тетушки Пава, у обоих есть работа, которая отнимает всё их время, что полностью занимает их мысли. Сама я не интересовалась этим довольно долго. Я очень любила свою сестру, и всегда буду любить, но думаю, что она совершила ошибку.
— Я думала, это был несчастный случай, — тихо говорит Селия, глядя вниз на узорные тарелки.
— Нет, еще до несчастного случая. Её ошибка была в том, что она задавала неправильные вопросы, не тем людям. Я не планирую совершать ту же ошибку.
— Вот почему ты здесь.
— Вот почему я здесь, — говорит Лейни. — Сколько мы друг друга знаем?
— Больше десяти лет.
— Теперь-то разумеется, ты достаточно мне доверяешь, чтобы рассказать, что на самом деле здесь творится. Я сомневаюсь, что ты не станешь ничего мне рассказать, или предложить, чтобы я не утруждала себя подобными вопросами.
Селия ставит свою стеклянную чашку на блюдце. Она старается объяснить, как можно лучше. Она оставляет детали неопределенными, открывая только основу самого поединка, и как цирк работает, пока добирается до следующего места представлений. Каким образом некоторые люди, знают больше других, однако она предпочитает не называть их имена и дает понять, что даже у неё нет ответов на все вопросы.
Лейни ничего не говорит, она внимательно слушает и иногда прихлебывает чай.
— Как давно знает Итан? — спрашивает она, когда Селия закончила говорить.
— Очень давно, — отвечает Селия.
Лейни кивает и подносит свой бокал к губам, но вместо того, чтобы отпить из него, она разжимает пальцы.
Чашка падает и разбивается о блюдце. Стекло разбивается, и этот звук эхом разносится по комнате. Чай расплескивается по столешнице.
Прежде чем кто-либо повернулся на шум, чашка вновь стала целой. Осколки собрались обратно, вернув чашке прежнюю форму вокруг пролитой жидкости, и чашка, как ни в чем не бывало, стоит на столе, а поверхность столешницы сухая.
Те, кто всё-таки успели бросить взгляд на их столик, обратив внимание на шум, решили, что это плод их воображения и вернулись к своим собственным чашкам.
— Почему же ты не остановила это, прежде чем всё не разрушилось? — спрашивает Лейни.
— Я не знаю, — говорит Селия.
— Если тебе когда-нибудь что-нибудь будет нужно от меня, мне бы хотелось, чтобы ты попросила, — говорит Лейни, когда поднимается, чтобы уйти. — Я устала от того, что у всех есть свои секреты, которые убивают других людей. Мы все вовлечены в ваши игры, и мне кажется, что нас вряд ли удастся так же легко восстановить как чайную чашку.
Селия сидит в одиночестве еще какое-то время, после того, как Лейни уходит. Чай в обеих чашках полностью остыл.
Бурные моря
После того, как фокусница берет свой лук и исчезает перед восхищенными глазами зрителей, они аплодируют, сотрясая уже пустой воздух. Одни встают со своих мест, а некоторые болтают со своими спутниками, изумляясь такому трюку, выходя в появившуюся дверь на стене полосатого шатра.
Один человек остается сидеть на своем месте в узком ряде кресел, пока все расходятся. Его глаза, почти полностью скрытые тенью от надвинутой на лоб шляпы, сосредоточены на том месте, где всего мгновение назад находилась иллюзионистка.
Остальные зрители уходят.
Мужчина продолжает сидеть.
Через несколько минут дверь опять растворяется в стене шатра.
Взгляд мужчины не дрогнул. У него не так много осталось, лишь смотреть на исчезающую дверь.
Мгновение спустя, Селия Боуэн сидит перед ним, повернувшись боком к спинке стула и сложив на неё руки. Она одета точно так же, как и на своем представлении, в белое платье покрытое черными кусочками головоломки, которые собираются воедино по подолу.
— Ты пришел навестить меня, — говорит она, неспособная спрятать в голосе удовольствие.
— У меня появились несколько свободных дней. А тебя в последнее время не было вблизи Лондона.
— Мы будем в Лондоне осенью, — говорит Селия. — Это становиться чем-то вроде традиции.
— Не могу так долго ждать встречи с тобой.
— Я тоже рада тебя видеть, — мягко говорит Селия.
Она протягивает руку и поправляет поля его шляпы.
— Как тебе «Облаковый лабиринт»? — спрашивает он.
Он берет её за руку, как только девушка опускает её.
— Нравится, — говорит она, и у неё перехватывает дыхание, когда его пальцы переплетаются с её. — Ты убедил нашего мистера Барриса помочь тебе с лабиринтом?
— Так и есть, убедил, — говорит Марко, пробегая большим пальцем по внутренней стороне её запястья. — Я подумал, что могу воспользоваться некоторой помощью, чтобы добиться равновесия. Кроме того, у вас с ним есть Карусель, а у нас с тобой Лабиринт, и я подумал, что будет справедливо, если и у нас с Баррисом появиться свой аттракцион.
Напористость его взгляда и ощущение от прикосновений его пальцев, накатывают на Селию словно волной и она убирает свою руку из его, прежде чем, это волна не накрывает её с головой.
— Ты приехал, чтобы продемонстрировать свое собственное мастерство прославленных иллюзий? — спрашивает она.
— В моей повестке дня не значился такой пункт на этот вечер, но если желаешь…
— Ты уже наблюдал за мной, так что это было бы честно.
— Я мог бы наблюдать за тобой всю ночь, — говорит он.
— Ты и так наблюдал за мной всю ночь, — говорит Селия. — Ты был на всех моих представлениях в этот вечер, я заметила. — Она встает и идёт в центр арены, поворачиваясь так, что подол её платье закручивается вокруг неё. — Я вижу все места, — говорит она. — Ты не спрятался от меня, когда сел на задний ряд.
— Я подумал, что, если сяду в первый ряд, то мне очень захочется к тебе прикоснуться, — говорит Марко, вставая со своего места, чтобы подойти к краю арены, как раз, оказываясь в первом ряду.
— Я стою достаточно близко для твоей иллюзии? — спрашивает она.
— Если я скажу нет, ты подойдешь ближе? — в ответ спрашивает он, не потрудившись скрыть улыбку.
В ответ Селия делает еще один шаг в его сторону, подол ее платья шуршит, соприкасаясь с её туфлями. Теперь она стоит к нему достаточно близко, чтобы он поднял свою руку и положил ей на талию.
— Ты не прикасался ко мне последнее время, — замечает она, но не возражает.
— Я подумал, что попробую нечто особенное, — говорит Марко.
— Я должна закрыть глаза? — шутливо спрашивает Селия, но вместо ответа, он поворачивает её спиной к себе, продолжая держать свои руки на её талии.
— Смотри, — шепчет он ей на ухо.
Полосатое полотно шатра колышется, а затем мягкая поверхность затвердевает, и тканевые стены превращаются в бумагу. На стенах появляются слова, написанные от руки. Селия может различить обрывки шекспировских сонетов и гимны, восхваляющих, греческих богинь, пока поэзия заполняет весь шатер. Она охватывает стены, потолок и растекается по полу.
