют верхушку государства как системы и являются насильниками по профессии. Толстой говорил последним. Нет, сказал он, хуже - рево­люционеры. Министры исполняют свой политический долг, и у них все права бороться с революцией; в то время, как революционеры спонтанно и добровольно хватаются за убийство и террор, а потому больше грешат и заслужива­ют большего сострадания... Все сидели смущённые и сби­тые с толку» (том 6, кн.III, с.489).

Почему Л.Н. Толстой из двух видов насилия посчитал терроризм большим злом, чем насилие государственное? Наверное потому, что при всём неприятии им царской государственной власти в России полное отрицание го­сударства как орудия насилия, очевидно, означало от­рицание бытия самой России и русского народа как на­ции. Исходя из этого, Толстой, по-видимому, считал воз­можным и необходимым эволюционное совершенствова­ние государственной власти и народной жизни.

Могла ли Россия пойти по этому исторически длитель­ному пути и пройти его до появления в стране такого по­литического варианта самодержавия или конституцион­ной монархии, который бы воспринимался русским на­родом как истинно справедливый, как путь промысла Божьего? Скорее всего до самого начала