— Да, искала, — говорит Тара.
Она начинает объяснять, что ее послал мистер Баррис. Она лезет в карман, но там нет визитки и она, смущенная, останавливается.
— Что-то не так? — спрашивает мужчина в сером костюме.
— Нет, — говорит Тара, теперь совсем неуверенная брала ли она карточку или та осталась на столике в ее номере. — Я хотела поговорить с Вами о цирке.
— Очень хорошо, — говорит он. Он ждет, когда она начнет, а на его лице отображается лишь слабый интерес.
Она постаралась сделать все возможное, чтобы объяснить свое беспокойство. Что в цирке происходит нечто большее, чем обладают люди. Что там есть некоторые элементы, которым она не может найти объяснение. Она повторяет некоторые вещи, о которых до этого говорила мистеру Баррису. Беспокойство от того, что невозможно быть уверенным, реально ли все это. Это как смотреть в зеркало и видеть там одно и тоже лицо неизменным долгие годы. Она часто запинается, ей трудно формулировать, что же она имеет в виду. Слабый интерес на лице не меняется другим выражением.
— Так чего же Вы хотите от меня, мисс Бёрджес? — спрашивает он, когда она закончила.
— Мне бы хотелось получить объяснение, — говорит она.
Он смотрит на нее некоторое время с тем же самым неизменным выражением лица.
— Цирк — это просто цирк, — говорит он. — Впечатляющие представления, но не более того. Вы согласны? — Тара кивает, прежде чем может осознать его ответ. — Вы не опоздаете на поезд, мисс Бёрджес? — спрашивает он.
— Да, — говорит Тара. Она совсем забыла про свой поезд. Она гадает, который сейчас час, но нигде не может найти часов, чтобы проверить.
— Я как раз иду на станцию. Не возражаете против компании?
Короткий путь от отеля до станции они проделывают вместе. Он придерживает перед ней дверь и бросает незначительные фразы о погоде.
— Я думаю, в Ваших же интересах найти для себя какое-то другое занятие, — говорит он, когда они подходят к поездам. — Что-то, что отвлечет Вас от цирка. Согласны?
Тара опять кивает.
— Доброго дня, мисс Бёрджес, — говорит он, приподнимая шляпу.
— Доброго дня, — эхом повторяет она.
Он оставляет ее на платформе, а когда она оборачивается, чтобы посмотреть в какую сторону он ушел, в толпе нигде не видно серого костюма.
Тара стоит на краю платформы в ожидании поезда. Она не может припомнить, говорила ли мистеру А.Х. на каком поезде поедет, но он, тем не менее, привел ее на верную платформу. Ей кажется, что она хотела спросить его еще о чем-то, но не может вспомнить о чем. Она вообще мало что помнит из разговора, за исключением впечатления, что есть что-то еще, на что ей стоит обратить внимание, где-то еще следует побывать, что есть еще и другие вещи, более достойные ее внимания. Она гадает, что же это может быть, когда ее взгляд ловит вспышку серого на противоположной стороне платформы.
Мистер А.Х. стоит в затемненном углу и с этого расстояния Тара видит, что он с кем-то спорит, но не видит с кем. Все остальные проходят мимо, не глядя в их направлении. Когда свет, падающий из верхних окон, смещается, Тара может видеть, с кем спорит мистер А.Х.
Мужчина не высок, а шляпа находится почти на том же уровне, что и у серого костюма, и Таре поначалу даже кажется, что этот человек лишь отражение и она находит странным, что мистер А.Х. мог бы спорить со своим собственным отражением, находясь в центре вокзала. Но этот костюм явно темнее. Волосы отражения длиннее, хоть и похожи по цвету на оттенок серого.
Сквозь толпу и клубы пара Тара может заметить яркие пятна кружев на манжетах, темные глаза, которые ловят свет куда больше остальных лиц. Эти свойства временные и потом исчезают в искажении тени снова, никогда не оставаясь постоянными более чем на мгновение.
Свет опять сдвигается и фигуру видно как сквозь марево, несмотря на то, что мистер А.Х. остается сравнительно четким. Тара делает шаг вперед, ее взгляд устремлен на видение, что находится на противоположной платформе.
Она не видит поезд.
Движение
Герр Тиссен всегда рад, когда цирк приезжает в его родную Германию, но в этот раз он особенно вне себя от радости, поскольку цирк обосновался рядом с Мюнхеном, поэтому ему не нужно бронировать комнаты в другом городе.
А еще у него есть обещание мисс Селии Боуэн, что она навестит его. Они когда не встречались, хоть и долгие годы обменивались письмами, и она выказала желание посетить его мастерскую, если он не против. Фредрик ответил, что, конечно же, он не возражает и ей будут рады в любое время.
Несмотря на больше количество писем, бережно хранимых в кабинете, он не уверен, чего ожидать от её приезда.
Он удивлен, когда узнает в женщине, стоящей на пороге, иллюзионистку.
У него не вызывает сомнений, что это именно она, несмотря на то, что на ней надето светло-розовое платье, а не черно-белое творение, в котором он привык ее видеть. Её кожа теплее, ее волосы мягко вьются, а ее шляпка совсем не похожа на тот шелковый цилиндр, но её лицо он бы узнал где угодно.
— Это честь для меня, — говорит он вместо приветствия.
— Большинство людей не узнают меня, за пределами цирка, — говорит Селия, когда он берет её руку.
— Тогда большинство людей — идиоты, — говорит он, поднося ее руку к губам и слегка целуя перчатку. — Хотя я и себя чувствую дураком, потому что все это время не догадывался кто же Вы на самом деле.
— Я должна была Вам сказать, — говорит Селия. — Примите мои извинения.
— Никаких извинений. Я должен был догадаться по тому, как Вы описывали цирк, что Вы не просто обычный посетитель. Вам известен там каждый закуток.
— С большинством укромных уголков я знакома. Не со всеми, правда.
— Даже для собственных магов в цирке остались тайны? Это впечатляет.
Селия смеется и Фредрик ведет ее на экскурсию в свою мастерскую.
Мастерская организована таким образом, что передняя часть занята в основном чертежами и эскизами, далее расположены длинные столы, заваленные различными составными частями и ворохом опилок, ящики заполнены механизмами и инструментами. Селия внимательно слушает, пока он рассказывает весь процесс изготовления, задавая вопросы о технической стороне дела, словно сама является конструктором.
Он поражен на сколько свободно она говорит на немецком, хотя письма друг другу они писали на английском.
— Я говорю на языках более свободно, чем читаю или пишу на них, — объясняет она. — Это что-то на уровне звуков. Я могла бы переложить их на бумагу, но уверена, что результат был бы плачевным.
Несмотря на седеющие волосы, когда Фредрик улыбается, он выглядит моложе. Селия не может оторвать глаз от его рук, когда он показывает ей хрупкие часовые механизмы. Она представляет, как эти пальцы подписывают каждое письмо, которое она получила и прочла столько раз, что они врезались ей в память, и находит странным, что немного стесняется того, кого знает настолько хорошо.
Он смотрит на нее с постоянным вниманием, пока они переходят от одной полки с часами в разной степени готовности, к другой.
— Могу я спросить у Вас кое о чем? — спрашивает он, в то время, как она разглядывает коллекцию фигурок, дожидающихся своего часа среди древесной стружки, чтобы быть размещенными на часах.
