Тихоокеанскую железную дорогу. Мои тайные компании скупят ее за бесценок, и я захвачу контрольные пакеты акций всех железных дорог Америки. Благодаря тому, что Осгуд Хеннеси создал свою империю, меня никто не сможет остановить.
— Исаак Белл не дурак. Осгуд тоже.
— Достойные противники, — согласился Кинкейд, — но всегда отстают на несколько шагов.
Что касается Белла, подумал (но не сказал) он, тот едва ли переживет эту ночь, если Филип Доу будет, как всегда, сеять смерть.
— Должна предупредить, что у Франклина Мувери возникли подозрения относительно моста.
— Сейчас он уже ничего не сможет сделать.
— Мне кажется, ты становишься все более неосторожным. Тебя могут схватить.
Кинкейд посмотрел на звезды и ответил:
— Не могут. У меня есть разные виды секретного оружия.
— Что за оружие?
— Во-первых, ты, Эмма. Ты передаешь мне, что они собираются делать.
— А что я за это получу? — спросила она.
— Когда мы победим, все, что можно купить за деньги.
— А если мне нужно что-то… или кто-то… кого нельзя купить за деньги?
Кинкейд снова рассмеялся.
— На меня будет большой спрос. Придется встать в очередь.
— В очередь?.. — Эмма Комден подняла чувственное лицо к звездам. Глаза ее мрачно сверкнули. — А другое секретное оружие?
— Это тайна, — ответил Кинкейд.
Маловероятно, что Белл переживет покушение и будет так удачлив, что снова расстроит его планы, однако он не может рисковать. Даже ей нельзя рассказать об озере Лилиан.
— У тебя есть от меня тайны?
— Не обижайся. Ты знаешь, что ты единственная, кому я дал возможность предать меня.
Он не видел необходимости рассказывать о Филипе Доу. Точно так же он никогда не расскажет Доу о связи с Эммой, которая началась за несколько лет до того, как Эмма стала любовницей президента железной дороги.
Она горько улыбнулась.
— Я не встречала человека хуже тебя, Чарлз. Но я никогда не предам тебя.
Кинкейд огляделся, желая убедиться, что их никто не видит. Потом просунул руку под манто Эммы и привлек ее к себе. И ничуть не удивился, когда она не стала сопротивляться. Не удивился и тому, что, прежде чем набросить манто, она сняла с себя всю одежду.
— Ну-с, что у нас здесь? — хриплым от желания голосом сказал он.
— Передовая, — ответила она.
Глава 38
— Когда речь идет о политике, — фыркнул Осгуд Хеннеси в ответ на вопрос Белла, — я верю во все что угодно.
Исаак Белл сказал:
— Я серьезно, сэр. Вы верите, что Кинкейд действительно будет баллотироваться в президенты?
— Политики способны заставить себя поверить в любые фантазии. Могут ли его избрать? Возможно. Голосование — глупейшая штука. Слава богу, женщины не голосуют. Его бы выбрали только за смазливое лицо.
— Но выдвинут ли его? — настаивал Белл.
— Вот это действительно вопрос.
— Его поддерживает Престон Уайтвей. Уайтвей может решить, что шанс есть.
— Этот золотарь не остановится ни перед чем, лишь бы продать больше газет. Не забудьте, проиграет сенатор или выиграет, но до самой последней ночи предвыборной кампании Кинкейд будет на первых полосах.
Белл назвал нескольких предпринимателей из группы Уайтвея.
— Они действительно верят, что сумеют добиться для Кинкейда поддержки руководства партии?
Осгуд Хеннеси цинично усмехнулся.
— Преуспевающие дельцы считают, что преуспевают благодаря своему уму. На самом деле у большинства куриные мозги; им хватает ума только на то, чтобы делать деньги. Но я не вижу, почему бы им не удовольствоваться Уильямом Ховардом Тафтом. Они должны понимать, что если расколют партию, то проиграют выборы демократам и этому проклятому популисту Уильяму Дженнингсу Брайану. Дьявольщина! Может, просто решили развлечься в уик-энд за счет Уайтвея.
— Возможно, — сказал Белл.
— Почему вы спрашиваете? — спросил Хеннеси, проницательно глядя на Белла.
Белл сказал:
— Что-то мне здесь кажется неладным.
— Вы случайно не подрываете шансы соперника вашего друга получить руку моей дочери?
Белл встал.
— Я не хитрю. И не виляю. Я скажу вам сразу и прямо, что ваша дочь заслуживает лучшего мужа, чем Чарлз Кинкейд. Спокойной ночи, сэр.
— Подождите, — сказал Хеннеси. — Подождите… Я извиняюсь. Я высказался зря и явно несправедливо. Вы прямой человек. Виноват. Садитесь. Составьте старику компанию еще ненадолго. Через несколько минут вернется с прогулки Эмма.
Чарлз Кинкейд проводил Эмму Комден до дверей двойного купе, в котором жили они с Осгудом Хеннеси. Они услышали, что Хеннеси и Белл все еще разговаривают в гостиной.
— Спасибо, что вывели меня посмотреть на звезды, сенатор.
— Как всегда, это было удовольствие. Спокойной ночи, миссис Комден.
Они целомудренно обменялись рукопожатием. Затем Кинкейд отправился в свое купе, в нескольких вагонах от «особого». Колени у него дрожали, голова кружилась — так на него всегда действовала Эмма Комден. Он открыл дверь, закрыл — и понял, что в его номере кто-то сидит. Доу? Спасается от преследования? Никогда: согласно своему строгому кодексу убийца скорее выстрелил бы себе в голову, чем предал друга. Кинкейд достал из кармана «Дерринджер» и включил свет.
Эрик Сорс сказал:
— Сюрприз, сенатор.
— Как вы сюда попали? — спросил Кинкейд инженера.
— Взломал замок, — небрежно ответил тот.
— Зачем?
Сорс снял очки в тонкой стальной оправе и сделал вид, что протирает их носовым платком. Наконец он снова надел очки, пригладил кончики висячих усов и ответил:
— Шантаж.
— Шантаж? — переспросил Кинкейд, напряженно размышляя.
Сенатор Кинкейд знал, что Эрик Сорс — помощник инженера Франклина Мувери. А вот Саботажник знал, что Сорс подделывал уходящие к Мувери отчеты о состоянии каменных опор моста через каньон Каскейд.
Он приставил «Дерринджер» к голове молодого инженера. Сорс не дрогнул.
— Вы не можете застрелить меня в своем купе. Которое гораздо роскошней моего жалкого маленького купе в «пуллмане». Ваше купе роскошнее даже купе мистера Мувери.
— Я могу застрелить вас и застрелю, — холодно сообщил Кинкейд. — Было темно. Я не узнал бедного мистера Сорса. Подумал, что это убийца, и защищался.
