строгости… Это же в любой сфере беда, когда на одну доску ставят умного и дурака, мерзавца и порядочного, даровитого и бездарного. И не только на одну доску ставят, но случается, что дураку или мерзавцу отдают предпочтение. Когда мы видим такое, возмущаемся, негодуем, взываем к общественному мнению, а в семье у нас нередко творится то же самое, и мы не замечаем или не хотим этого замечать… Игорь был трудный мальчик, а мы не могли, не умели быть с ним жестче, нежели с Олегом… Не подумайте; пожалуйста, что я оправдываюсь, на кого-то перекладываю хотя бы часть ответственности. Нет, не перекладываю. Наши дети — это наша доблесть или наша вина.
Прошли еще одну троллейбусную остановку.
— Скажите, — спросил, Андрей Аверьянович, — как Олег относился к брату?
— Любил.
— И был всецело под его влиянием?
— Этого бы я не сказал. При всей человеческой мягкости Олег имел характер самостоятельный. Нет, он не был под влиянием брата, особенно последний год: Игорь поступил в институт, и они заметно отдалились друг от друга.
Еще помолчали.
— Не буду вас обнадеживать, — наконец сказал Андрей Аверьянович. — Я постараюсь доказать, что Олег не совершал преступления. Может быть, сумеем выяснить, почему он взял на себя чужую вину…
— Я вас понимаю. Поверьте, что я хочу только одного — развязать этот узел.
Они распрощались. Андрей Аверьянович весь вечер вспоминал этот разговор. Седых был искренен и ничего не хотел скрывать. Другое дело, что он не все мог договорить до конца — слишком глубоко пришлось бы ему проникнуть, в сложный и, наверное, противоречивый мир их семейной жизни, куда он не хотел углубляться. Но он сказал достаточно, чтобы Андрей Аверьянович понял и узнал главное, что ему надо знать о жизни Игоря и Олега в семье.
8
Зазвонил телефон. В конторе выдался тихий час, Андрей Аверьянович один сидел за своим столом. Он встал, подошел к телефону и услышал в трубке глуховатый от волнения женский голос:
— Мне нужен адвокат товарищ Петров.
— Я вас слушаю, — ответил Андрей Аверьянович.
— Мне очень нужно с вами поговорить.
— Если очень нужно, приходите в нашу консультацию. Знаете, где она помещается?
— Знаю. Когда можно прийти?
— Можете зайти сейчас. Вы далеко?
— Нет, недалеко. Спасибо.
Трубку на том конце провода повесили. Андрей Аверьянович постоял, глянул в окно. Подняв воротники, втянув голову в плечи, торопливо пробегали мимо прохожие. Вперемешку с дождем падал на землю мокрый снег. Он таял на тротуарах, на мостовой и только кое-где, в ложбинках, под окнами, оставались белые мазки. «Мерзкая погода», — подумал Андрей Аверьянович, но подумалось просто так, без огорчения. В такую погоду хорошо работалось, думалось, ничто не отвлекало и не дробило мысли.
Не успел Андрей Аверьянович снова сесть за стол, как в комнату вошла девушка в светлой вязаной шапочке, в пальтишке с белым меховым воротничком.
— Вы товарищ Петров? — спросила девушка, напряженно тиская в руках перчатки.
— Да, я товарищ Петров, Андрей Аверьянович. С кем имею честь?
— Моя фамилия Смирнова, я учусь в одном классе с Олегом Седых, и мне очень нужно с вами поговорить. Я узнала, что вы были у нас в школе и очень пожалела, что не увидела вас там…
Все это было сказано на одном дыхании, тем же глуховатым от волнения голосом, что звучал в телефонной трубке.
«Звонила из автомата на углу, — отметил про себя Андрей Аверьянович, — поэтому появилась здесь так быстро». Вслух он произнес:
— Садитесь. И скажите, как вас зовут?
— Мария, — опускаясь на стул, ответила девушка.
— Друзья зовут вас Машей?
— Да.
— Если не возражаете, я буду называть вас так же.
— Конечно, пожалуйста.
— Итак, Маша, что же вас ко мне привело?
Девушка заговорила не сразу. Начало своей речи она, скорее всего, приготовила заранее, но сейчас все вылетело из головы, и она собиралась с мыслями. Андрей Аверьянович молчал, не желая до времени помогать ей. Пока что он из-под приспущенных век внимательно смотрел на нее.
Маша Смирнова была красива. Тонкий нос с ноздрями, которые романисты именуют трепетными, резко очерченные, свежие губы, матовое, с легким румянцем лицо и черные, крутыми полудужьями брови. Когда она подняла на Андрея Аверьяновича большие серые глаза, он подумал, что она очень красива.
— Я уже сказала вам, — начала Маша — что учусь с Олегом Седых в одном классе. С ним случилась беда, он сейчас в тюрьме, его обвиняют в преступлении, и я пришла сказать вам, что никто в классе в это не верит. Не может поверить, что Олег напал на старушку, ударил, отнял деньги. Это чудовищная чепуха, ничего этого не могло быть на самом деле.
— Но он признался.
— Все равно мы не верим. Мы писали письмо в прокуратуру. Если нужно, еще напишем письмо и подпишемся.
— Чего же вы от меня хотите?
— Чтобы вы помогли ему. Вот вы сами верите, что он старушку ограбил? Смог ограбить?
— В суде не принимают во внимание эмоции, — Андрей Аверьянович улыбнулся, — в суде нужны доказательства.
— Значит, верите? — Маша спрашивала напористо, глаза ее блестели, щеки зарумянились еще больше.
Андрей Аверьянович вздохнул: трудно разговаривать с этими бескомпромиссными молодыми людьми. Трудно увиливать от прямых вопросов. И он не стал увиливать, ответил прямо:
— Я не верю.
— Ой, как хорошо! — Маша даже ладошками всплеснула.
— Хорошего пока что мало, — остудил ее пыл Андрей Аверьянович. — И вашей и моей веры недостаточно, нужны факты.
— Мы в письме привели много фактов. Можем еще привести.
— Письмо я ваше читал. Хорошее письмо. И факты убедительные для характеристики Олега вообще. Но они не могут служить необходимым доказательством его невиновности. К сожалению.
— Но если вы не верите, что Олег преступник, вы найдете и доказательства. Ведь найдете?
Наивная надежда и вера в его возможности были трогательны, но Андрей Аверьянович не позволил себе растрогаться.
— Вы ко мне по поручению товарищей или по собственной инициативе? — спросил он.
Маша смутилась.
— Еще раз мы собрания не собирали, — сказала она, опустив глаза, — специально никто мне поручения не давал, но я говорила со многими, все так думают, и если нужно…
— Скажите, Маша, письмо, которое вы адресовали в прокуратуру, все ученики вашего класса подписали?
— Нет, — тихо ответила Маша.
— Кто же не подписал?
— Лида Горбик.