Он берет бутылку и протягивает её Марко, не глядя ни на бутылку ни на него, едва отдавая отчет своим действиям.
— Может быть Вам принести другую, сэр?
— Да, спасибо, — говорит Чандреш, выходя неспешно из кабинета Марко, возвращаясь в свой собственный.
Он усаживается в кожаное кресло у окна.
В кабинете, Марко, дрожащими руками, собирает разбросанные чертежи и бумаги. Он скручивает чертежи обратно в рулоны, а бумаги и книги складывает в стопки.
Он подбирает серебренный нож с пола и возвращает его в мишень, висящей на стене в кабинете, попав им прямо в яблочко.
А затем он опустошает каждый ящик в кабинете, забирая из них все бумаги и документы. Когда все бумаги сложены как нужно, он достает чемоданы из своих смежных комнат и заполняет их до верху ими. Большую книгу в кожаном переплете он аккуратно укладывает между стопками бумаг. Он прочесывает свои комнаты, чтобы изъять оттуда все личные вещи.
Он гасит все лампы в кабинете и запирает за собой дверь на ключ.
Прежде чем уйти на ночь, с чемоданами в руках и рулонами чертежей подмышками, Марко ставить бокал и полную бутылку бренди на столик перед креслом Чандреша, который даже не замечает его появления. Он пристально смотрит в темноту окна на дождь. Он даже не слышит щелчок замка, когда Марко уходит.
— Он не отбрасывает тени, — бормочет Чандреш себе под нос, прежде чем налить себе бокал бренди.
Поздно вечером Чандреш имеет продолжительную беседу с духом старого знакомого, которого он знал под именем Просперо Чародей. Думая, что возможно, он просто дрейфует по волнам выпитого бренди, во всем остальном его разум ничем не потревожен, что поддерживается прозрачным магом.
Три Чашки Чая с Лейни Бёрджес
Студия госпожи Аны Падва занимает поразительное пространство и находиться неподалеку от Хайгетского Кладбища с окнами от пола до потолка, обеспечивающими панорамный вид Лондона. На манекенах выставлены платья, в тщательно продуманных композициях, одни стоят в группах, другие по парам, тем самым производя впечатление, что здесь происходит прием с большим количеством безголовых гостей.
Лейни в ожидании госпожи Падва бродит среди черно-белых костюмов, останавливаясь, чтобы полюбоваться атласным платьем цвета слоновой кости, на котором вышит черным ажурный узор, напоминая кованное железо, выполненное в длинных закрученных линиях и завитушках.
— Я могу сшить его в цвете, если ты хочешь такое себе, — говорит госпожа Падва, когда она входит в зал, её трость сопровождает женщину равномерным постукиванием о кафель.
— Оно слишком грандиозно для меня, тетушка Падва, — говорит Лейни.
— Их трудно уравновесить из-за отсутствия цвета, — говорит госпожа Падва, развернув манекен и внимательно, осмотрев шлейф, прищурив глаза. — Слишком много белого и люди полагают, что перед ними свадебное платье, слишком много черного и вот, платья становятся, по мнению людей, удручающими и мрачными. Думаю, этому надо бы подбавить еще черного. Я могла бы подбавить еще пышности в рукавах, но Селия терпеть их не может.
Прежде, чем они садятся за стол у одного из окон пить чай, госпожа Падва водит Лейни по залу и показывает одни из последних её работ, включая и стену увешанную набросками.
— У Вас каждый раз, когда я сюда прихожу новая помощница, — замечает Лейни, когда последняя версия принесла поднос с чаем и вновь быстро исчезла.
— Им становиться скучно ждать, когда я умру, поэтому, словно порхающие мотыльки летят на огонек другой работы на кого-нибудь еще, когда решают, что выталкивать меня из окна и надеяться, что я скачусь с холма и въеду вперед ногами прямиком в мавзолей, слишком хлопотно. Я старуха с мешком денег за душой и не имеющая наследника; а они — стервятники, притаившиеся под маской добропорядочности и благодушия. Но их благодушия не хватает больше, чем на месяц.
— Я всегда, считала, что Вы хотите всё завещать Чандрешу, — говорит Лейни.
— Чандреш не нуждается ни в каких финансовых вливаниях, и я не думаю, что он будет в состояние справиться с завершением всех дел так, как бы я предпочла это сделать. У него нет способности принимать решения и оценивать их, что касается моего бизнеса. В последние дни он похоже вообще не может принимать никаких решений, чего бы это не касалось.
— Он что, плох? — спрашивает Лейни, помешивая чай.
— Он как будто утратил частичку себя, — говорит госпожа Падва. — Я и прежде видела, как он отдавался каким-либо проектам, но никогда до такой степени. Этот же высосал из него все соки, он стал бледной тенью себя прежнего. Хотя, что касается Чандреша, но и его призрак ярче, чем большинство людей. Я делаю, все, что в моих силах. Я нахожу авангардные балеты, чтобы заманить в его театр. Я служу ему опорой в опере, когда он должен делать то же самое для меня. — Она делает глоток чая из своей чашки, прежде чем добавить, — И я не завожу разговоры на деликатные темы, моя дорогая, но держу его подальше от шлейфов.
— Это кажется мудрым, — говорит Лейни.
— Я знаю Чандреша с тех пор, как он был ребенком, это наименьшее, что я могу сделать для него.
Лейни кивает. У нее есть и другие вопросы, но молодая женщина решает приберечь их для кое-кого другого, к кому она собирается нанести визит. Остаток дня они обсуждают только моду и различные направления в искусстве. Госпожа Падва настаивает, что сошьет менее торжественное платье, чем то из слоновой кости с добавлением черного узора, в персиковых и кремовых тонах, нарисовав эскиз в считанные секунды.
— Когда я отойду от дел и уйду на пенсию, это всё отойдет к тебе, моя дорогая, — говорит госпожа Падва, прежде чем Лейни покидает студию. — Я бы больше никому не доверила своё дело.
Кабинет довольно просторный, но выглядит меньше своих истинных размеров из-за большого объема содержимого. В то время, как стены по большей части состоят из матового стекла, большая их часть, в свою очередь, заставлена шкафами и полками. Чертежный стол у окна практически похоронен под грудой бумажного хаоса, всевозможных таблиц, диаграмм и чертежей. Мужчину в очках, сидевшего за ним, практически не видать, он незаметен, потому как почти сливается с окружающей его бумажной вакханалией. Звук от его карандаша, царапающего бумагу, так же методичен и точен, как тиканье часов в угла.
Этот кабинет точности такой, как кабинет в Лондоне, и в Вене, прежде чем он был перенесен сюда в Базель.
Мистер Баррис откладывает свой карандаш и наливает себе чашку чая. Он чуть не роняет её из рук, когда поднимает глаза и видит перед собой Лейни Бёрджес, стоящую в дверном проеме.
— Твоего помощника, по-видимому, нет на месте в данный момент, — говорит она. — Я не хотела тебя пугать.
— Всё в полном порядке, — говорит мистер Баррис, ставя свою чашку на стол, прежде чем подняться со своего стула. — Я не ждал тебя раньше вечера.
— Я села на более ранний поезд, — говорит Лейни. — И я хотела повидаться с тобой.
— Я всегда только рад, провести с тобой времени побольше, — говорит мистер Баррис. — Чаю?
Лейни кивает, пока пробирается через нагромождения в кабинете к креслу по другую сторону от
